У нас был заметен приезд товарища Сталина, потому что ссыльные устраивали новогоднюю пирушку, встречали новый год у Врублевской, и товарищ Сталин 20 января приехал.
Из стенограммы беседы со старыми большевиками в Музее Ленина, 10 апреля 1950 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 582. Л. 11–12.
№ 4
Сталин:
Его превосходительству господину губернатору Енисейской губернии Административно-ссыльного Иосифа Виссарионовича Джугашвили Прошение.
Сим имею честь просить ваше превосходительство разрешить мне остаться до окончания срока ссылки (до 9 июня 1917 г.) в городе Ачинске ввиду имеющихся у меня в этом городе шансов на заработки.
Иосиф Виссарионович Джугашвили 1917 января 16
Гор. Красноярск
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4357. Л. 1 (подлинник).
№ 5
Красноярское охранное отделение:
При отношении Красноярского уездного воинского начальника от 9 февраля с. г. за № 3851 был препровожден в Полицейское управление административно-ссыльный Туруханского края Иосиф Виссарионов Джугашвили как признанный совершенно негодным к воинской службе.
Джугашвили разрешено г. начальником губернии ввиду скорого окончания им (7 июня 1917 г.) срока ссылки и надзора отбыть таковой в городе Ачинске, вследствие того выдан Джугашвили путевой вид до города Ачинска 20 числа сего февраля за № 215.
Отношение Красноярского городского ОО начальнику Енисейского ГЖУ, 21 февраля 1917 г.
Красноярский краевой архив. Ф. 827. Оп. 3. Д. 97. Л. 164–164 об.
№ 6
Красноярское охранное отделение:
Административно-ссыльному Туруханского края Иосифу Виссарионову Джугашвили, препровожденному в г. Красноярск в распоряжение Красноярского уездного воинского начальника для призыва на военную службу и признанному совершенно неспособным к военной службе, г. енисейским губернатором разрешено отбыть срок гласного надзора полиции, оканчивающийся 17 июня 1917 г., в г. Ачинске, куда он и выбыл 20 сего февраля с проходным свидетельством Красноярского полицмейстера № 215.
Об этом сообщаю для сведения и наблюдения.
Отношение Красноярского ОО помощнику в Минусинском и Ачинском уездах, 24 февраля 1917 г., № 215
Красноярский краевой архив. Ф. 827. Оп. 3. Д. 97. Л. 165–165 об.
№ 7
Анна Аллилуева:
Сталин рассказывал, как попал он в Ачинск. В октябре 1916 года ссыльных призывали в армию. Из Туруханского края ссыльных-призывников и с ними Иосифа Виссарионовича отправили в Красноярск. Добирались туда на собаках, на оленях, пешком. На пути останавливались, встречались с сосланными товарищами, а чтобы не вызывать подозрения, устраивали гулянки: мобилизованные, дескать, кутят – прощаются перед уходом в армию.
Но для армии Сталина забраковали.
– Сочли, что я буду там нежелательным элементом, – говорил он нам, – а потом придрались к руке.
Левая рука Сталина плохо сгибалась в локте. Он повредил ее в детстве. От ушиба на руке началось нагноение, а так как лечить мальчика было некому, то оно перешло в заражение крови. Сталин был при смерти.
– Не знаю, что меня спасло тогда: здоровый организм или мазь деревенской знахарки, – но я выздоровел, – вспоминал он.
Но след от ушиба на руке остался навсегда, к этому-то и придрались красноярские чиновники. Отбывать оставшийся срок ссылки они послали Сталина в Ачинск.
Аллилуева А. С. Воспоминания. С. 167.
№ 8
Сергей Берия:
Сталин ненавидел все, что напоминало ему о его физической слабости. Например, он не выносил, когда вспоминали о том, что его освободили от службы в царской армии. Когда в 1946 году сестра его жены, Анна Аллилуева, допустила неосторожность, упомянув эту историю в своих мемуарах, мой отец ухмыльнулся: «Бедолага, быть женой Реденса[851] ей было недостаточно, так она еще стала вспоминать о физических недостатках генералиссимуса!»
Берия С. Мой отец Берия: В коридорах сталинской власти. М., 2002. С. 38.
№ 9
А. Байкалов:
Летом 16 г. для пополнения потерь на фронте был объявлен призыв ратников ополчения 2-го разряда. Административные ссыльные, как не лишенные по суду прав состояния, тоже подлежали призыву, и потому Джугашвили был привезен в губернский город Красноярск для медицинского освидетельствования. Там я его впервые и встретил, если не изменяет память, на квартире у А. Г. Шлихтера, известного киевского большевика, впоследствии советского полпреда в Вене и наркома земледелия Украинской ССР. Встреча эта была мимолетная. Я только познакомился с Джугашвили и обменялся с ним несколькими незначительными фразами.
Врачи признали Сталина негодным к военной службе. Его левая рука была вывихнута в детстве, и так как сустав был плохо вправлен, то рука в локте почти не сгибалась. Енисейский губернатор Гололобов, бывший депутат 3-ей Государственной Думы и член Союза Русского Народа, разрешил Джугашвили доканчивать срок ссылки в Ачинске, маленьком уездном городке Енисейской губернии на Сибирской жел. дороге. Там же жил в это время со своей женой Ольгой Давыдовной, сестрой Троцкого, и Каменев.
БайкаловА. Мои встречи с Осипом Джугашвили //Возрождение. Париж, 1950. № 8. С. 117.
№ 10
В. П. Филиппова:
В 1917 году в начале февраля месяца, точно число не помню, пришел ссыльный и стал проситься на квартиру […] Через несколько дней после того, как пришел к нам на квартиру, я стала говорить насчет прописки, он мне подал паспорт, но я не могла написать его фамилию «Джугашвили», она мне показалась трудной. […] Он сам заполнил домовую книгу […]
Когда он пришел к нам, то вещей у него никаких не было. Мы ему дали матрац, одеяло и одну подушку. Одет был в черное пальто, в серой папахе. При выходе завсегда поднимал воротник, лицо было желтоватое, были рябины. Жил в нижнем этаже, в угловой комнате, вход через нашу комнату. Вид комнаты: от двери к окну в простенке стояла койка, между окнами в простенке стоял черный небольшой столик и перед ним было зеркало, в углу стоял уголовичек. Два окна было в улицу, откуда вход был во двор, и два в переулок. У него с собой было одно полотенце, когда оно загрязнялось, то мама его стирала, высушивала и вешала опять на то же место – пока его не было дома. Утром, когда он выходил умываться, мама часто заносила ему пирожки, ставила на стол и уходила.
К нему часто приходила женщина[852], чернявенькая, нос греческий, в черном жакете, и они подолгу сидели, а потом он выходил ее провожать и сам закрывал двери. И еще один раз, когда не помню, приходили два мужчины, один поздоровался, а второй нет, и больше эти мужчины не приходили.
Вскоре после того, как он перешел к нам, через неделю или немного больше, почтальон ему принес письмо в красном конверте, и по почтовой печати я узнала, что из Петербурга. Из дому он уходил или утром рано и приходил после обеда, или же после обеда и приходил поздно ночью, ему завсегда открывала мама. У меня муж был в солдатах и я часто вспоминала о нем, так он мне сказал: «Не плачьте, муж ваш скоро придет, войны никакой нет». Книг во время уборки его комнаты я не видела.
В первых числах марта, какого числа не помню, еще днем он сказал, что сегодня уезжаю. Мы долго не ложились спать – эта женщина в этот вечер была с ним. Поздно ночью, часов в 12 или даже позднее, они вышли, попрощались с нами и при выходе он сказал этой женщине: «Подожди, скоро все уладится, все будет иначе». С собой понесли какой-то сверток.
Рассказ В. П. Филипповой, записанный в апреле 1940 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 667. Л. 92–93.
№ 11
В. П. Филиппова:
К нему приходили 2 мужчин. Спросили Джугашвили. Были похожи: один на Некрасова поэта, другой на Свердлова.
Приходила женщина очень часто, фамилию не знаю. Черные глаза, смуглая, в черной шали и черный костюм (полужакет). Нос греческий, похожа не на русскую. […]
С мамой он говорил, что скоро царя не будет, его свергнут. Договоренности за чай не было, но мама караулила. Когда он выходил умываться, она заносила ему в комнату чай и пирожки и тут же уходила. Не спрашивала его, хочет он или нет, чтобы его не обидеть.
Полотенце было одно – вафельное. Белье после его отъезда осталось на печке.
Уехал он в первых числах марта поздно вечером с той же женщиной.
Рассказ В. П. Филипповой, записанный 31 августа 1946 г. директором [Ачинского?] музея Кулябиной
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 667. Л. 92–93.
№ 12
Из стенограммы беседы со старыми большевиками:
Померанцева. Подпольной типографии в Ачинске не было. Была связь с некоторыми рабочими-железнодорожниками и с военным городком. […] Когда приехал товарищ Сталин, он, конечно, знакомился, какие мы держим связи, как работаем. Мы работали там небольшими группами. Там, где я работала, в ссылке находился Врублевский, а позже приехала тов. Швейцер. […] Держали связь с массой в военном городке. Это была солдатская масса, которая довольно горячо отзывалась на наши листовки, и связь с ними держалась довольно регулярно. Когда приехал товарищ Сталин, он одобрил, что мы поддерживаем связь с ними, потому что их было до 8000 чел. в военном городке.
Из стенограммы беседы со старыми большевиками в Музее Ленина, 10 апреля 1950 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 582. Л. 6–8.
№ 13
В. П. Филиппова:
В 1940 г. в Ачинск приехала Швейцер и вошла в наш дом с Никитиной в 8 часов утра… Осмотрев дом, она сказала, что в этом доме жил Сталин. Вспомнила улицу, по которой ходила к Сталину[853]. […]
– Бывало, войду в комнату Сталина, – вспоминала Швейцер, – и сразу задерну занавески на окнах и через шторку смотрела в окно на улицу. […] Вспомнила занавеску, которой я завешивала кровать, которая стояла в средней комнате на правой стороне[854]. […]
Мама жила в кухне, где теперь контора музея. В окно кухни он, Сталин, и стучал. Мама открывала ему дверь.