Для Иосифа Джугашвили начались тюремные будни и неторопливое следствие. Батумские рабочие после ареста вожаков были удручены, полагали, что «дело их пропало» (см. док. 62). Город вскоре вернулся к обычной жизни, заводы постепенно возобновили работу, хотя до полного спокойствия было далеко. Весной, летом и даже осенью того года то и дело возникали недовольства, претензии, вспыхивали забастовки, причем многие из них являлись своего рода «афтершоками» событий конца февраля – начала марта: то бастовали в поддержку товарищей, требуя вернуть уволенных или освободить арестованных, то настаивали на выплате компенсаций за время той забастовки[324].
В среде батумских социал-демократов слышнее стали голоса оппонентов Иосифа Джугашвили, будущих меньшевиков, несогласие которых с ним в советское время квалифицировалось как раскольническая работа, – Н. Чхеидзе, И. Рамишвили, Д.Хартишвили (по прозвищу Мохеве) (см. док. 64). Их основные аргументы совпадали с аргументами дирекции завода Ротшильда: предложение рабочей силы в регионе существенно превышало спрос на нее, в некотором роде рабочим заводы в Батуме были нужнее, чем даже их хозяевам, ведь других рабочих мест не было. При этом нефтяной рынок в ту пору был еще довольно узок, а капитал уже был международным, поэтому каспийская нефтедобыча имела серьезных конкурентов в виде нефтедобывающих предприятий Северной Америки и Египта. И если Америка была далеко, то Египет в силу относительной географической близости казался тогда опасным конкурентом. Осложнения в Закавказье, частые забастовки, удорожание нефтедобычи довольно легко могли привести к тому, что такие фирмы, как Ротшильды, братья Нобель, доминировавшие в бакинской нефтяной промышленности, решили бы перенести весь свой нефтяной бизнес в Египет, бакинские же заводы (и сопряженные с ними батумские) просто закрыть. Баку тогда утратил бы положение нефтяного центра со всеми вытекающими последствиями.
Рабочие завода Ротшильда упорно держали забастовку. Мирным и безобидным это мероприятие не было, как доносили жандармы, «рабочие, прекратившие на заводе Ротшильда работы, зорко следят, чтобы работы на этом заводе не возобновлялись». Вновь нанятым рабочим, готовым работать («штрейкбрехерам»), забастовщики угрожали расправой; были случаи нападения на заводских приказчиков: один из них был избит, другой тяжело ранен (см. док. 65). Накануне пасхи полицию встревожили сообщения, что готовятся новые беспорядки, причем бастующие собираются повредить или разобрать ведущие в город железнодорожные пути[325].
Сложно судить, были бы забастовщики столь же уверены в себе, если бы им не удалось поддерживать связь с находившимся в тюрьме своим «учителем». Сделать это оказалось нетрудно благодаря полицейской нерадивости. Авантюрные рассказы бывших революционеров о том, как они пробирались на тюремный двор под видом то зеленщика, то возчика дров, как успевали перекинуться словом с заключенным и даже получить от него записку с текстом очередной прокламации (см. док. 66, 67), свидетельствуют не столько о хитрости и ловкости революционеров, сколько об из рук вон скверном надзоре со стороны тюремной охраны.
К началу июня рабочие, видимо, все же осознали, что ситуация зашла в тупик. Добиться выполнения продиктованных Сосо требований не удавалось, заработок был нужен. «Батумский торговый класс и в особенности] разные мелкие торговцы, которым рабочие порядком задолжали, стали осуждать поведение рабочих, последние обнаружили тревогу и стали наводить справки о том, насколько их требования основательны» (см. док. 70). Тогда же некоторые из них обратились за разъяснениями к ротмистру Джакели. Бастовавшим рабочим было неудобно отступаться от заявленных требований, они чувствовали обязательства перед товарищами, но должны были, вероятно, задуматься и о том, что требования, подсказанные «учителем», оказались ни на чем не основанной фантазией («главные руководители еще до забастовки советовали им не приниматься за работу, пока все их требования не будут выполнены заводом, особенно до возвращения всех штрафных денег за все время существования завода» (см. док. 69)).
К 10 июня полиция отметила, что большинство забастовщиков собрались в городе и явно готовы наконец ликвидировать конфликт (см. док. 69). Эту же готовность, очевидно, заметили и революционеры, поскольку 10 июня датирована выпущенная ими листовка. Сопоставив ее текст с воспоминаниями Г. Каладзе, мы можем заключить, что она была написана Иосифом Джугашвили (см. док. 67, 68). Начиналась листовка с констатации, что «не так давно наше отвратительное кровожадное правительство выказало по отношению к нам честным труженикам мерзость, тиранство и подлость», далее после довольно многословной преамбулы, выдержанной в том же духе, следовал перечень конкретных требований, которые, как показалось Г. Каладзе, демонстрировали детальное знакомство Сосо с условиями труда рабочих (см. док. 68). Перечень действительно очень конкретный и – что контрастирует с размашистой риторикой начала листовки – весьма мелочный. Если вдуматься, требования «переносчикам на вагонетках пустых банок прибавить на 1000 банок одну коп.», «капсюльщикам по разливу прибавить десять коп. на 1000 штук», «паяльщикам прибавить одну коп. на пуд растопленного олова» вряд ли могли привести к сколь-нибудь существенному повышению заработной платы (сколько всего тысяч банок мог перенести за смену этот переносчик?). Листовка особого воздействия, судя по всему, не возымела, а в жандармском донесении было отмечено, что рабочие агитаторы хотя и пытались «тормозить соглашение рабочих с заводом», однако «не с прежнею смелостью» (см. док. 69).
Заводская администрация со своей стороны сделала шаги к примирению, согласившись снова выслушать недовольных и пообещав упразднить впредь некоторые штрафные вычеты. Одновременно, ссылаясь на полученные из Парижа телеграммы от хозяев завода, управляющий Ф. Гвон дал понять, что хозяева решили закрыть завод. Забастовщики сначала было заявили, что это им только на руку, поскольку все они получат компенсации за четыре месяца. Однако выяснилось, что здесь агитаторы ввели их в заблуждение: никакой компенсации им не полагалось (см. док. 70). Когда же 21 июня из Парижа пришло разрешение «выдать рабочим в виде вспомоществования» (но не компенсации за время забастовки!) 30 тысяч рублей, «рабочие явились на завод и, высказав горячую благодарность управляющему заводом г. Гвон, объявили, что готовы приступить к работе», что и осуществили на следующий же день (см. док. 70).
Учитывая, что на заводе имелось около 900 рабочих, вспомоществования на каждого приходится немногим более 30 рублей. Месячный заработок рабочего в то время составлял в зависимости от квалификации 18-25 рублей, таким образом, выплата примерно соответствовала размеру полуторамесячного заработка; забастовка же продолжалась с конца февраля, то есть четыре месяца.
Иосиф Джугашвили 29 июня из тюрьмы отозвался на возобновление работ очередной листовкой (см. док. 71). Следует отдать ему должное: как истинный политик, он решил выдать происшедшее за победу. Он писал о том, что жертва в виде жизней погибших рабочих «оказалась принесенной недаром, она воочию показала батумскому рабочему, что венценосное правительство со своим «христолюбивым воинством» всегда покровительствует грабителям и заигрывает с карманом капиталистов, разжиревших от пота рабочих», поведение рабочих назвал геройским, правительство – ошеломленным и испуганным (это тоже постоянный троп революционной пропаганды – говорить об испуге правительства). Из листовки следовало, что работы на заводе якобы возобновлены на условиях, продиктованных забастовщиками, а для пущей убедительности была приведена подробная калькуляция выплат, полученных разными группами рабочих. «Сегодня кавказские собратья поздравляют нас с блестящей победой, и общество также явно видит, какую силу мы представляем собою», – заключал автор листовки, говоривший от лица Батумской социал-демократической группы.
Документы
Батум – очень красивый город. С одной стороны его обступают горы, с другой видно море с его беспредельными просторами. Порою море приходит в волнение – оно бушует, грозно рычит, вздымая свои могучие волны, с сокрушительной силой набегающие на берег. Они ударяются о прибрежные скалы, дробясь и разлетаясь мельчайшими брызгами. […]
В Батуме начались непрерывные дожди, и у меня появились приступы злокачественной малярии.
Аллилуев С.Я. Пройденный путь. М., 1956. С. 22-23.
Батум – портовый город, «ворота в Европу», как называет его грузинская литература. Благодаря этому влияние Европы здесь более заметно, чем в других городах Востока. Здесь были большие заводы по очищению бакинской нефти. Тысячи рабочих, работавших на этих заводах, тоже придавали колорит местной жизни.
Уратадзе Г. Воспоминания грузинского социал-демократа. С. 7.
№ 1
Порфирий Ломджария:
В одну из ненастных ноябрьских ночей 1901 г. мой брат Сильвестр вернулся домой поздно. С ним пришли двое закутанных в башлыки. Сильвестр тотчас же распорядился дать им возможность отдохнуть.
«Надо принять их получше; один – приезжий из Тбилиси, человек образованный», – объяснил он нам.
Я спросил брата, кто такие эти люди. Он отвел меня в сторону и ответил: «Порфирий, тебе я доверю одну тайну. Я знаю, что ты сумеешь ее хранить. Ты помнишь, как тяжело нам жилось […] Приехавший к нам из Тбилиси человек борется против всех этих беззаконий. Он хочет объединить весь народ на борьбу против царя, помещиков и буржуазии. Он должен победить, и мы должны в этом ему помочь».
Невестка моя захлопотала; гостям отвели отдельную комнату. С той поры приезжий, которого звали Сосо (товарищ Сталин), так и остался жить у нас. Другой, пришедший с товарищем Сосо, оказался батумским рабочим Коция Канделаки. Товарищ Сосо все время читал или писал. О еде ему каждый раз приходилось напоминать. Товарищ Сталин часто давал К. Канделаки и Сильвестру какие-то поручения.