Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года — страница 60 из 158

Донесение заместителя начальника Тифлисского ГЖУ ротмистра Ф. А. Засыпкина в Департамент полиции, 10 июня 1902 г., № 2807 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 199. Д7. 1902 г. Д. 175. Л. 89-89 об.


№ 12

Главноначальствующий гражданской частью на Кавказе кн. Г. С. Голицын:

И. д. прокурора Тифлисской Судебной палаты на основании циркуляра Министерства Юстиции от 29 октября 1896 г. за № 20, препроводил к тифлисскому губернатору, а последний представил к главному кавказскому начальству одиннадцать прошений на имя вашего высокопревосходительства содержащихся под стражею в тифлисском Метехском замке политических арестантов: Скоробогатько, Джугели, Цобадзе, Чодришвили, Иашвили, Мачарадзе, Казикянца, Кахоянца, Татанашвили, Мамаладзе и Аробелидзе, жаловавшихся на слишком продолжительное содержание их в тюрьме за неокончанием производившихся о них дел, на слишком скудный отпуск им кормовых денег, на кратковременность их прогулок, плохое содержание камер и проч., а также на устройство щитов перед окнами их камер.

Препровождая при сем означенные прошения, имею честь уведомить ваше высокопревосходительство, что о причинах, по которым производившее дознание жандармское начальство считало нужным содержать под стражею жалобщиков, ныне уже освобожденных из заключения, и что служило препятствием к скорейшему разрешению дел о них, сведений ни у губернского начальства, ни в Управлении главноначальствующего не имеется. Кормовые деньги отпускались им в установленном законом размере. Поведение же их вынудило администрацию принять ряд мер к предупреждению нежелательных и опасных последствий. Так, для прекращения переговоров одиночных политических арестантов как между собою, так и с находящимися на свободе лицами через реку Куру, пришлось устроить перед их окнами деревянные щиты, не препятствующие, однако, доступу в камеры воздуха и света. Затем, вследствие попытки заключенных сломать эти щиты и вообще производить беспорядки, виновные были наказаны лишением табаку и чтения книг, сокращением времени прогулок, а некоторые – заключением в карцер на хлеб и воду. Намеревались они даже поджечь камеры, с каковою целью предполагалось ими разбить лампы. Для предупреждения сего администрация сочла необходимым вместо ламп поставить в камеры ночники (маленькие лампочки без стекла). Благодаря этим мерам, все виновные выразили раскаяние в своих проступках и были освобождены от тюремных наказаний.

Из донесения главноначальствующего гражданской частью на Кавказе кн. Г. С. Голицына министру внутренних дел В. К. Плеве, 5 августа 1902 г., № 646

ГА РФ. Ф. 102. Оп. 199. Д7. 1902 г. Д. 175. Л. 108-108 об.


№ 13

Из заключения военно-прокурорского надзора по делу об убийстве В. Кецховели:

По поводу убийства Кецховели показания спрошенных свидетелей разделяются на две группы, состоящие: одна из чинов караула, а другая – из политических арестантов.

По словам часового, рядового Дергилева, разводящего, ефрейтора Егорова, и караульного унтер-офицера Габуния, тотчас по вступлении на пост Дергилева в 9 часов утра, политические арестанты начали бесчинствовать: влезать на подоконники, просовывать головы сквозь решетки, переговариваться на туземных наречиях между собой и с людьми, находящимися на другом берегу, кричать, свистать и бросать камушки, известку и бумажки, причем, как показалось Дергилеву, заключенные целились этими предметами в него, хотя и не попадали; на увещания же Дергилева прекратить беспорядки арестанты отвечали: «Какое тебе дело. Ты ходи из угла в угол, дурак!» […]

Увещания последних двух лиц[380] также не имели никакого успеха, шум и крики продолжались, причем Габуния, как грузин, разобрал грузинские фразы, обращенные к людям, стоявшим на том берегу: «Что вы там сидите, отчего нам не помогаете, мы тут за вас мучаемся». Больше всех буянил и горячился арестант Кецховели, сказавший, между прочим, Габунии: «Балбес, спите вы все и не знаете, что на белом свете делается. Ступай отсюда, дурак!». Тогда Габуния громко приказал часовому стрелять в случае нового непослушания, но потихоньку сказал ему, чтобы он не стрелял, пока не будет на то распоряжения караульного начальника.

[Беспорядки происходили не только около этого поста, но и у камер уголовников, они кидали в Габуния арбузными корками, хлебом и «даже попали в него пустой водочной бутылкой». Караульный начальник поручик Строев приказал стрелять после троекратного предупреждения[381].]

Габуния громко передал Дергилеву приказание поручика Строева, на что арестанты ответили: «Не смейте стрелять, мы не собаки!» По уходе Габуния прежний шум возобновился, причем более всех выделялся тот же Кецховели, стоявший на своем подоконнике и потрясавший оконную решетку. На угрозу часового стрелять, если он не сойдет с подоконника, Кецховели ответил: «Не смеешь стрелять!» На вторичное предупреждение он выпятил грудь со словами: «Ну, стреляй в меня!» Тут кто-то из соседних арестантов добавил: «Не посмеет выстрелить, они тут всегда курками щелкают, а стрелять не смеют!» Часовой в третий раз предупредил Кецховели, на что тот снова ответил: «Не будешь, не смеешь», и не сошел с подоконника даже тогда, когда часовой прицелился в него. Тогда Дергилев выстрелил и убил его наповал […][382].

Что касается лиц второй группы, а именно арестантов, то они отрицают какие бы то ни было беспорядки: по словам их, все дело произошло оттого, что заключенные по своему обычаю, просунув головы сквозь решетки, вели между собой невинную беседу, а на требование часового сойти с подоконника, иначе он будет стрелять, вежливо доказывали ему, что нельзя убивать людей только за то, что они между собой разговаривают.

Из дела видно, что убитый Кецховели имел за собою довольно богатое и разнообразное революционное прошлое и принадлежал к числу наиболее деятельных и вредных кавказских бунтовщиков, он отличался буйным необузданным нравом и всегда был зачинщиком и устроителем всех тюремных беспорядков.

Из заключения военно-прокурорского надзора Кавказского военно-окружного суда, 7 октября 1903 г.

Новые данные об убийстве Ладо Кецховели /вводная статья Н. Бельчикова // Красный архив. 1938. № 6 (91). С. 272-273.


Глава 6. Джугашвили под следствием. Батумская и Кутаисская тюрьмы, 1902-1903 годы


В НОЧЬ на 6 апреля 1902 г. Иосиф Джугашвили был арестован и оказался в Батумской тюрьме. Ведший расследование жандармский ротмистр Г. Д. Джакели, вероятно, понимал, что в его руках оказался главный организатор мартовских беспорядков, но формально мог инкриминировать Джугашвили только участие в демонстрации 9 марта, где его видел и опознал полицейский пристав (см. док. 1). Джугашвили на допросе заявил, что приехал в Батум уже после беспорядков, и попытался, как и его сотоварищи в Тифлисе, организовать себе ложное алиби, но по неопытности потерпел неудачу. 8 апреля во время свидания арестантов с посетителями он бросил на тюремный двор две записки, адресованные Иллариону Дарахвелидзе. Одна начиналась с обращения «Илларион» и содержала просьбу известить живущего в Гори Иосифа (Сосо) Иремашвили (тогда еще не ставшего врагом) об аресте Иосифа Джугашвили и передать матери и другим родственникам, чтобы они показали, что Джугашвили в дни батумских беспорядков находился в Гори. Во второй записке Джугашвили советовал для продолжения партийной работы вызвать в Батум Г. Елисабедашвили (см. док. 1-3; гл. 4, док. 64).

Вероятно, записки он бросил во время прогулки. В тюрьмах Закавказья царили патриархальные нравы. По рассказу Г. Каладзе, Джугашвили передавал товарищам записки и тексты для листовок из Батумской тюрьмы именно бросая их на землю: проходя мимо Каладзе, проникшего в тюремный двор под видом возчика дров, он тихо произносил несколько слов или бросал на землю свернутый листок бумаги (см. гл. 4, док. 67). Вероятно, это происходило тогда, когда Джугашвили стал более опытным заключенным.

Но 8 апреля записки были подобраны тюремной охраной, приобщены к делу, почерк признан сходным с почерком Джугашвили, и вместо алиби записки послужили уликой против него (см. док. 1, 3). Ротмистр Джакели обратился в Тифлисское ГЖУ с просьбой допросить родственников Джугашвили о том, когда он выехал из Гори (см. док. 4).

Первичные материалы батумского расследования не сохранились, но краткие резюме, а главное – замечания о поведении подследственных находятся в донесениях жандармских офицеров в Петербург и прокурорских заключениях. Иосиф Джугашвили отказывался давать показания и полностью отрицал свою вину (см. док. 6, 7). В заключении товарища прокурора Тифлисской судебной палаты Е.Хлодовского по делу о Тифлисском кружке РСДРП, составленном в октябре 1902 г., сделано сжатое изложение того, что Джугашвили говорил на допросах: «Из Тифлиса, после юбилейных праздников, он сначала с Геворком Акоповым приехал в Баку, а затем в конце января 1902 года с ним же отправился в Батум, где сначала жил с Акоповым, а потом, после отъезда Акопова, перешел к Канделаки и у него в квартире и был задержан. Найденные в тюремном дворе две записки писаны не им. Ни к какому противоправительственному сообществу он не принадлежит и пропагандою революционных идей в гор. Батуме не занимался»[383]. Константин Канделаки показывал то же самое. Никакого Акопова в Батуме полиция не нашла.

Ротмистр Джакели провалил расследование о батумской демонстрации и деятельности местных социал-демократов. Его действия с самого начала вызвали раздражение в Департаменте полиции, где не одобрили уже то, как ротмистр действовал при аресте Джугашвили и Канделаки. На донесении генерал-майора Стопчанского от 22 апреля (см. гл. 4, док. 58) директор Департамента полиции С. Э. Зволянский 2 мая наложил резолюцию: «По моему мнению, все действия ротмистра Джакели едва ли оправдываются обстоятельствами, ибо если даже рабочие и собрались в небольшом числе в квартире 2 своих товар[ищей] для переговоров о заводских делах, то в таком собрании нет ничего преступного – а между тем начатые тревоги, подобные настоящей, производят волнение только, [так] что если нет других данных, то двух арестованных следует освободить. Прошу переговорить»