Еще один человек считался тогда специалистом по созданию хорошо законспирированных типографий и занимался этим как в Тифлисе, так и в Баку—Авель Енукидзе. Он помогал Ладо Кецховели в 1901 г. устроить типографию «Нина», он же приложил руку к созданию Авлабарской типографии, а в начале 1906 г. именно как специалист по типографиям был вызван на работу в Петербург[462] (созданием известной типографии РСДРП в Москве на Лесной улице руководил другой Енукидзе – Семен). Енукидзе вел в 1901 г. переговоры с Иосифом Джугашвили о выделении Тифлисским комитетом денег на бакинскую типографию (см. гл. 3). Главным организатором этих, как и других предприятий, выступал Л. Б. Красин. Неизвестно, когда состоялось его личное знакомство с Иосифом Джугашвили, но похоже, что в тот период они не встречались. Джугашвили до ссылки не бывал в Баку, где Красин официально занимал солидную должность главного инженера на строительстве электростанции «Электросила», осуществлял электрификацию всего Баку и нефтепромыслов. В 1904 г. Красин переехал на работу в Орехово-Зуево, где получил должность инженера и руководил строительством электростанции для Морозовской мануфактуры.
Если в круге партийцев, причастных к работе подпольных типографий, Джугашвили был своим человеком и пользовался доверием, то другие его партийные отношения в 1904 г. вызывают вопросы.
Тифлисское охранное отделение, в ту пору неплохо осведомленное о происходящем среди местных социал-демократов, Иосифа Джугашвили обнаружить не смогло. Начальник отделения ротмистр Засыпкин в конце года направил в Департамент полиции обстоятельную записку со сведениями о деятельности РСДРП за октябрь—декабрь и списком ее членов в Тифлисе, к записке была приложена даже впечатляющая графическая схема, обозначавшая стрелками их контакты между собой[463]. Контактов Джугашвили на этой схеме нет, как нет их и в текстовой части доклада. В самой записке в перечне партийных деятелей он помещен под номером 19 с лапидарным пояснением: «Иосиф Джугашвили – бежавший, якобы, из ссылки и скрывающийся в гор. Тифлисе». В списке членов партии он под номером 20, и сообщено о нем также немного: «Джугашвили Иосиф Виссарионов, крестьянин сел. Диди-Лило Тифлисской губ. Разыскивается циркуляром Департамента Полиции за №5500 от 1 мая 1904 года. В 1902 году привлекался обвиняемым при Тифлисском губернском жандармском управлении, последствием чего была высылка под гласный надзор полиции на 3 года в Восточную Сибирь […], откуда 5 января 1904 г. скрылся. По указаниям агентур, проживает в городе Тифлисе, где ведет активную преступную деятельность». Контакты его и здесь не обозначены. Значит, хотя жандармы и получили от агентуры сведения о том, что Джугашвили должен быть в Тифлисе, но найти его и установить слежку им не удалось. То же самое происходило и в предшествовавшие месяцы: в сохранившихся донесениях Засыпкина за июль – октябрь 1904 г. данных о Джугашвили не имеется.
Само по себе то обстоятельство, что Джугашвили помещен Засыпкиным в конце второго десятка тифлисских социал-демократов, указывает на представления ротмистра о его весе в организации. Главнейшие деятели, как правило, шли в начале. Засыпкин отдельно перечислил революционеров первой десятки, назвав их «центральными личностями в преступной деятельности соц.-дем. организации». В их числе М. Г. Цхакая, А. Г. Цулукидзе, М. З. Бочоридзе, Д. Е. Каландарашвили, номером четвертым числился «Лев Борисов Розенфельд – бывший студент»[464]. Он был замечен «в сношениях» с Н. И. Головановым (В. С. Бобровским), М. Г. Цхакая, А. К. Цулукидзе[465], то есть верхушкой тифлисских партийцев большевистского крыла.
Розенфельд, впоследствии известный под партийным псевдонимом Каменев [466], был еще очень молод (1883 г. р.), примкнул к революционному движению в то время, когда Иосиф Джугашвили был в тюрьме и ссылке, и успел обойти его в иерархии тифлисских социал-демократов. Засыпкин пояснял, что это «серьезный деятель». Розенфельд окончил местную гимназию, где учился вместе с Ираклием Церетели и Суреном Спандаряном, в 1901 г. поступил в Московский университет, в следующем году побывал за границей, познакомился с видными партийными эмигрантами, в том числе с Лениным, а также встретил свою будущую жену Ольгу Давидовну Бронштейн, сестру Льва Троцкого. По сведениям ротмистра Засыпкина, Розенфельд вернулся в Тифлис из-за границы 2 сентября 1903 г., «тотчас же вошел в близкие сношения с местными революционными деятелями: М. Борисовой, Д. Постоловским, В. Нанейшвили, В. Блок и др.», 6 января 1904 г. был подвергнут обыску[467]. После этого Розенфельд отправился в Москву, но во второй половине года снова был в Тифлисе, его выслали из Москвы на родину под надзор полиции. Неизвестно, когда именно состоялось его знакомство с Иосифом Джугашвили. Вроде бы они успели встретиться в январе, однако степень достоверности этих сведений не ясна[468]. Но наверняка они встретились по возвращении Каменева в Тифлис.
Приведенные донесения Засыпкина относятся к концу 1904 г. Аналогичных записок по состоянию на начало года не обнаружено; вероятно, такого рода отчеты составлялись в конце года. В донесении от 30 ноября 1903 г. Засыпкин перечислил поименно «замеченных в преступной деятельности» 30 рабочих железнодорожных мастерских, 20 типографских рабочих, в том числе Соломона и Иустина Вадачкория (Водочкория), 10 рабочих городских фабрик и 47 интеллигентов. Среди последних имена Ольги Габуния, Ираклия Церетели, Арчила Долидзе, Виссариона Калантадзе, Рождена Каладзе, Элиава, Александра Цулукидзе, Давида Капанадзе и Льва Розенфельда, который тогда по списку значился под номером 36[469].
Не все они оставались в Тифлисе к тому времени, когда Иосиф Джугашвили вернулся из ссылки: одни были арестованы, другие высланы, третьи эмигрировали. И не со всеми, кто составлял в начале 1904 г. круг тифлисских социал-демократов, он был прежде знаком. Очевидно, что он знал старых месамедасистов – Александра (Сашу) Цулукидзе, Михаила (Миху) Цхакая, Филиппа Махарадзе.
Однокашник Михаил Давиташвили был в эмиграции. Камо, арестованный в 1903 г., сидел в Кутаисской тюрьме, откуда бежал в сентябре 1904 г. Богдан Кнунянц, которого Сосо Джугашвили мог знать через Ладо Кецховели, находился в Баку, работал в типографии «Нина», стал членом Бакинского комитета РСДРП, был делегатом II съезда РСДРП от Батума и как раз в феврале 1904 г. был арестован. Степан Шаумян, тифлисский уроженец, в 1900-1902 гг. учился в Риге, там стал активистом студенческих выступлений, участвовал в пересылке «Искры», приехал в Тифлис весной 1902 г. (когда Джугашвили был в Батуме, потом там же в тюрьме), а осенью эмигрировал и в Тифлис вернулся в апреле 1904 г. Его знакомство с Кобой вряд ли могло состояться раньше этого времени. С начала 1904 г. в Тифлисе нелегально под фамилией Н. И. Голованов жил В. С. Бобровский, видный социал-демократ, муж Цецилии Зеликсон, до того действовавший в Москве и Харькове.
Что касается оппонентов из меньшевистского лагеря, то Ираклий Церетели, вступивший в социал-демократический кружок в Москве в 1901 г., в следующем году был сослан за студенческие волнения, летом 1903 г. по амнистии вернулся в Тифлис, вступил в РСДРП, вошел в местный комитет, стал редактором «Квали». В марте 1904 г. газета была закрыта, и Церетели, опасаясь ареста, уехал в Германию[470]. В эмиграции был и Ной Жордания. Н. С.Чхеидзе жил в Батуме. В 1904 г. в Тифлисе находился давний противник Кобы Исидор Рамишвили, он «по агентурным сведениям 1904 г., в гор. Тифлисе проживал совместно с В.Ломтатидзе по Театральному пер. в д. №9, где постоянно собирались члены Тифлисского комитета соц.-дем. организации и там же разбирались дела»[471].
Каково на самом деле было место Кобы среди сотоварищей по революционной борьбе? Жандармы не сумели его выследить, или он не вел в то время заметной партийной работы? По всей видимости, он действительно тщательно конспирировался, быть может, помогла новая кличка. Что же касается места в партийной иерархии, его нельзя считать незначительным, но за него Иосифу Джугашвили поначалу пришлось бороться. Да и сама эта иерархия была непростой. Ведь комитетов было два: наряду с Тифлисским комитетом РСДРП существовал Союзный комитет, объединявший кавказские социал-демократические организации. Иосиф Джугашвили, вероятно, был избран в состав обоих весной 1903 г., когда находился в тюрьме. После раскола партии на фракции Тифлисский комитет оказался почти или полностью меньшевистским, в Союзном, напротив, преобладали большевики. Если верить Арсенидзе, в Тифлисский комитет (меньшевистский), так же как раньше в Батумский, Джугашвили по приезде вовсе не пошел (см. док. 3).
У руководства Союзным комитетом находились тогда М. Цхакая, А. Цулукидзе, Ф. Махарадзе; в 1903 г. его членом был и М. Бочоридзе, очевидно, остававшийся там и в следующем году. Наиболее влиятельными большевиками считались Михаил Цхакая (по кличке Гурген) и Александр (Саша, Сандро) Цулукидзе. Приехавшая в Тифлис осенью 1904 г. Цецилия Зеликсон-Бобровская вспоминала, что «Миха Цхакая уже тогда выглядел пожилым человеком, этак лет 45, а может быть даже и больше[472]; он считался патриархом организации, на него смотрели с почтением. Он любил много говорить, но не производил впечатления очень делового человека, а скорее выглядел немножко иконообразно. Что касается Сандро или Саши, то и он горел революционной энергией, но у него не было никаких физических сил: кровоизлияние горлом обессилело его, он был тяжко болен туберкулезом» (см. док. 19).
Джугашвили тесно общался с Бочоридзе, но Михаила Цхакая ему пришлось довольно долго разыскивать в Тифлисе. Самому Цхакая казалось, что Коба искал с ним связь «несколько месяцев», но присутствовавший при их свидании С.Ханоян относил его к февралю или марту (см. док. 11). Причем контакт был установлен вовсе не через Бочоридзе, а через другого партийца – Арчила Долидзе. Очевидно, это кое-что говорит как о характере взаимоотношений Бочоридзе и Цхакая, так и о том, что последний вряд ли был близок к типографской группе. В рассказе Ханояна Джугашвили худой, в потрепанной одежде, усталый, отрешенный, Цхакая же не выказал особой радости от встречи и «потребовал от него „кредо“ для того, чтобы выяснить, насколько он интернационалист, марксист в национальном вопросе». То есть устроил проверку. И лишь после, одобрив это кредо, стал привлекать Кобу к работе.