К. Захарова-Цедербаум[618]:
В Баку я приехала в дождливый холодный день; несмотря на это, мне сразу бросилось в глаза оживление, несвойственное великорусским городам. На улицах рядом с элегантно одетой публикой встречались татары с окрашенными в красный цвет бородами и руками, в коротких кафтанах, опоясанных длинными шарфами, которые образовывали вокруг туловища целый жгут; татарки в чадрах, с мережкой для глаз, в широких шароварах и в туфлях без задков, шлепающих по тротуару, несущие своих ребят наподобие того, как изображают на иконах деву Марию с ее младенцем; колоритные армянки с выбивающимися из-под шапочки локонами и с завязанным ртом в знак покорности; темнолицые армяне в фесках.
Захарова-Цедербаум К. В годы реакции / предисл. и примеч. А. Стопани // Каторга и ссылка. 1929. № 11 (60). С. 76.
№ 5
В.Бобровский:
Было бы неправильным объяснить то растяпство, которое проявляли в Баку охранные власти, тем, что Баку был далекой окраиной. Тифлис лежит еще дальше от центра, а, между тем, политическая охрана и сыск там действовали в те времена вовсю, и слежка за нашим братом в Тифлисе была отчаянная.
Не в том дело. Баку был крупнейшим торгово-промышленным центром, куда, главным образом на нефтяные промысла, тянулся не только поток квалифицированных пролетариев из центральных губерний России, но и не меньший поток малокультурных рабочих из Персии и других восточных стран. Урегулировать все это по-своему и наружной полиции, и жандармам было крайне трудно, и они, казалось, как-то не приспособились в описываемый момент к своеобразию этого крупного колониального центра царской России, к этому благословенному для нелегального работника городу. Полиция почти все свое внимание уделяла разбоям и грабежам, процветавшим в Баку, и в городе не без основания утверждали, что она, начиная с высших чинов, не столько ловила грабителей и разбойников, сколько делила с ними добычу. А бакинская жандармерия, быть может, тоже причастная к этому прибыльному занятию, свое главное политическое внимание почему-то уделяла дрошакистам – этой националистической партии армянской буржуазии, имевшей свои корни и в Турции. Партия располагала вооруженными отрядами четников, и излавливать последних бакинская жандармерия считала одной из главных своих задач.
Бобровский В. Бакинская тюрьма 1905 года //Двадцать пять лет Бакинской организации большевиков. С. 63-64.
№ 6
К. Захарова-Цедербаум:
Те же условия, какие облегчали в Баку подпольную работу, вместе с тем и затрудняли ее. Пестрота национального состава населения обусловливала и наличие самых различных ступеней культуры. Здесь все еще сохранялся обычай родовой мести, был очень силен религиозный фанатизм среди темного, невежественного мусульманского населения, а мусульмане-татары и персы составляли большинство промысловых рабочих.
Захарова-Цедербаум К. В годы реакции //Каторга и ссылка. 1929. № 11 (60). С. 78.
№ 7
Ц. Зеликсон-Бобровская:
Если партийная работа в Баку осложнялась вследствие пестроты национального состава и разноязычности нефтепромышленного пролетариата, зато было легко в смысле полицейских условий. Бакинская жандармерия почему-то все внимание сосредоточивала на уголовном розыске, занимаясь излавливанием всяких разбойников, почти игнорируя нашего брата подпольщика, предоставляя нам возможность вести почти открытую работу. Все мы, нелегальные, жили без всякой прописки, устраивали большие рабочие собрания в машинном отделении промысла, в рабочих квартирах, у сочувствовавших нам из армянской и русской интеллигенции. Обычно в квартирах последних и дворники были свои люди, в противовес российским дворникам, которые тогда почти поголовно служили в охранке.
Зеликсон-Бобровская Ц. Записки рядового подпольщика (1894-1914). Ч. 1. ГИЗ, 1922. С. 70.
№ 8
Мухтар Гаджиев:
С 1904 года, когда появился товарищ Сталин среди бакинских рабочих, он уже тогда явился в наши ячейки как сильный, как крепкий организатор. […] Первый раз я встретил товарища Сталина в маленькой группе, так называемой партии «Гумет». Это название было умышленно выдумано для того, чтобы провокация мусульман, мелкая буржуазия, духовенство, чтобы у них отобрать тюркских и мусульманских рабочих […] Партия «Гумет» благодаря своему названию имела 60-80% рабочих тюрок, но фактически работу вела социал-демократическая партия, руководителем которой был товарищ Сталин.
Из протокола общего торжественного собрания Азербайджанского общества старых большевиков в честь 50-летия Сталина, 20 декабря 1929 г. Копия, машинопись
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 583. Л. 15.
№ 9
М. Эфендиев:
Вначале работа группы мусульман-марксистов носила узко кружковый характер и велась, главным образом, среди молодежи и городской бедноты. Группа подготовлялась сама под руководством товарищей Джапаридзе, Шаумяна, Сталина, Фронштейна, параллельно с этим она делилась своими знаниями с отсталой братией. В это время группой издавался гектографический журнал под названием «Гуммет» (энергия).
Эфендиев М. История революционного движения тюркского пролетариата // Из прошлого. Баку: Бакинский рабочий, 1923. С. 40.
№ 10
Ц. С. Бобровская-Зеликсон:
С осени 1904 г. я уже работала в Баку.
Теперь о моих кратких и очень немногих встречах с товарищем Сталиным в Баку.
Обстановка тогда там была такая. В Баку проживал член Центрального Комитета партии Глебов-Носков или Борис Николаевич. Этот Глебов-Носков, как член ЦК-примиренец чинил всякие препятствия к тому, чтобы бакинская организация приняла участие в подготовке 3 съезда. В связи с этим несколько раз в Баку приезжал Сосо, но так как я не была членом Союзного комитета, а была только членом Бакинского комитета, то на совещаниях с Сосо […] я не присутствовала […]
Как-то раз утром, часов в 10 вдруг стучится к нам Сосо. Жили мы с Бобровским в комнате без окна, почти пустой, без мебели. Оба не были прописаны, жили в татарском доме, во дворе. Сосо был худ и бледен, истощен, выглядел усталым. Одет он был в легкое серое старое пальтишко и в такой же кепке.
«Нерационально было приходить к вам сюда», – сказал Сосо, – могли проследить, но попасть в другое место не удалось».
Сосо уселся на топчан, служивший нам и стульями, таковых у нас не было, и принял участие в нашем чаепитии из больших кружек, ели чурек и чайную колбасу.
Приехал Сосо, желая еще раз повидаться с Глебовым-Носковым […] Здесь, в Баку, заявил он, может быть ему удастся еще сегодня провести дискуссию с меньшевиками в Балаханах.
«В таком случае вам нужно, Сосо, устроить ночевку, где вы будете сегодня ночевать?» – спросила я. На это он ответил: ночевать в городе не буду, это всегда гораздо опаснее, гораздо лучше днем провести дискуссию и ночевать в вагоне – железнодорожники свои люди. Поэтому ночевки мне никакой не устраивайте, не нужно».
Из беседы с Ц. С. Бобровской-Зеликсон, 6 мая 1948. Машинопись, подписано Бобровской
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 7-12.
№ 11
А. Стопани:
К осени 1904 г. меньшевики сыграли с нами скверную штуку, нанесшую бакинскому рабочему движению на долгое время неисправимый вред. Не имея возможности выступать под партийным знаменем с.-д. (как оставшиеся на съезде в меньшинстве), местные меньшевики […] создают якобы беспартийный «Союз балаханских рабочих» – организацию гапоно-зубатовского типа. […] «Союз» этот первое время имел успех среди аполитичной малосознательной части, преимущественно русских рабочих. Возглавлявшие союз братья Шендриковы (3 брата и жена одного из них) не брезгали ничем в борьбе с нами, большевиками, вплоть до самой отчаянной демагогии и даже негласных субсидий у нефтепромышленников […] Шендриковцы срывают одну за другой начатые нами большие кампании: сначала всеобщую забастовку, а затем политическую демонстрацию. Они внедряются в широко поставленную нами кампанию за всеобщую забастовку не только с экономическими требованиями, но и политическими лозунгами, подменив все требования и лозунги чисто экономическими, да и то наиболее крохоборческими.
Переписка Н. Ленина и Н. К. Крупской с Кавказской организацией (с вводными статьями А. Стопани и М. Лемана) //Пролетарская революция. 1925. № 5 (40). С. 7-8
№ 12
А. Рохлин:
Партийные профессионалы периода 1903-1907 гг. (они были и позднее, но их осталось мало) в силу ряда совершенно объективных причин должны были отличаться, и на деле отличались, большой непоседливостью. […] В этом было много плюсов, но были и немалые минусы. Поскольку дело касалось партийной линии, общих задач движения, больших кампаний, широких политических лозунгов, – профессионал был неподражаем. Тут он был, что называется, у себя дома. Разбудите его в 3 часа ночи (если вам удастся найти его «ночевку», так как одному Аллаху и, пожалуй, иногда секретарю комитета известно, где он ночует, как питается и на какие средства живет), разбудите его и предложите немедленно выступить с речью на любую тему, – и он исполнит это поручение быстро и хорошо, не дав себе труда предварительно хотя бы в течение пяти минут продумать тему. […] Широкий охват событий, обобщенный опыт, опыт не только всероссийского, но и очень часто непосредственное знание западно-европейского революционного движения, – эти качества подымали профессионалов на большую высоту среди партийной массы. Но чуть что дело касалось практических, конкретных, живейших и важнейших для данного завода, фабрики, предприятий частных и местных вопросов, столь существенных для всякой работы, как профессионал очень часто самым постыдным образом попадал впросак. Были, конечно, разные профессионалы. Но само положение этого активнейшего работника, обстановка его жизни вырабатывала в нем черты быстроты, натиска, беззаботности и верхоглядства ко всему, что в широких рамках «общих задач» и «конечных целей» имело локальное, местное, случайное, преходящее значение. И поэтому бывали случаи, когда какой-нибудь наилюбимейший, наипопулярнейший политический оратор – Степан, Петр или Демьян, – не совсем разобравшийся в «тонкостях», путал, скажем, тартание с бурением или с пафосом призывал к борьбе за 8-ми часовой рабочий день там, где, скажем, случайно по условиям производства работа длилась 7 часов.