[423]. Как пояснялось в письме из новоудинского музея в Центральный партархив, избушка Литвинцевой «стояла на трактовой дороге в конце села, что было удобно для связей, а также и на случай побега»[424].
Вероятно, снять квартиру у Литвинцевой порекомендовал кто-то из ссыльных[425]. К тому же денег у Сосо Джугашвили не было, так что выбор квартиры диктовался не только склонностью жить среди классово близкой бедноты, но и суровой необходимостью. В отличие от многих ссыльных, обитавших поблизости и даже сосланных с ним по одному делу, Джугашвили почему-то не получал казенного пособия. Так, поселенные в окрестных селах Новоудинской волости Калистрат Гогуа, Полиевкт Каландадзе, Захарий Чадрошвили, Георгий Чхеидзе получали пособие в 114 рублей в год; не получал пособия, как и Джугашвили, Василий Цабадзе (см. док. 5). В нашем распоряжении нет документов, поясняющих, кто и когда принимал решения о назначении пособий и что для этого требовалось от самого ссыльного, который, наверное, должен был написать соответствующее прошение.
В Сибири Джугашвили оказался в конце ноября, то есть когда там уже началась зима. Для жителя теплых краев, не имевшего ни денег, ни теплой одежды, это должно было казаться совершенно непереносимым. Неудивительно, что он поспешил бежать.
Как именно он это осуществил, до конца не ясно, а в Тифлисе его скорое возвращение из ссылки породило разговоры о том, что бежать ему удалось с помощью жандармов, потому что он был связан с охранкой. Версии этого ряда собрал воедино Ю.Фельштинский[426]. Они имеют одну характерную, симптоматическую особенность: попытки добраться до более или менее конкретных примеров и источников ни к чему не ведут. Фельштинский в своей вступительной статье перечислил фигурировавшие в эмигрантской печати ссылки. Одна из них – на воспоминания батумского рабочего Д. Вадачкория о том, что Сталин бежал из «кутаисской ссылки», сфабриковав себе фальшивое удостоверение агента охранки, причем сам Вадачкория верил, что удостоверение было именно фальшивым[427]. Но среди имеющихся версий рассказов Вадачкория такой не находится. В эмигрантской прессе также фигурировали ссылки на советскую публикацию стенограммы встречи Сталина с молодыми красноармейцами, где якобы Сталин сам рассказал этот эпизод, однако, как указывает Фельштинский, ссылки эти ложные, такой публикации не существовало[428]. О провокаторстве Сталина твердили грузинские меньшевики—Арсенидзе, Жордания, а в 1955 г. в журнале «Освобождение» появилась статья некоего Д. Сагирашвили, собравшего воедино, раздувшего и преувеличившего ходившие в свое время в Тифлисе слухи, в том числе о том, что для побега из первой ссылки Сталин выдал организацию эсеров и получил удостоверение агента[429]. Совершенно, впрочем, неясно, какая организация эсеров могла быть в Новой Уде. Зато ясно и очевидно, что авторы подобных фантазий не имели ни малейшего представления о приемах работы жандармских учреждений. Тогда работа жандармов с агентурой велась так же, как и в современной практике спецслужб: агент, осведомитель был связан непосредственно и лично с завербовавшим его офицером, а не с ведомством вообще. Если допустить, что Джугашвили был завербован в Грузии, то иркутские жандармы не должны были об этом знать; если же его завербовали в Иркутске, то как агент он был нужен на месте, с побегом Иркутское ГЖУ его теряло, стало быть, в побеге его заинтересовано быть не могло. Так что эта версия не только не подтверждена никакими документами Департамента полиции, но и нелепа.
К самому Сталину в связи с этим побегом восходят рассказы об «аршине[430] водки»: будто бы он уговорил ямщика из местных отвезти его на станцию – не только с риском быть пойманными, но и в опасный трескучий мороз – с условием, что ставит ямщику на каждой остановке «аршин водки», то есть столько стаканчиков, что поставленные в ряд они образуют аршин[431]. Это могло быть сочинено Сталиным среди застольных разговоров, в которых важна не правдивость, а живописность рассказа. Само появление такого рассказа заставляет думать, что в реальных обстоятельствах побега или не было решительно ничего интересного, или же имелось что-то, о чем Сталин предпочел умолчать, сочинив вместо этого колоритную историю про сибирские обычаи.
Вкратце история побега Иосифа Джугашвили изложена С. Аллилуевым, причем с незначительными расхождениями повторена как в его статье, изданной в 1937 г. (см. док. 9), так и в книге[432]. То же самое описала в своих воспоминаниях и его старшая дочь, несомненно, со слов отца (см. док. 10). Рассказанная ими история в самом деле лишена увлекательных подробностей и сводится к тому, что первая попытка побега оказалась неудачной из-за того, что у Джугашвили не было теплой одежды. Затем, добыв теплые вещи, он бежал успешно. Сведения Аллилуевых подтверждаются воспоминаниями жившего в Балаганске ссыльного А. А. Гусинского, который сообщил ряд подробностей, придающих этой версии еще большее правдоподобие (см. док. 8). Его воспоминания содержат явные хронологические нестыковки (Джугашвили не мог приехать в Балаганск летом и не мог провести там около месяца перед отъездом в Новую Уду), но это обычные для мемуарного жанра ошибки памяти. Благодаря рассказу Гусинского становится яснее, как в ту пору и в тех местах устраивались побеги, а Иосиф Джугашвили предстает в папахе и бурке, сугубо кавказских атрибутах, с которыми позднее он расстался. Любопытна замеченная Гусинским холодность между Сосо и другими ссыльными грузинами.
Согласно телеграфному донесению балаганского уездного исправника от 6 января 1904 г., побег произошел накануне, 5 января (см. док. 11), причем в составленном 16 января списке политических ссыльных уезда по состоянию на 1 января Джугашвили значится наряду с прочими (см. док. 5). Неясно, какой промежуток отделял неудачную первую попытку побега от второй, окончившейся успешно, но все свидетели упоминают, что дело было в разгар зимы. Гусинский вспоминал, что Джугашвили провел у него несколько дней, прежде чем уже должным образом одетым отправился по железной дороге на запад. О «начале января» и 5 января говорит в разных версиях своих воспоминаний С. Аллилуев, который, впрочем, мог почерпнуть эту дату из вышедших к тому времени официальных жизнеописаний Сталина.
Есть и другие мемуарные рассказы, в целом описывающие ту же схему побега, но с расхождениями. Например, называются разные железнодорожные станции, к которым направлялся беглец (от Новоудинского можно было ехать к соседним станциям Транссибирской дороги как на запад, так и на восток). А. В. Островский счел заслуживающим внимания письмо некоего М.И. Кунгурова, ссыльного, жившего в Новой Уде. В 1947 г. он написал в Кремль Сталину, напоминал, что в Новоудинском тот жил на квартире Кунгурова, «в 1904 г. я увез вас лично в село Жарково, по направлению к станции Тыреть Сибирской железной дороги, а когда меня стали спрашивать пристав и урядник, я им сказал, что увез вас по направлению в г. Балаганск. За неправильное показание меня посадили в каталажку и дали мне телесное наказание – 10 ударов, лишили меня всякого доверия по селу. Я вынужден был уехать из села Новая Уда на ст. Зима Сибирской железной дороги». Далее Кунгуров жаловался на возраст и здоровье, сообщил, что воевал в Якутском партизанском отряде, и просил помочь получить персональную пенсию. Сталин на письме Кунгурова оставил помету, что не помнит его. ИМЭЛ вступил в переписку с существовавшим тогда в Новой Уде музеем Сталина, в результате которой выяснилось, что Кунгуров действительно жил в то время в селе, но никто не знает о его участии в побеге Иосифа Джугашвили[433]. А. В. Островский полагал маловероятным, чтобы Кунгуров мог обратиться лично к Сталину с письмом, «если бы оно не соответствовало действительности». Однако архивные фонды (в первую очередь фонд Сталина в РГАСПИ) хранят примеры обращений и прямо к Сталину, и к другим высшим советским руководителям, содержащих совершенно фантастические сведения, якобы принадлежащие к сталинской биографии. Среди них можно встретить обращения дам, считавших себя дочерьми вождя (и ссылавшихся в этом на своих матушек), а также и «спасителей» Сталина, будто бы помогавших ему избежать ареста, иногда при совершенно сказочных обстоятельствах[434]. Зачастую авторы такого рода фальшивых мемуаров демонстрировали явную корыстную заинтересованность, просили прибавку к пенсии, садовый участок и т. п. Надо отметить, что со сходными просьбами обращались к Сталину и его настоящие старые знакомые по жизни в ссылках, Сталин на их письма отвечал и даже мог послать некоторую сумму денег[435]. Известно, что он отличался завидной памятью на людей, способен был узнать на партийном съезде в 1930-х гг. рабочего, с которым был мимолетно знаком по революционной работе в Баку или Тифлисе. Поэтому уже то, что Сталин не вспомнил Кунгурова, следует считать веским аргументом в пользу недостоверности его рассказа. Письмо Кунгурова представляет собой типичный псевдомемуарный источник, какие встречаются исследователю сталинской биографии в изобилии. Найденные по отдельности, они заставляют задуматься, не кроется ли за ними неизвестный эпизод сталинской биографии, и зачастую вводят ученых в заблуждение. В истинном свете эта категория документов становится видна, будучи взята в совокупности, в ряду однотипных примеров.
Представляется, что причиной слухов и домыслов относительно побега Джугашвили из первой ссылки было возникшее задним числом представление о невозможности бежать из Новоудинска, в особенности не имея денег. Но, как видно из рассказа А. А. Гусинского, побеги устраивались, а деньги не были таким уж непреодолимым препятствием. Очень много решали солидарность ссыльных и сочувствие к ним местного населения. К тому же следует обратить внимание на еще одно остающееся недооцененным обстоятельство: ведь летом 1903 г. заработала по всей длине Транссибирская железнодорожная магистраль. Она избавляла ссыльных от традиционного пути в ссылку по этапу, но эта же магистраль решительным образом меняла положение дел в плане побега. Раньше беглецу надо было преодолеть тысячи верст необитаемого или малонаселенного пространства, отныне же стало достаточно добраться до ближайшей железнодорожной станции и позаботиться о правдоподобно выглядящих проездных документах или заручиться помощью железнодорожников. Похоже, полицейские власти не сразу осмыслили эту новую реальность и до самой революции так и не нашли эффективного способа ей противостоять. Георгий Уратадзе утверждал, что бежал из ссылки в Оренбурге, просто купив билет и сев на поезд