Из воспоминаний М. П. Крапивиной, декабрь 1944 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 209–212.
№ 14
М. П. Крапивина:
Наружностью тов. Сталин был такой же, как теперь, но худой, осунувшийся, истощенный. Всегда очень скромный, выдержанный, задумчивый, имел привычку держать большой палец правой руки за бортом пинжака. […]
Ссыльные получали «кошевые», как они называли, 7 руб. 40 коп. Этих денег, конечно, для прожиточного минимума недостаточно было, а некоторые из ссыльных имели дома семьи, материально жить было очень трудно. Товарищ Сталин чутко относился ко всем. Он и другие ссыльные организовали сбор денег с сольвычегодцев (в то время в г. Сольвычегодске было много богатых и сочувствующих ссыльным) и помогали бедным ссыльным.
Из рассказов М.П.Крапивиной в записи Бачурихиной, заверено зав. партархивом обкома
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 213–214.
№ 15
М. П. Крапивина:
Население любило «политикантов» (так называло население политических ссыльных), хорошо относилось. Крестьянки часто носили и отдавали свои продукты им по дешевой цене. Например, если кто-либо из сольвычегодцев торгуется с крестьянкой из-за денег на рынке, то крестьянки отвечали, что за такую цену я лучше политикантам отдам.
Из рассказов М. П. Крапивиной в записи Бачурихиной
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 213–214.
№ 16
М. П. Крапивина:
Незадолго до побега тов. Сталина от нас я случайно видела его во время выступления на дворе тюрьмы, окруженного товарищами. Он стоял на опрокинутом ящике и произносил речь, а около него бегал исправник, но почему-то остановить его не решались. […] Потом я узнала, что все требования политических были удовлетворены.
Часто высланные устраивали в лесу сходки, я лично на них не бывала, но знаю, что некоторые из молодых учителей там бывали.
В 1909 году был большой разлив реки, а также разлилось и соленое озеро или Солоника, как у нас его зовут, и вот вечером политические собрались, взяли лодки, украсили их красными флагами и с пением революционных песен стали кататься по озеру. На берегу собралось очень много публики, которые с удовлетворением слушали пение, а береговой петушок, т. е. исправник, бегал по берегу и ругался, кричал: «Прекратите пение!» – но полицейские ехать на лодках не смели.
Из воспоминаний М. П. Крапивиной, декабрь 1944 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 209–212.
№ 17
Т. Сухова:
Пожив до июля-августа месяца, товарищ Сталин как-то очень серьезно заявил: «Довольно, отдохнул, пора мне и за работу приниматься».
Я вначале не поняла, что он хочет этим сказать, но потом выяснилось, что он задумал бежать из ссылки. Сергей и Антон[162] вскоре после заявления товарища Сталина сообщили мне, что они завтра поедут провожать его до станции Котлас на лодке. Я попросила их взять и меня с собой, и на другой день утром мы вчетвером сели в лодку и поехали вниз по Вычегде, по Северной Двине, а потом отъехали от Сольвычегодска никем незамеченные. Перед отъездом у товарища Сталина не было денег на дорогу. Сергей и Антон достали ему денег, а я дала в дорогу несколько носовых платков. Товарищ Сталин, беря платки, улыбаясь сказал: «Ну, ладно, я когда-нибудь возвращу вам шелковыми». […] К вечеру мы были в Котласе. Поезд стоял на путях. Мы крепко пожали руку товарищу Сталину, пожелав благополучного пути. На другой день рано утром мы были уже дома. Наше отсутствие не было замечено. А об отсутствии Осипа Коба квартирная хозяйка заявила в полицейское управление, но было уже поздно.
Спустя несколько месяцев я получила от товарища Сталина открытку, в которой он пишет, что находится в Баку и живется ему хорошо.
Из воспоминаний Татьяны Суховой, б. д.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 272–274.
№ 18
Сталин:
30/XI —! Вопреки обещаниям, помнится, неоднократным, до сих пор не посылал Вам ни одной открыточки. Эх, конечно свинство, но это факт, и я, если хотите, при-но-шу изви-не-ния. От Ст. [163] получите письмо. А пока примите привет. Мне живется в общем хорошо, если хотите, даже очень хорошо. Мой адрес: Баку, Каменистая, бюро увечных, Бондареву. Для Осипа.
Где Антон и Сергей – пишите. Осип.
Открытка И. Джугашвили Татьяне Петровне Суховой в Вологду, до востребования, 14.12.09 [дата по штемпелю], Баку.
Печатная подпись к изображению на открытке: «Священное писание. Картины из Ветхого Завета по оригиналам известного художника профессора Лейнвебер. Давид танцует перед Ковчегом. 2-я кн. Царств 6, 16»
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4372. Л. 1 (подлинник, автограф).
№ 19
Ведомость лицу, подлежащему розыску[164]
Составлена сольвычегодским уездным исправником 30 июня 1909 года.
Ведомость о розыске И. Джугашвили, Сольвычегодск, 30 июня 1909 г.[165]
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 632. Л. 6 (подлинник).
Глава 18. Баку, 1909–1910 годы
Сначала Коба появился в Петербурге. Готовясь к побегу, он узнал адрес Сергея Аллилуева, перебравшегося с семьей в северную столицу. Аллилуев отвел его в надежное место, где можно было спрятаться беглецу-нелегалу, – в дворницкую Конона Савченко, прозванную «ямкой» (см. док.1, 2). Существует также рассказ рабочего С.К.Забелина, работавшего тогда с Сергеем Аллилуевым в Обществе электрического освещения, о том, что по просьбе Аллилуева он на одну из ночей устроил беглеца к себе на ночлег в Лесном (см. док. 3). Забелин, правда, отнес этот эпизод к сентябрю 1911 г., что исключается данными наружного наблюдения за Джугашвили в то время. Так что, возможно, Коба нашел приют у Забелина после побега 1909 г.
Участники революционного движения братья Конон и Кузьма Савченко имели прекрасное легальное положение, которым умело пользовались. Конон Савченко служил в Петербурге дворником, у него была дворницкая квартирка в полуподвале солидного дома близ Сампсониевского проспекта, среди жильцов которого были директор банка, сенаторы, депутат Государственной думы В. М. Пуришкевич. Как все дворники, он должен был помогать полиции, следовательно, квартира «ямка» была вне подозрений. К тому же должность дворника, в обязанности которого входила прописка паспортов жильцов, давала возможность иногда добывать для революционеров документы и виды на жительство, а в летние месяцы, когда дворник присматривал за опустевшими квартирами уехавших на дачу солидных соседей, прятать там нелегальщину, не исключая и квартиры Пуришкевича. Кузьма Савченко служил в гвардии при Кавалергардском полку, оплоте гвардейской аристократической молодежи[166]. Дворницкая Конона была надежным местом, а уж квартира Кузьмы в кавалергардских казармах тем более.
Сергей Аллилуев отвел Джугашвили к Конону Савченко, тот, в свою очередь, поселил его у брата, и таким образом беглец провел в столице примерно дней десять. Живший тогда у Кузьмы Савченко молодой родственник Иван Мельников относил пребывание Кобы ко второй половине июля 1909 г.; по его словам, Джугашвили уехал 2 августа, когда Конон Савченко добыл ему паспорт (см. док. 2). А. С. Аллилуева и И. Н. Мельников свидетельствовали, что Джугашвили пробыл около двух недель (см. док. 1, 2); по воспоминаниям Веры Швейцер, Иосиф Джугашвили появился в конце июля и пробыл несколько дней (см. док. 4). Тут явная хронологическая неувязка: где он был до середины июля, если бежал из Сольвычегодска 24 июня? На самом деле нет смысла всерьез задавать вопрос, где он провел почти месяц, поскольку в Баку агентура сообщила жандармам о его приезде уже 12 июля, а 15 июля он был взят под наблюдение (см. док. 5, 8, 9). Таким образом, учитывая время на дорогу, в столице он мог быть в последних числах июня – начале июля, а приведенные мемуаристами даты следует считать неверными.
В. Швейцер рассказала, что по приезде в Петербург Коба связался с ней через бывшего тифлисского рабочего, большевика Сильвестра Тодрию, и она устроила ему встречу с большевистским депутатом Думы Николаем Полетаевым. На квартире последнего тогда же имело место совещание, на котором «товарищ Сталин заложил фундамент центральной газеты «Звезда», которая и вышла в конце 1910 года в Петербурге» (см. док. 4). Если встреча Джугашвили со старым товарищем Тодрией не должна вызывать сомнения, а свидание с Полетаевым – вполне вероятно, то последнее сообщение Швейцер кажется фантастическим, ведь в ту пору Джугашвили не имел никакого отношения ни к петербургской организации, ни к центральным партийным издательским проектам и вряд ли мог претендовать на вхождение в этот узкий круг посвященных. Можно предположить, что мемуаристы сдвинули даты его пребывания в столице не случайно, а именно для того, чтобы увязать его с совещанием о «Звезде». Впрочем, счесть чистой фантазией сообщение В. Швейцер, мемуаристки в целом ненадежной, мешает текст статьи И. Джугашвили «Партийный кризис и наши задачи», напечатанной в Баку месяц спустя. О ней речь пойдет ниже.
Вернувшись в Баку, он должен был обнаружить, что обстановка за истекший год разительно изменилась. Рабочее движение было на спаде, партийные организации прозябали в жалком состоянии, а жандармам наконец удалось достичь заметных успехов по части приобретения секретной агентуры и насыщения ею революционных организаций[167]. Наблюдение стало более систематическим, историку это видно по изменившемуся набору документов. Теперь основным источником становятся ежемесячные отчеты о состоянии местных организаций каждой из революционных партий и обзоры полученных агентурных сообщений, представлявшиеся местными охранными отделениями в Департамент полиции.
В обзоре положения социал-демократической партии в 1907–1908 гг., составленном в Департаменте полиции, был отмечен значительный отток партийных кадров в эмиграцию, «беспрерывное бегство революционеров интеллигентов и рабочих привело к возрождению в целом ряде заграничных городов (швейцарских, бельгийских и в Париже) „заграничных групп содействия“, выросших в многочисленные сообщества», в связи с чем обострилась межфракционная борьба среди эмигрантов. В отчете утверждалось, что к концу 1908 г. «в России меньшевики не имели никаких организаций; весь юг, где царствовали меньшевики, совершенно уничтожен репрессиями правительства, север же России и даже Кавказ находились под преобладающим влиянием большевиков», причем в исчезновении меньшевистских организаций большую роль сыграло доминирование в них интеллигенции, «которая бежала за границу». «Большевики, наоборот, сохранили в России (весь север, центр, восток и Кавказ) опорные пункты, имеют в своих руках Центральный Комитет»