Это совещание происходило в сакле в горе св. Давида. Меня туда привел человек, семья которого жила в этой сакле. За столом сидело 7-8 товарищей, в числе которых был и мой муж – товарищ Бобровский. Из товарищей кавказцев, здесь присутствовавших, особое внимание мое было привлечено к трем: Миха (т. е. Цхакая), Сандро (т. Цулукидзе) и Сосо (т. е. товарищ Сталин).
Вначале вопрос стоял персонально о Бобровском, которого обязательно надо было выпроводить из Тифлиса, потому что его полиция проследила; надо было убрать его в другой город, но на Кавказе же. Сосо находил, что сейчас рациональнее было бы послать Бобровского в распоряжение Бакинского комитета партии. […] Решено было в тот же вечер Бобровского отправить в Баку. […]
Основной же вопрос, по которому выступали и Сталин, т. е. Сосо, и Сандро или Саша Цулукидзе, выступали и другие товарищи – это был вопрос об участии в подготовке 3 съезда партии.
При обсуждении вопроса о 3-м съезде тройкой товарищей, сразу бросилось в глаза, что организующей и направляющей рукой здесь является Сосо, он прямо кипел революционной энергией.
Миха Цхакая уже тогда выглядел пожилым человеком, этак лет 45, а может быть даже и больше; он считался патриархом организации, на него смотрели с почтением. Он любил много говорить, но не производил впечатления очень делового человека, а скорее выглядел немножко иконообразно.
Что касается Сандро или Саши, то и он горел революционной энергией, но у него не было никаких физических сил: кровоизлияние горлом обессилело его, он был тяжко болен туберкулезом. […]
Это было мое единственное свидание с Сосо в Тифлисе. […] С осени 1904 г. я уже работала в Баку.
Из беседы С. Маначурьянца с Ц. С. Бобровской-Зеликсон, 6 мая 1948 г. Машинопись, подписано Бобровской
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 7-12.
№ 20
Ц. Зеликсон-Бобровская:
На гору пошла[511] в сопровождении грузина, хозяина сакли, содержавшего в городе парикмахерскую. Навстречу нам вышла по-восточному одетая молодая женщина, жена парикмахера. На мой удивленный вопрос: «неужели и эта женщина нам сочувствует?», мой провожатый, погрозив в воздух здоровенным кулаком, воскликнул: «О! посмей она мне не сочувствовать!»
Сакля – спуск в какое-то подземелье. Своеобразие обстановки этого восточного обиталища было так необычно! Я растерянно остановилась на пороге. В облаках табачного дыма стали вырисовываться силуэты черных людей, сидящих за столом и уплетающих жирную баранину. Среди них был Голованов[512]. Все эти, на первый взгляд дикие, люди оказались товарищами, членами союзного Совета. Из членов союзного Совета в Тифлисе тогда пришлось иметь дело со стариком Цхакая (Миха), которого звали Гурген, Сталиным (Сосо), затем с покойным Сашей Цулукидзе (он уже тогда был тяжело болен). Кто именно в тот день был в сакле, я не помню. Запомнилось, что толковали на этом собрании о тяжелом положении организации, которая находится накануне провала, и о необходимости затребовать подкрепление из центра. Решено было Голованова направить в Баку, а меня оставить в Тифлисе организатором одного из районов. Гурген – Миха Цхакая – отец кавказской социал-демократии и кавказского большевизма – должен был связать меня с районом. Долго это не удавалось сделать. За ним была слежка. А когда связал меня, наконец, кой с кем из рабочих, то и за мною стали следить шпики. Из моей работы в Тифлисе почти ничего не вышло, если не считать двух-трех небольших рабочих собраний, проведенных мною, да участия в одном, довольно многолюдном, собрании пропагандистов. Из членов этого общегородского собрания в памяти запечатлелась фигура белокурого молодого человека, в студенческой фуражке, он несколько раз брал слово и больше всех горячился. Фамилия белокурого студента была Розенфельд, – это был Каменев.
Зеликсон-Бобровская Ц. Записки рядового подпольщика (1894-1914). Ч. 1. ГИЗ, 1922. С. 67-68.
№ 21
Г. Такайшвили:
В начале сентября 1904 года я сопровождал товарища Коба в сел. Джиханши (куда он направлялся) для создания организации.
В сел. Джиханши мы остановились в доме Алексея Хацава. На другой день утром пришел Афанасий Шубладзе, которому товарищ Коба поручил созвать ночью собрание передовых крестьян. Чтобы оставаться незамеченным, товарищ Коба укрылся в кукурузнике, возле старой крестьянской кухни. Сзади к этой кухне был пристроен сарай (навес). Тут же стоял длинный «сацкахели» (давильня, в которой давят виноград) и вот здесь в такой обстановке товарищ Коба дал мне исчерпывающие разъяснения о работе в деревне и здесь же он составил программу работы среди крестьян на селе. Впоследствии этой программой пользовались все пропагандисты Имеретино-Мингрельского комитета. Вечером товарищ Сосо провел с приглашенными крестьянами беседу. Он говорил с ними очень простым, понятным языком и приводя такие примеры, которые крестьяне слушали со вниманием.
Из воспоминаний Г. Такайшвили. Перевод с грузинского РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 651. Л. 238.
№ 22
Ротмистр Ф. А. Засыпкин:
Наблюдение за время с октября месяца текущего года дало указания, что в силу арестов за истекшее время целого ряда активных деятелей местной социал-демократической организации […] захватов преступной библиотеки района фабрики Адельханова, библиотеки, склада и архива Тифлисского Комитета Кавказской социал-демократической организации, наконец обысков и временных арестов целого ряда лиц, из коих часть прекратила свою активную деятельность […] произведенное таким образом ослабление организации уменьшило преступную пропаганду на очень незначительное время, и хотя в организации и чувствовался некоторый недостаток в деятелях, но это быстро восстановилось, причем подъем настроения последнее время в противоправительственном направлении отразился и на деятельности организации, оживив таковую […]
Общее положение вызвало в ноябре месяце съезд представителей социал-демократических кавказских организаций (до 12 чел.) в гор. Тифлисе, разъехавшийся 28 ноября с. г., причем самый съезд был обставлен особенно конспиративно, не допускал собрания более 3-4 лиц и пока еще не выяснено результатов означенного съезда.
Из донесения начальника Тифлисского охранного отделения ротмистра Ф. А. Засыпкина в Департамент полиции, 16 декабря 1904 г., № 2831
ГА РФ. Ф. 102. Оп. 232. ОО. 1904. Д. 5. Ч. 11. Л. «Б». Л. 28-31 (подлинник).
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 93. Л.1, 3 (фотокопия машинописной копии советского времени).
№ 23
В. Бибинейшвили (Барон):
Во второй половине 1904 г. революционная работа по деревням и местечкам чрезвычайно усилилась. Вся Кутаисская губерния покрылась нелегальными организациями. Для руководства работой к нам приехал тов. Сталин. Состав комитета был обновлен. В него вошли Сосо Джугашвили, С. Кавтарадзе, Н. Карцивадзе и член союзного комитета Саша Цулукидзе и Миша Окуджава. Из старых членов комитета остался я. Новый комитет решил усилить конспирацию.
Веяние внутрипартийного раскола уже доходило до нас, но в самой организации еще не возникали дискуссии. Следует отметить, что весь состав комитета с первых же дней оказался большевистским.
В начале осени 1904 г. в Кутаис приехала из-за границы тов. Землячка (что она была именно Землячка – я узнал только впоследствии). Имеретино-мингрельский комитет собрался на квартире Саши Цулукидзе. Землячка информировала нас об организации бюро комитета большинства, сделала доклад о расколе и ознакомила с резолюциями конференции.
Как мне потом передавали, Землячка осталась очень довольна личным составом комитета.
В Кутаис приезжал и тов. Каменев, сделавший доклад на заседании комитета с участием других ответственных товарищей, главным образом пропагандистов.
Барон (Бибинейшвили). За четверть века: Революционная борьба в Грузии. М.-Л., 1931. С. 80-81.
№ 24
Ной Хомерики:
Товарищ старик
Как я узнал, с позволения сказать, товарищ Коба передал вам, что якобы мы (я вместе с «Хорошо»)[513] были против вас и добивались удалить из ем-ка[514]. Я заявляю, что ничего подобного не было и переданное вам от Коба – гнусная ложь. Да, именно гнусная ложь с целью дискредитировать в глазах товарищей меня и другого товарища («Хорошо»). Я удивляюсь однако ж, как может человек дойти до такого нахальства. Я знаю вообще цену таких людей, как этот господин, но признаться, такой «смелости» от них не ожидал. Но оказывается, они на всякие средства падки, если только эти средства оправдывают цель. А цель или, вернее сказать, честолюбивые замыслы этих подонков нашей партии та, чтобы показаться народу великим человеком. А это несовместимо ведь с честной работой. Бог их не одарил нужным для этого талантом, им приходится для осуществления своих замыслов прибегать к интриге, лжи и тому подобным прелестям. Им на руку всякие выдумки. Выдумки и ложь, говорю я, потому что повторяю опять, ничего подобного не было. Если бы мы так думали – заявили бы прямо тебе прежде всего. Помню я, когда мы были еще в Кутаисе, это было после той истории, когда [с] массой дел нужно было справиться, нам сказали о тебе, что будто ты уехал к. тем, оставив дела в таком состоянии. Насколько я помню, мы хотели тогда написать вам письмо и выругать вас за это и даже выразили желание, чтобы ты возложенные на тебя функции передал товарищам … Но твоя поездка оказалась недействительной, наш протест ненужным. Мы были в нервном возбуждении и, я думаю, никто не станет нас порицать за то, что немного поспешили с выводом. Вот и все.
Но он (Коба) ничего не знал об этом. Мы, напротив, как только приехали сюда, заявили ес-ка[515] , что старых товарищей нужно оставить. (Это потому что С-жа[516] нам передал в Кутаис, что будто ес-ка старых товарищей по конспиративным соображениям отстранил от организации). Но это было, оказывается, недоразумением. Как выяснилось, С-жа не понял их. Мы это недоразумение рассеяли, и ес-ка согласен был оставить старых и в