Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года — страница 67 из 158

хотя бы в отдаленном будущем изменения монархического образа правления в России, ниспровержения верховной самодержавной власти и учреждение демократической конституции, причем из них Цабадзе, Караджев, Джугашвили, Гогуа, Чадрашвили и Окуашвили входили в состав центрального комитета, стоявшего во главе означенного сообщества, т. е. в преступлении, предусмотренном 2 ч. 250 ст. Улож. о наказ.

2) Кроме того, из них Караджев, Джугашвили, Гогуа, Мегрелидзе и Краснова – в произнесении публично на сходках или собраниях рабочих речей, направленных к возбуждению неповиновения верховной власти и достижении намеченных означенным сообществом преступных целей, а Чадрашвили, Георгий Чхеидзе, Окуашвили, Скоробогатько, Кочетков, Мачарадзе, Пулавский, Золотарев, Ериков, Лелашвили и Косьма Долидзе, равно как Георгий Арабелидзе – в злонамеренном распространении с тою же преступною целью противоправительственных революционного содержания воззваний и иных сочинений, т. е. в преступлении, предусмотренном 2 ч. 251 ст. Улож. о нак.

Из заключения прокурора Тифлисской судебной палаты по делу Тифлисского социал-демократического рабочего кружка. В подлиннике дата составления заключения не проставлена

ГА РФ. Ф. 102. Оп. 139. Д5. 1903. Д. 521. Ч. 1. Л. 1-4 об., 12 об. – 13.


№ 29

Министр юстиции Н. В. Муравьев:

Государь император, по всеподданнейшему докладу моему обстоятельств дела о крестьянине Василии Цабадзе и других, обвиняемых в государственном преступлении, в 9 день июля 1903 года высочайше повелеть соизволил разрешить настоящее дознание административным порядком с тем, чтобы:

1) Выслать под гласный надзор полиции на три года: а) в Восточную Сибирь Василия Цабадзе, Георгия Караджева, Захария Чодришвили, Георгия Чхеидзе, Каллистрата Гогуа, Иосифа Джугашвили, Аракела Окуашвили, Михаила Гурешидзе, Поликарпа Мачарадзе, Севериана Джугели и Ясона Мегрелидзе, б) В Архангельскую губернию Якова Кочеткова, Георгия Лелашвили, Леонтия Золотарева, Николая Ерикова, Ованеса Унанова, он же Унаньянц, Кирилла Кахетелидзе, Владимира Иашвили, Георгия Арабелидзе и Вацлава Пулавского и в) в Вологодскую губернию Анну Краснову […]

Из отношения Временной канцелярии Министерства юстиции министру внутренних дел В. К. Плеве, 10 июля 1903 г., № 417

ГА РФ. Ф. 102. Оп. 199. Д7. 1902 г. Д. 175. Л. 188.


Глава 7. Первая ссылка. Иркутская губерния, ноябрь-декабрь 1903 года

Первая ссылка была кратким, слабо освещенным источниками, зато насыщенным темными слухами периодом жизни Иосифа Джугашвили. В сущности, непонятно, когда именно его отправили в Восточную Сибирь, а также обстоятельства, при которых он бежал, и это рождало подозрения, возникшие, как можно предполагать, вскоре после описываемых событий, циркулировавшие в Грузии в 1920-х гг. и затем наполнившие эмигрантские антисталинские издания.

Вердикт по делу Джугашвили был утвержден Николаем II в июле 1903 г. 17 августа Главное тюремное управление Министерства юстиции известило об этом батумского военного губернатора, предписав отправить Джугашвили с «очередной арестантской партией» в ведение иркутского военного генерал-губернатора через Новороссийск, Ростов, Царицын и Самару.[415] Маршрут, очевидно, предполагал погрузку партии на пароход. Здесь нужно заметить, что приговоренным тифлисским социал-демократам повезло в самом буквальном смысле слова: как раз в июле 1903 г. полностью, по всей длине заработала Транссибирская железная дорога (не было только еще железнодорожных путей по берегу Байкала, но через озеро поезда перевозили на пароме). Это означало, что отныне ссылаемые в Сибирь были избавлены от прежних тягостных и долгих способов путешествия по этапу, теперь их с парохода пересаживали на поезд. Любой арестантский вагон был, конечно же, лучше пешего этапа и лучше конных повозок, которые помимо прочего были весьма дороги, а ведь ни у Сосо Джугашвили, ни у его сотоварищей денег не водилось.

В июле утвержденный приговор по делу о Тифлисском кружке отослали из Министерства юстиции в Канцелярию главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, а оттуда в Тифлисское ГЖУ. Там, как показал А. В. Островский, случилось очередное курьезное недоразумение: Иосифа Джугашвили и Аракела Окуашвили тифлисские жандармы потеряли. Последовала переписка между местным жандармским управлением, полицмейстером, начальством Метехского замка, наконец, вспомнили, что Джугашвили должен быть в Батумской тюрьме. Тем временем батумский военный губернатор, получив упомянутое выше предписание Главного тюремного управления, сделал соответствующее распоряжение начальнику батумского тюремного замка; после еще одной заминки, вызванной перепиской о том, что на самом деле Джугашвили находится не в Батумской, а в Кутаисской тюрьме, 9 сентября последовало наконец отношение батумского военного губернатора к кутаисскому губернатору о его высылке[416].

Для посадки на пароход Джугашвили снова привезли в портовый Батум и поместили в местную тюрьму. Точная дата его отправления остается неизвестной, вероятно, где-то в октябре или самом начале ноября[417]. На ноябрь указывают обе мемуаристки, бывшие свидетелями его отбытия, – Наталья Киртадзе-Сихарулидзе и тетка Михаила Бочоридзе Бабе Лашадзе-Бочоридзе. Однако, поскольку 26 ноября Джугашвили прибыл в село Новоудинское, а дорога требовала определенного времени, надо предполагать, что из Батума он был отправлен не позднее первых чисел ноября.

Весьма правдоподобными кажутся свидетельства, что товарищи собрали ему в дорогу немного денег[418]. Своих средств у него быть не могло. Сосо Джугашвили провожала Наталья Киртадзе-Сихарулидзе, которая в одной версии своих воспоминаний (оставшейся неопубликованной) сообщила, что проводила его до парохода сама[419], в другой (напечатанной) – что его провожали товарищи (см. док. 2). Однако Бабе Лашадзе-Бочоридзе увидела его на пристани одного, поодаль от других арестантов. Никаких провожающих товарищей она не упоминает. Она не сразу узнала Сосо, так он изменился за время заключения. Он выглядел жалким и несчастным (см. док. 3).

Это был тот же Батум, где Джугашвили полтора года назад устроил столь масштабные демонстрации. Для сравнения заметим, что, например, 14 июня 1903 г. начальник Тифлисского ГЖУ донес в Департамент полиции, что во время отправки С. Джибладзе и В. Цабадзе из Гори в тифлисскую тюрьму на вокзале собралась публика и кричала им ура[420]. Но Джугашвили в Батуме был то ли уже забыт, то ли утратил популярность.

Согласно приговору, Джугашвили подлежал высылке в Восточную Сибирь. Конкретное место, где он должен отбывать ссылку, определял иркутский генерал-губернатор, который уже в начале сентября решил поселить Джугашвили в селе Новоудинское Балаганского уезда Иркутской губернии (см. док. 1).

Балаганский уездный исправник 28 ноября 1903 г. донес начальнику Иркутского охранного отделения, что Джугашвили прибыл в Новоудинское 26 ноября и «водворен в названном селении»; в Иркутске это донесение было зарегистрировано 5 декабря[421].

Издавший в 1942 г. в Красноярске книгу о пребывании Сталина в сибирских ссылках М. А. Москалев привел скупые воспоминания о нем новоудинцев. Весьма скудно рассказы о первой ссылке вождя представлены и в фонде Сталина в РГАСПИ. Представляется, это могло быть связано со слабой работой местных истпартов. К тому же Иосиф Джугашвили провел в Новоудинском (или Новой Уде) немногим больше месяца, ничем особенным не выделялся среди других ссыльных, и вряд ли новоудинцам было что сказать. Один старожил сумел припомнить, что Джугашвили возле сельской лавки беседовал с местными о житейских делах, другой – что он прислушивался к разговорам сельчан (см. док. 4). Оба небольших текста столь невыразительны, что можно усомниться в реальности этих воспоминаний, они могли быть придуманы задним числом, чтобы хоть что-то рассказать о побывавшем в Новой Уде вожде.

Зато в книге М. А. Москалева приведено чрезвычайно колоритное письмо новоудинских пионеров, написанное Сталину в январе 1934 г. Оно обнаруживает специфическую особенность воспоминаний о ссыльном Сталине, в какой бы ссылке он ни был. Дело в том, что многие люди, некогда знавшие ссыльного Иосифа Джугашвили, толком его не запомнили: он был одним из множества перебывавших на их глазах ссыльных, одним из ставшей в начале XX в. весьма многочисленной группы ссыльных кавказцев, обладателем сложной для русского уха, плохо запоминавшейся фамилии. Мало того, когда в советское время собирали рассказы о Сталине, не раз выяснялось, что помнившим ссыльного Джугашвили сибирским или вологодским обывателям не приходило в голову отождествить его с вождем советского государства.

«Наше село Вы, конечно, очень хорошо знаете, ведь Вы, дорогой товарищ Сталин, жили здесь в ссылке, куда Вас послали царь и буржуи за подпольные кружки. Далеко в сибирскую тайгу прятали цари бойцов-революционеров», – писали Сталину новоудинские пионеры. – «Мы этого, конечно, не помним, нас тогда еще на свете не было, но бабушка Литвинцева нам рассказывала, как Вы жили здесь у нас, и избушку показывала, только жаль, избушку своротили, когда была у нас война. Бабушка эта теперь умерла, а то бы и она написала, хотя была она неграмотная, но мы бы за нее написали. А с бабушкой было вот как: пришла она в школу, посмотрела на Ваш портрет и говорит: „А я этого мужика знаю“, – это она так про Вас сказала, товарищ Сталин. – „Еще помню, – говорит, – краюху хлеба ему дала, когда он отсюда убег“. И мы ее, конечно, всем отрядом за эту краюшку хлеба очень благодарили»[422].

По описанию М. А. Москалева, «Новая Уда стоит в лощине у подножья горы Киткай. Нижняя часть села, окруженная со всех сторон болотами, называлась Заболотьем. Здесь жила беднота. В верхней части жила сельская знать. Здесь было пять кабаков, две лавки и в центре села – острог, обнесенный двухсаженным частоколом». Иосиф Джугашвили нашел квартиру именно в Заболотье, в доме бедной крестьянки Марфы Ивановны Литвинцевой. «Старый, покосившийся домик ее стоял на краю болота, усеянного кочками. В жилой комнатке справа, возле дверей, стояла большая русская печь. От нее к стене шла деревянная перегородка, за которой помещалась маленькая кухонька. В переднем углу стоял стол, а возле деревянной перегородки – простая походная постель вроде топчана, на ней спал Сталин»