[483].
Пафос этих строк находится в очевидном противоречии с приведенным выше выступлением Жордании на II съезде, где он заявил о невозможности принятия рабочих в партийные организации. Жордания и в других случаях не стеснялся отступлений от фактов, например, описывая итоги голосования на партийных съездах, смело переиначивал их в свою пользу. По-видимому, последовательность и интеллектуальная честность не были сильными сторонами этого лидера грузинских меньшевиков.
Голос И.Джугашвили в полемике с меньшевиками звучит в его статье «Класс пролетариев и партия пролетариев (по поводу первого пункта устава партии)». Статья появилась без подписи 1 января 1905 г. в газете «Пролетариатис Брдзола» и доказывала правоту ленинской формулировки пункта о членстве в партии. Автор держался целиком в русле ленинской точки зрения. «Итак, картина приняла следующий вид: на одной стороне армия буржуа во главе с либеральной партией, а на другой – армия пролетариата во главе с социал-демократической партией, – каждой армией в ее классовой борьбе руководит собственная партия. Мы коснулись всего этого для того, чтобы сравнить партию пролетариев с классом пролетариев и тем самым выяснить вкратце ее общую физиономию. Сказанное в достаточной мере выяснило, что партия пролетариев, как боевая группа руководителей, во-первых, должна быть гораздо меньше класса пролетариев по количеству своих членов; во-вторых, должна стоять выше класса пролетариев по своей сознательности и своему опыту; и, в-третьих, должна представлять из себя сплоченную организацию». Все это, по мнению автора, «не нуждается в доказательствах» и «само собой понятно», и «если наша партия является не скоплением одиночек-болтунов, а организацией руководителей, которая при посредстве Центрального Комитета достойно ведет вперед армию пролетариев», то из этого неизбежно вытекает именно ленинский вариант устава[484].
Однако кажется все же, что главный нерв противоречий между грузинскими социал-демократами состоял не в формулировке устава. Ведь в их среде наблюдались глубокие противоречия задолго до образования партийных фракций. Похоже, что в их случае фракционный раскол дал выход накопившимся уже разногласиям и взаимной неприязни, и дело было не только в разном понимании партийной дисциплины и демократии. Изначально в Грузии в РСДРП вошли группы людей, объединенных приверженностью к марксизму (довольно плохо тогда им известному), но различных по образовательному уровню, социальному положению, национальности. Затем должны были иметь место определенные процессы притирки, сплочения, так же как и ссоры, разрывы; то и другое происходило на фоне постоянной смены состава из-за арестов, ссылок и прихода новых членов. Среди отошедших к меньшевикам
было, пожалуй, больше образованных интеллигентов из состоятельных городских кругов, состав же большевиков был более демократичным. Однако история грузинской организации РСДРП описана недостаточно для того, чтобы заключить, что в этом и был корень проблемы. Тем более что легко находятся и противоположные примеры: среди заметных меньшевиков были люди скромного происхождения, например Георгий Уратадзе и Иосиф Иремашвили (по социальному статусу не сильно отличавшийся от бывшего своего друга Иосифа Джугашвили), а среди большевиков оказались и выходец из солидной буржуазной семьи Сурен Спандарян, и обладатель княжеского титула Александр Цулукидзе.
Примечательно, каким образом описан раскол на фракции в докладе Л. Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». Разумеется, авторы доклада оперировали исключительно пропагандистскими штампами, но зачастую за выбором того или иного стереотипного определения крылись тщательно продуманные акценты или упакованные в обороты этого условного языка намеки и неявные возражения оппонентам. Подводя итоги в первой главе доклада, авторы, отметив «известную положительную роль» группы «Месаме-даси» в распространении идей марксизма, перешли к критике: «„Месаме-даси“, однако, не была однородной организацией, большинство „Месаме-даси“, во главе с Н.Жордания, представляло оппортунистическое течение – „легальный марксизм“, вульгаризировавшее и искажавшее основы революционного марксизма, отрицавшее идею гегемонии пролетариата в революционном движении, политическую революционную борьбу рабочего класса против самодержавия и идею пролетарской революции и диктатуры пролетариата. Большинство „Месаме-даси“ вульгаризировало и приспособляло учение марксизма к интересам буржуазно-капиталистического развития и буржуазного национализма»[485]. На фоне приведенных выше цитат из работ Жордании вторгаться в дискуссию об «отрицании гегемонии пролетариата в революционном движении» есть дело безнадежное. Но симптоматично появление среди этого набора стандартных обвинений упоминания о «буржуазном национализме». В следующем абзаце доклада, говоря о подлинно «революционномарксистском» крыле, представленном «меньшинством „Месаме-даси“» (а именно Сталиным, Кецховели и Цулукидзе), был подчеркнут его «интернационалистский» характер[486].
Хотя сталинская историография привычно оперировала обвинениями в буржуазном национализме и присваивала большевикам роль истинных интернационалистов, применительно к ситуации в закавказских организациях РСДРП это, видимо, не было совершенным пустословием. Имеющаяся на русском языке литература не позволяет подробно проанализировать, в какой степени тем или иным местным деятелям были свойственны националистические настроения, которые присутствовали еще в «Месаме-даси», но несколько скупых признаков указывают, что они не были чужды той части социал-демократов, кто образовал меньшевистское крыло. А. Цулукидзе, находясь в 1901 г. в Батуме, спорил с местными социал-демократами о национальной программе, после чего заявил своим единомышленникам, что договориться с батумцами невозможно, «стоим на разных полюсах»[487].
Г. Уратадзе без обиняков называл грузинских партийцев инициаторами обсуждения национального вопроса и гордился этим. «Русские товарищи с самого начала мало внимания уделяли национальному вопросу. Для них национальный вопрос почти не существовал. А для нас с первого же дня партийной работы возник, например, прежде всего вопрос об языке». Уратадзе утверждал, что еще в 1903 г. делегируемым на II съезд РСДРП грузинам было поручено поднять вопрос о языке, но обстановка съезда тому не способствовала. «Так что инициатива постановки национального вопроса в российской социал-демократической партии исходила от грузинских социал-демократических организаций. И это не удивительно. „У кого что болит, тот о том и говорит“, – гласит пословица. Русских товарищей, повторяю, эта „болезнь“ не беспокоила»[488].
Доступные источники не позволяют судить, как эволюционировали взгляды Ноя Жордании и насколько ему были свойственны элементы национализма уже в те ранние годы. Позднее он определенно к нему пришел, это видно из его брошюры, появившейся в связи с дискуссиями в среде послереволюционных эмигрантов. Статья под не самым оригинальным названием «Наши разногласия» вышла в 1928 г. в Париже. «В центре наших разногласий стоят две задачи: способ разрешения национального вопроса и способ ликвидации советской власти. Мы все, как будто, согласны в одном – в необходимости демократизации страны; но оказывается, что и тут говорим не одно и то же. Под демократизацией я разумею не только суверенность народа, но и суверенность нации, а мои оппоненты – впрочем не все – на этот счет держатся „особого мнения“, мало чем отличающегося от мнения буржуазных демократов»[489]
Далее Жордания пояснял, что именно он имеет в виду: «Народ шаг за шагом отвоевывает права у своих врагов и организуется в национальных рамках. Оказалось, что пробудившийся народ может проявить политическую активность, стать господином собственной судьбы лишь через свою национальную культуру, через родной язык, родную литературу, через свою нацию. Начинается двоякий процесс: собирание раздробленной нации в одно целое и выделение из целого чуждой ему национальности. На этой стадии общественного процесса возникает национальный вопрос, т. е. задача создания независимых национальных единиц. Таким образом, борьба за демократию идет параллельно с борьбой за нацию, тесно переплетаясь одна с другой. В сущности, последняя входит в первую как ее составная часть. Демократические требования включают в себя национальные требования. Нельзя совместить суверенитет народа с его национальным рабством»[490]. Почему-то Жордания не сомневался, что это и есть социалистический мейнстрим: «Лозунгу господствующих классов – мир между классами, война между нациями – социалисты противопоставили свой лозунг – мир между нациями, борьба между классами. Мир не в смысле буржуазных пацифистов и добрых филантропов, нисколько не желающих устранения причин межнациональных конфликтов, а мир, основанный на проведении в жизнь принципов демократии предоставлением прав гражданина и нациям»[491].
Неизвестно, когда Жордания пришел к мысли о необходимости гражданских прав для наций и думал ли он о чем-то подобном накануне революционных событий 1905 г. Однако Уратадзе, говоря о дискуссии с национал-федералистами, заявлял в своих воспоминаниях, будто «ни одна партия, кроме социал-демократической, не отстаивала в решении национального вопроса суверенное право народа»[492], что сходно с процитированным более поздним текстом Жордании.
Уже в те ранние годы революционного движения национальный вопрос значил для Жордании и его сторонников нечто совсем иное, нежели для Ленина или Кобы. В его собственных воспоминаниях содержится примечательный эпизод. Рассказывая о V (Лондонском) съезде РСДРП, Жордания уверял, что однажды после очередного раунда жаркой полемики с Лениным по тексту итоговой резолюции тот окликнул его на улице и сделал неожиданное предложение: «Грузины, не вмешивайтесь в наши дела. Вы не знакомы с нашим народом, с его психологией, с его жизнью и бытом. И почему вы мешаете нам уладить наши дела по-русски. Получите автономию и делайте в Грузии, что хотите; мы не будем вмешиваться, и вы не вмешивайтесь в наши дела» (см. гл. 13, док. 17).