Когда приходила к Сталину Швейцер, она не стучала в дверь, выходили они тихо, старались не стучать, но я слышала. Они шли через мою комнату, мимо моей койки. Сидели долго. Я сначала читала, потом ложилась спать.
В 1940 г. Швейцер говорила, что она отдала Сталину свитер, который носил Спандарян. За квартиру он не платил и мы не требовали.
Заявление В. П. Филипповой от 24 сентября 1946 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 667. Л. 94 об. – 95 об.
№ 14
В. П. Филиппова:
В нашем доме Сталин не питался, продуктов не приносил, нас не просил готовить. Где-то он питался в другом месте. Правда, иногда при уборке комнаты Сталина, мы замечали кусочки саек, колбасы. Чай мама подавала ему каждое утро.
Рассказ В. П. Филипповой, записанный 5 января 1947 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 667. Л. 96.
№ 15
А. Байкалов:
Я был тогда членом правления Енисейского Союза кооперативов и довольно часто приезжал по делам в Ачинск, где у Союза было районное отделение. Во время своих наездов я заходил к Каменевым провести с ними вечер. Джугашвили, или, как мы к нему в разговоре обращались, «Осип», был у них частым гостем. Там-то я и познакомился с ним ближе.
Ни в наружности, ни в разговоре моего нового знакомого не было ничего такого, что могло бы остановить на нем внимание. Это был человек роста ниже среднего, с несколько деформированным – туловище непропорционально длинное, а ноги короткие, – но крепким сложением, с темным, покрытым оспинами лицом, с низким лбом, над которым свисали густые нечесаные волосы, с закрывающими рот неопрятными усами. Маленькие темно-карие, почти черные, глаза угрюмо смотрели из-под густых бровей на окружающий мир и были совершенно лишены того добродушно-юмористического выражения, которое так подчеркивается на теперешних подхалимных портретах диктатора.
По-русски Осип говорил с сильнейшим кавказским акцентом, часто останавливаясь, чтобы подобрать нужные слова. Речь его была лишена всякого блеска и остроумия, элементарно трафаретна, односложна. В этом отношении контраст с Каменевым, умным, широко образованным, остроумным, любившим и умевшим поговорить человеком, был особенно разителен. Беседа с Каменевым была интеллектуальным удовольствием, и мы проводили часы за самоваром, делясь воспоминаниями, обсуждая новости и обмениваясь мнениями по вставшим во время войны вопросам внутренней и внешней политики.
Осип почти не принимал никакого участия в этих беседах, а если изредка и вставлял замечание, то Каменев его сразу обрывал короткой полупрезрительной фразой. Было очевидно, что сталинские рассуждения и суждения он не считал достойными серьезного к ним отношения. После всякого такого неудачного вмешательства в общий разговор Сталин опять погружался в мрачное молчание и сосредоточенно сосал набитую «самосядкой» (выращиваемый сибирскими крестьянами крепчайший, плохо провяленный, зеленый листовой табак типа махорки) трубку. Ольга Давыдовна, дама тонная и немного капризная, морщилась, стонала, чихала, кашляла, протестовала. Сталин на время откладывал трубку, а потом снова ее закуривал, наполняя комнату ядовитым дымом, от которого, как у нас шутили, дохли не только мухи, но и кони.
Одна из бесед с Каменевым – Сталиным мне особенно хорошо запомнилась. Как-то в средине января 17 года я приехал по кооперативным делам в Ачинск и вечером зашел к Каменевым. Как всегда, Осип со своей трубкой уже сидел у чайного стола. Разговор скоро перешел на тему о войне, как и чем она кончится. Каменев весьма подробно и красноречиво говорил о том, что победа немцев обеспечена, что царское правительство в целях предупреждения революции, подземные раскаты которой отражались и в доходящих до Сибири слухах о происходивших в высших правительственных кругах раздорах, должно будет просить мира, а без России западные союзники долго выдержать военного напряжения не смогут. Америка, по его мнению, должна была сохранять нейтралитет, на котором так хорошо наживались ее капиталисты.
Одержав победу, немцы, говорил Каменев, наложат на Англию и Францию огромную контрибуцию и вообще продиктуют такие условия мира, которые повлекут за собою быстрое и значительное сокращение уровня жизни в побежденных странах, что создаст в них революционную ситуацию. Сначала во Франции, потом в Англии начнется социальная революция, которая перекинется вскоре и в победившую Германию. Что касается России, то в ней может произойти лишь буржуазно-демократическая революция. Потребуется по меньшей мере двадцать-тридцать лет для того, чтобы созрели условия для социалистического переворота и в России.
Из такого прогноза дальнейшего развития событий Каменев выводил тактику пораженчества. Русские социалисты, доказывал он, саботируя военные усилия страны и тем содействуя победе Германии над царским режимом, исполняли свой долг по отношению международного пролетариата. Пораженчество подготовляло почву для социальной революции сначала в передовых, капиталистических странах, а потом, по прошествии известного периода, и в более отсталых, в том числе и в России.
Я стоял на позиции оборончества и потому резко возражал Каменеву. Завязался горячий спор. Осип в нем участия почти не принимал. Он только кивал головой, одобрительно хмыкал и поддакивал Каменеву, не пытаясь, впрочем, дополнить и развить его аргументы.
Эта моя встреча с Каменевым и Сталиным была последней.
Общее впечатление от личности Сталина, которое я вынес из моих немногих бесед с ним, было как о человеке, стоявшем по своим интеллектуальным способностям гораздо ниже среднего уровня «партийного работника».
Байкалов А. Мои встречи с Осипом Джугашвили //Возрождение. Париж. 1950. № 8. С. 117–118.
№ 16
Из стенограммы беседы со старыми большевиками:
Муранов. Петровский упомянул о Мгеладзе. Я напомню такой эпизод с этим Мгеладзе. Когда товарищ Сталин был у нас в Ачинске, лично у меня на квартире, то пришел этот Мгеладзе и спрашивает – здесь ли Джугашвили. Я сказал, что здесь, он снимает пальто, шапку, входит в комнату, где сидел товарищ Сталин, и протягивает ему руку. А товарищ Сталин, не подавая ему руки, сказал: «Уберите его отсюда, я его знать не хочу».
Из стенограммы беседы со старыми большевиками в Музее Ленина, 10 апреля 1950 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 582. Л. 22–23.
№ 17
Из стенограммы беседы со старыми большевиками:
Померанцева. Когда мы получили телеграмму о февральском перевороте, мы не были организованы и не успели собраться. После мы устроили собрание в доме Долина. В день, когда мы получили телеграмму, был базарный день. Я решила, что крестьяне с базара разъедутся и ничего не узнают, побегу к ним и скажу, что царя нет, царя свергли. На пути я встретила товарища Сталина. Товарищ Сталин посмотрел на мое возбужденное лицо и спросил, куда вы бежите? Я говорю, бегу на базар, надо сказать крестьянам о перевороте. Он одобрил и я побежала скорей известить крестьян.
Из стенограммы беседы со старыми большевиками в Музее Ленина, 10 апреля 1950 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 582. Л. 6–8.
№ 18
Из стенограммы беседы со старыми большевиками:
Муранов. В это время у нас в Ачинске были представители от солдат, человек 10 нелегальных членов партии. Сталин с ними общался. Когда открывался митинг, приехали солдаты. Мне сказали, что я должен быть на митинге, я сейчас же бросил работу и поехал туда. Тогда там присутствовал Каменев". Мне сказали, что сейчас дадут слово полковнику Мартынову, а после него будет дано слово мне. На этом митинге не было ни трибуны, ни радио. Присутствовало 2 полка солдат, это 10 тыс. человек. […] Сталин тогда не выступал, потому что он ссылку отбыл и его выступления и речи в «Правде» очевидно имели большое значение.
После этого нужно было собираться ехать. Я получил деньги и числа 12 марта мы уехали. Уехал тов. Сталин. Уехала т. Померанцева.
[Померанцева подает реплику, что она не поехала, т. к. товарищ Сталин сказал, кто-то должен оставаться в Сибири, и она осталась]
Муранов. Напомню еще об одном митинге, который был перед нашим отъездом. На этом митинге выступал с предательской речью Каменев, который говорил, что царя нет, есть теперь временное правительство, к которому депутатам надо обращаться. Он говорил, что вероятно нужно избрать царя, и предложил Михаила Романова. Он сказал, что нашему собранию нужно с таким призывом обратиться и депутаты должны послать какую-то телеграмму. В это время пришел товарищ Сталин и объяснил вредность позиции Каменева, объяснил, что революцию надо двигать дальше и поднимать ее на высшую ступень. […]
Померанцева. […] Этот эпизод относительно митинга, это возмутительное выступление Каменева, все это было вскрыто тогда, в 1926 году, на пленуме ИККИ, когда выступал товарищ Сталин. […] Товарища Сталина тогда на митинге не было и тов. Швейцер поспешила известить товарища Сталина о том, что тут происходят безобразия, потому что Каменев в это время являлся самым почетным человеком. И товарищ Сталин вынужден был пойти и остановить все это представление. Так было дело. Я была на этом митинге и тов. Швейцер была страшно возмущена, нужно было все это дело прекратить, и нужен был именно авторитет товарища Сталина.
Товарищ Сталин пришел, но что он говорил Каменеву, никто не может сказать. Я хорошо помню, он отозвал Каменева за кулисы и там ему что-то крепко сказал.
Из стенограммы беседы со старыми большевиками в Музее Ленина, 10 апреля 1950 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 582. Л. 4–6.
19. Фраза о Каменеве вычеркнута.
№ 19
Из стенограммы беседы со старыми большевиками:
Шепелева (ИМЭЛ). Как долго был товарищ Сталин в Ачинске? Сколько дней были в пути от Ачинска до Петрограда и сколько времени пробыл товарищ Сталин в Ачинске, когда оттуда приехал?
Швейцер. Мы поехали 8-го, назначено было 7-го, но мы выехали на день позже экспрессом. 12 числа мы уже были в Петрограде.