[164]. Отсюда следует, что не один Чхеидзе в этом круге молодых радикалов читал Маркса, но также видна малодоступность этой книги. Вероятно, читавших Маркса в Тифлисе все же были единицы. Цулукидзе в октябре 1904 г. написал статью, представлявшую собой краткое изложение марксистской политэкономии («Отрывки из политической экономии»), поясняя читателю, что «экономические принципы „Капитала“ до сих пор никто не изложил полностью на грузинском языке»[165]. А. И. Микоян, попавший в тифлисскую семинарию уже после революции 1905-1907 гг., читал Маркса сам и свидетельствовал о широком присутствии «Капитала» среди семинаристов, которые даже сравнивали разные его переводы (русские) и, мало того, способны были сослаться на него в споре с преподавателем. Таким образом, марксизм за десятилетие значительно распространился. Когда и по какой именно литературе знакомился с ним Иосиф Джугашвили, не известно.
Возникшие среди семинаристов – ровесников Джугашвили кружки сначала были направлены на чтение и самообразование. То, что они с самого начала обставлялись как нелегальные, проистекало из репрессивного режима семинарии, но отчасти, наверное, из-за распространившейся уже среди молодежи будоражившей нервы моды на запретное и нелегальное. Дружными заверениями мемуаристов, что организатором кружков был Сосо Джугашвили, следует пренебречь. Тем более фантастичен рассказ П. Капанадзе, будто уже в 1898 г. Джугашвили остро критиковал Ноя Жорданию и восхищался Лениным («Иосиф сообщил мне, что читал статьи Тулина (Ленина), которые ему очень понравились» и объявил, что непременно должен с ним познакомиться[166]). Но между строк тех же мемуарных текстов просвечивает действительная картина. Организаторами были старшие ученики семинарии и бывшие семинаристы, а лидером кружка, к которому принадлежал Джугашвили, являлся Сеид Девдориани. Возможно, он действительно ориентировался исключительно на цели самообразования и был недоволен политизацией кружка. Трудно судить, правда ли уже тогда Джугашвили стал выдвигаться в лидеры этого кружка. Любопытно, что аргументы, к которым он по воспоминаниям товарищей тогда прибегал в дебатах, сходны с теми, какими он затем пользовался при работе в кружках рабочих. Слушатели запомнили его выразительную фразу: зачем изучать астрономию, солнце и без нас знает свой путь, а нам нужно учиться бороться за свои права.
Когда появились эти семинарские кружки? Судя по учебным отметкам и содержанию кондуитных записей, никак не раньше третьего класса Сосо, то есть 1896/97 учебного года. К этому периоду относит кружки и официальная биография Сталина, что должно настораживать, так как в официальной версии время его вхождения в революционное движение отодвигалось к более ранней дате.
С. Девдориани вспоминал, что пригласил Сосо присоединиться к уже существовавшему тогда кружку в конце 1896 г.[167]Приобщение Сосо Джугашвили к революционному движению официальные биографы обычно связывали с влиянием «старшего товарища» Ладо Кецховели. Однако Ладо, знаменитый среди семинаристов из-за забастовки конца 1893 г., вновь приехал в Тифлис только осенью 1897 г. С осени предыдущего, 1896 г., Кецховели работал писцом в сельской канцелярии в Горийском уезде[168], вернувшись на родину после недолгого пребывания в Киевской духовной семинарии, откуда он был выгнан после обнаружения у него нелегальной литературы. Ладо был привлечен за это к переписке (по принятой тогда делопроизводственной терминологии, это первоначальная форма дознания) при Киевском губернском жандармском управлении и таким образом в глазах друзей стал уже признанным борцом с самодержавием. Но пока он был в Гори, Иосиф Джугашвили находился в Тифлисе, и не известно, виделись ли они в учебном 1896/97 году. Летом 1897 г., уехав на каникулы домой в Гори, Джугашвили должен был застать там Ладо Кецховели. Переезд последнего осенью в Тифлис означал, что появлялась прямая связь между 19-летним Джугашвили и более старшими, хотя тоже молодыми, радикальными марксистами, участниками группы «Месамедаси».
Вероятно, в кружке для чтения Сосо Джугашвили состоял с середины третьего класса, а в сторону большей политизации двинулся в 1897/98 учебному году, когда был уже в четвертом классе. Впрочем, А. В. Островский указывает на воспоминания участников кружка, что уже весной 1897 г., то есть под конец третьего класса, между Джугашвили и Девдориани происходили споры о направлении кружка[169]. Девдориани учился на класс старше и в мае 1898 г. вышел из семинарии и уехал из Тифлиса в Юрьевский университет. Место лидера читательского кружка стало вакантным, Иосиф Джугашвили остался без соперника.
Между тем учеба в семинарии шла своим чередом. Джугашвили закончил четвертый класс, о котором в копиях документов семинарии находится значительно меньше сведений, чем за предыдущие годы. То ли документы семинарии за этот год хуже сохранились, то ли они были очень выборочно скопированы для фонда Сталина. Согласно выписке о годовых баллах за сочинения за четвертый класс, Джугашвили получил 2 и 3[170]. Похоже, он в этом году стал учиться хуже. Выписка из классного журнала позволяет составить представление о программе обучения в четвертом классе. Преподавали священное писание (отметки Джугашвили – 2 и 3, общий годовой балл – 2), основное богословие (тройки с минусом и двумя минусами, за год – 3), гомилетику, литургику, церковную историю (также сплошные тройки), психологию (темы «о сознании», «об органических ощущениях», «о фантазии», «понятие о разуме и историческое отношение разума к мышлению», «о привычке», «о значении чувств и связи их с другими видами душевной деятельности», среди оценок преобладали 4, но есть и 2, годовая – 3), греческий язык (тройки), грузинский (3), грузинская церковная история (3). Преподавали в четвертом классе и физику, в журнале отмечены темы «сложение и разложение сил, приложенных к одной точке», «закон Мариотти» (очевидно, ошибка в копии документа, речь шла о законе Бойля – Мариотта), «водяные насосы, пожарная труба, гидравлический пресс», «магнитные полюса, намагничивание», «телефон и микрофон», «преломление света» (4 и 3, годовая – 3)[171]. Сведения по физике семинаристы получали самые элементарные.
Пятый класс (1898/99 учебный год) документирован лучше. «Книга о проступках учеников» обрисовывает 20-летнего Сосо весьма живо (см. док. 26). Он то и дело опаздывал в церковь или уходил раньше времени, дерзил инспекторам и учителям, вступал в препирательства, заявляя о своих правах. В наказание сидел в карцере. Впрочем, поведением он не сильно отличался от других семинаристов, а может быть, уже научился не попадаться за недозволенным чтением. Лишь однажды произошел эпизод, описанный в воспоминаниях Д. Гогохия (см. док. 24) и отчасти подтверждаемый кондуитной книгой (см. док. 23): иеромонах Дмитрий Абашидзе застал группу семинаристов, слушавших читавшего вслух Джугашвили, и произвел обыск. Впоследствии именно на этот эпизод ссылались мемуаристы в подтверждение того, что Абашидзе систематически преследовал Сосо и старался поймать его на чем-то нелегальном. Однако если внимательно прочесть документальные свидетельства, то из них никак не следует, что у Джугашвили в тот раз нашли нечто нелегальное. Не только его, но и других воспитанников ловили с газетой «Квали» и иным, запрещенным для семинаристов, но для прочей публики вполне легальным чтением, причем в отношении других кондуитный журнал фиксировал не в пример более серьезные проступки. Так, ученик 2 класса Ирадион Робитов был застигнут с грузинским воззванием, призывавшим читать «Квали», заявил инспекции, что не знает о такой газете; воспитанники были предостережены от увлечения чтением недозволенных начальством книг, а Робитов посажен в карцер на два дня по два часа в день и лишен послеобеденного отпуска на месяц. У семинаристов проводились обыски, у В. Келбакиани (6 класс) была найдена тетрадь с выписками из Добролюбова, он выхватил тетрадь из рук инспектора и выбросил ее в отхожее место, потом в комнате инспектора много плакал и признал свою вину. Поступок было решено обсудить в правлении. У Е. Сирбиладзе (5 класс, 2 отделение) была найдена тетрадь с выписками по политэкономии Вредена, сделано строгое внушение. У В. Шаповалова (4 класс) найдены три книги романов и повестей из приложения к журналу «Родина», читал он их без разрешения, и, хотя ничего предосудительного книги в себе не заключали, ему был объявлен строгий выговор[172].
Поведение Джугашвили инспекторы все чаще характеризовали как плохое. Однако записи о проступках не показывают, что инспекторы особенно следили и преследовали именно его и видели в нем заводилу ученического неповиновения. Не он один получал низкий балл за поведение. Важно, чем Джугашвили не грешил: в отличие от других он не попадался пьяным, не дрался, не совершал ничего похожего на хулиганство. Все его проступки относились к чтению и отстаиванию своих элементарных прав. А это более чем естественно для двадцатилетнего молодого человека, которому запрещают даже читать обыкновенные, выходящие в городе газеты, ходить в театр или цирк. Для сравнения скажем, что за его однокашниками водились порча имущества семинарии, курение табака, далекое от примерного поведение в церкви. Один из семинаристов пришел в церковь совершенно пьяным. Многие ученики грубили и читали недозволенное, довольно часто семинаристы попадались в нетрезвом виде. Доримедонт Гогохия взял отпуск для поездки домой в Гори, вместо этого в Тифлисе пошел в цирк, ночью вернулся в семинарию, на требование инспектора не явился, а уехал в Гори. Трое первоклассников ходили в винный погреб, один из них напился до бесчувствия и пьяным пришел в семинарию[173].
Говоря о том, как вел себя Сосо Джугашвили в семинарии, следует помнить об одном важном обстоятельстве. По бедности семьи он получал пособие на учебу из епархиальных средств. Казенное содержание означало не выплату ему стипендии, а освобождение от платы за обучение и проживание в стенах семинарии. Едва его зачислили в семинарию, как он подал ректору «нижайшее прошение» о приеме его хотя бы на полуказенное содержание. Что и получил незамедлительно, причем ректор архимандрит Серафим в резолюции пометил: «грузин» (см. док. 2). Видимо, это служило дополнительным мотивом поддержать юношу. 29 сентября Сосо еще раз обратился к ректору, ссылаясь на бедность матери, просил выдать ему зимнюю одежду. Ректор распорядился дать пальто и пару обуви (см. док. 5).