По логике: о законах мышления; закон тождества; закон противоречия; исключение третьего недостаточного основания; о видах суждений по связности, степени достоверности; методы систематические и дидактические. Отметки получал 4 и 5, годовая – 4, но по сочинению и здесь была 3.
По гражданской истории: Швеция при королях; вступление на престол Карла XII; возвышение Бранденбурга; великий курфюрст Фридрих I, король прусский Вильгельм I; история России в XIII веке; Екатерина II; Людовик XIV. По истории Джугашвили сдавал на ровную 4, однако и здесь сочинения не удавались: 2 с минусом, 3, годовое на 3.
В курсе математики изучали линии параллельной плоскости, поверхность призмы, объем пирамиды. Отметки: 4 с минусом, 4, 3, 1, 2. Общий балл—3, годовой—3. По греческому языку Сосо сдавал перевод из Демосфена, получил 3 и 4, годовая – 4. Очень неровные оценки по грузинскому языку (чтение псалмов и канона), встречались 5, 4 с плюсом и минусом, 3, 2 и 1, итоговую вывели 3, а вот за годовое сочинение получил 5. По пению годовой балл был 4, среди отметок и 5, и 2[155].
Появилось нечто новое и в кондуитном журнале. В том учебном году главные проступки Иосифа Джугашвили были связаны с чтением. Инспектор дважды отнимал у него романы В. Гюго, в третий раз он попался с книгой популярного тогда этнографа и социолога Шарля Летурно. Книги юноша брал по абонементу «Дешевой библиотеки». Из других его провинностей в течение года инспекторы отметили только опоздания на церковные службы, опоздания на утреннюю молитву и чай, болтовню в классе (см. док. 16). Проявлений явного бунтарства по-прежнему не заметно, что бы ни говорили некоторые мемуаристы.
Чем в ту пору зачитывались семинаристы и в их числе Сосо Джугашвили? Авторы воспоминаний о Сталине говорят о чтении классической русской литературы, грузинской, с неизменно любимым «Витязем в тигровой шкуре» Шота Руставели, произведениями современных авторов – Александра Казбеги, Важи Пшавела, Ильи Чавчавадзе (редактора газеты «Иверия»), Игнатия Ниношвили (рано умершего писателя, участника «Месамедаси»). Называют произведения Л. Н.Толстого, Ф. М. Достоевского, У. Шекспира, Ф. Шиллера, Д. И. Писарева, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. В. Гоголя, У. Теккерея; историческую литературу, в том числе по русской истории, истории Великой французской революции, революции 1848 г. и Парижской коммуны[156] (см. док. 4).
Это довольно типичный круг чтения того времени. Заслуживает внимания упомянутая выше книга Ш. Летурно, а также «История культуры» Юлиуса Липперта (1839-1909), этнографа и историка культуры, выводившего все формы культуры из трудовой деятельности человека (см. док. 4). Работы Ч. Дарвина Сосо Джугашвили будто бы читал еще в Гори. Научная и научно-популярная литература этого круга служила тогда формированию материалистического и атеистического мировоззрения. Стоит заметить, что в семинарии преподавали естественные науки в самом минимальном размере. Однако у покинувшего ее Джугашвили осталась задолженность перед семинарской библиотекой: речь шла об учебниках истории, геометрии, книгах Г.-Л.Фигье по римской истории и Дж. Тиндаля по физике (см. док. 28, 29). Таким образом, Иосиф Джугашвили пытался ознакомиться с естественными науками, и можно отчасти поверить Г. Паркадзе, вспоминавшему, что Сосо заинтересовался химией Д. И. Менделеева[157], и П. Капанадзе, утверждавшему, что тот изучал геологию и химию (см. док. 33). Отчасти, поскольку, конечно же, путем самостоятельного чтения можно было не изучить эти науки, но только составить себе о них кое-какое представление. Означал ли интерес к естествознанию, что Джугашвили целенаправленно шел к атеизму? Вполне возможно, но перед нами встает проблема достоверных свидетельств. Набор воспоминаний о том, что он рано порвал с религией, о юношеских грубых кощунственных выходках вряд ли можно принимать на веру, поскольку мемуаристы подделывали свои рассказы под официальную биографию Сталина, согласно которой ему надлежало быть атеистом и материалистом, и чем раньше, тем лучше.
Брал Джугашвили в библиотеке семинарии и французскую грамматику. В более поздние годы встречаются упоминания о том, что он пытался учить французский и немецкий языки, хотя известно, что так ими и не овладел.
Более или менее известны вкусы и литературные пристрастия зрелого Сталина. Можно представить, что ему преподавали в семинарии. Но нет сведений о том, как он воспринимал и переживал прочитанное, какие из книг сыграли более значительную роль в формировании его взглядов. Впрочем, вряд ли он в этом сильно отличался от своих сверстников. Его ровесник Степан Шаумян, познакомившись летом 1895 г. с сестрами Тер-Григорян, одна из которых впоследствии стала его женой, вел с ними переписку, обсуждал и рекомендовал прочитанное. На него тогда произвел впечатление новый роман В. В. Вересаева «Без дороги». Шаумян советовал девушкам как можно больше читать, читать больше русских книг – Пушкина, Толстого, Тургенева, Чехова, Горького, а из зарубежных авторов – Гюго, Золя, Мопассана, Шиллера, Сенкевича. И конечно же, стихи О. Туманяна[158]. О роли книжных впечатлений и круге чтения подробно рассказывают в своих воспоминаниях И. Г. Церетели и А. И. Микоян. Оба взрослели в Тифлисе в ту же эпоху, оба тоже пришли к социал-демократии.
Ираклий Георгиевич Церетели (1882-1959), обладатель княжеского титула, сын издателя газеты «Квали», будущий меньшевистский лидер и член социал-демократической думской фракции, принадлежал к среде состоятельной грузинской интеллигенции и учился в тифлисской гимназии. Бывшие семинаристы типа Ноя Жордании казались ему людьми, плохо говорившими по-русски, не обладавшими общей культурой и широтой взглядов [159] . И. Г. Церетели вспоминал о чтении русской, грузинской и европейской классики (Гёте, Шиллер, Гейне, Шекспир, Диккенс, Теккерей, Флобер, Бальзак, Мопассан, Ибсен, Сервантес), особенно отмечал «Витязя в тигровой шкуре», говорил о своей любви к русской классике («Пушкина, Лермонтова, Некрасова я любил так, что главные их произведения знал почти сплошь наизусть. Гоголя, Достоевского, Толстого и Тургенева я тоже перечитывал бесчисленное множество раз»), особенно же любил Пушкина[160]. Решающее влияние, определившее уход в революционную среду, на Церетели оказали в первую очередь статьи Добролюбова, а также Белинского, Писарева и Чернышевского. Роман «Что делать?», запрещенный для гимназистов, в виде вырезанных листов «Современника» ходил у молодежи по рукам[161]. Для И. Г. Церетели в отличие от Иосифа Джугашвили влияние шестидесятников было еще и личным, составлявшим домашнюю атмосферу. Церетели не упоминал об интересе к естественным наукам.
Анастас Иванович Микоян, сын сельского плотника из Тифлисской губернии, был гораздо ближе к И. Джугашвили по социальному происхождению и закончил ту же Тифлисскую духовную семинарию десятью годами позже. В своих воспоминаниях Микоян рассказал, что как только достаточно освоил русский язык, то принялся читать популярные брошюры по естествознанию, книги Тимирязева и Дарвина. Попытался прочесть «Основы химии» Д. И. Менделеева, но понять этой книги не смог, недоставало знания математики. Затем под влиянием однокашника занялся книгами по истории, преимущественно читал о Великой французской революции, которой очень увлекся; история английской революции заинтересовала его меньше. Потом в его руки попали сочинения Писарева: «.в формировании моего мировоззрения, в общем моем воспитании, в выработке характера Писарев сыграл очень большую роль». За Писеревым последовали Белинский и Добролюбов, и только после их статей Микоян начал читать художественную литературу, русскую классику. До того, признается он, художественная литература казалась ему несерьезными выдумками, оторванными от реальной жизни. Помимо русской классики он прочел Ч. Диккенса, Д. Лондона, А. Дюма, В. Гюго, Г. Ибсена, «Разбойников» Ф. Шиллера. Особенное впечатление на Анастаса Ивановича произвели «Овод» Э.-Л. Войнич и «Что делать?» Чернышевского. После Чернышевского он заитересовался социалистами, Оуэном, Фурье, Сен-Симоном [162].
Можно представить, что круг чтения молодого Иосифа Джугашвили был в том же русле, что и у его ровесников, не столь обширным и утонченным, как у Ираклия Церетели, но и не настолько прагматичным, как у Анастаса Микояна. Художественную литературу он, по-видимому, читал и любил с довольно раннего возраста.
Разумеется, все рассказчики твердят, что уже в семинарии Иосиф Джугашвили изучал «Капитал» К. Маркса и другую марксистскую литературу, включая нелегальную. Ничего другого они сказать не могли, поэтому оставим открытым вопрос о том, в какой именно момент Сосо приобщился к марксизму и какое отношение местный извод марксизма имел к трудам Карла Маркса. Сталин в интервью американскому журналисту в 1926 г. сказал, что читал Маркса в последнем классе семинарии (см. док. 35), но советский диктатор в интервью сообщал факты в том виде, в каком они были ему удобны. Заметим лишь, что тогда в Тифлисе первые марксисты появились совсем недавно и соответствующей литературы было очень мало. Не стоит к тому же преувеличивать образовательный уровень этих первых марксистов. Первоначальное знакомство с идеологией, которая стала потом определяющей, происходило отнюдь не по трудам К. Маркса, а по ходившим по рукам разного рода рефератам собственного изготовления. Г.Уратадзе, говоря приблизительно о 1902-1903 гг., времени собственного вхождения в социал-демократию, утверждал, что Н. С. Чхеидзе (известный под кличкой Карло) «считался в то время единственным человеком, который читал, как уверяли, „Капитал“ Маркса. Некоторые даже добавляли, что он как будто по автору „Капитала“ носит как псевдоним имя Карл»[163]. К сообщениям Уратадзе следует относиться с осмотрительностью. Для сравнения укажем на письмо месамедасиста и впоследствии одного из активнейших грузинских большевиков Александра Цулукидзе, написанное в ноябре 1897 г. Он просил знакомую, Елену Чичинадзе, вернуть книгу Маркса, которую передал через Н.Жорданию, поясняя, что другую такую книгу купить не сможет, поскольку она стоит целых 25 рублей