[168]. В Баку после провала совещания с нефтепромышленниками, когда численность сторонников большевиков доходила до трех тысяч, к 1909 г. осталось около 400 партийцев. Говорить о полном исчезновении меньшевистских комитетов, впрочем, было преувеличением. В Баку они по-прежнему имелись, но преимущественно перешли на позиции «ликвидаторов», то есть сторонников легальных методов работы и ликвидации подполья. В 1909 г. это течение в Баку возглавляла К.Захарова-Цедербаум с ее обществом самообразования или рабочим клубом «Наука», который к 1911 г. набрал до двух тысяч членов. У меньшевиков в Баку в те годы было несколько легальных газет, они продолжали руководить Союзом рабочих механического производства[169]. У большевиков дела были, с одной стороны, хуже: из газет номинально сохранился только «Бакинский пролетарий», да и тот давно не выходил; популярность среди рабочих упала, многие партийцы были арестованы. С другой стороны, меньшевики в области нелегальной работы практически перестали быть им соперниками, то есть при абсолютном ослаблении произошло некоторое относительное укрепление позиций. Революционеры приспособились использовать легальные организации, прежде всего профсоюзы, а также клубы, кооперации и т. д. По сведениям секретного осведомителя, относившимся к октябрю 1909 г., «каждый союз или общество рабочих находится под управлением той или иной социалистической организации, пользующихся ими для своих целей». Союз нефтепромышленных рабочих с центральным бюро в Балаханах и отделениями в Биби-Эйбате и Сураханах «всецело находятся в руках Российской социал-демократической рабочей партии, фракции „большевиков". Секретари и другие служащие в этом союзе находятся под непосредственным контролем и управлением этой партии, они распространяют на промыслах и заводах литературу, собирают собрания для пропаганды и устраивают всякого рода свидания, причем избранным местом для означенных целей партии служит помещение союза»[170]. При этом центральное бюро Союза нефтепромышленных рабочих находилось рядом с промыслами Шибаева, где служил С. Г. Шаумян.
Об обстановке в кавказских организациях, не только социал-демократических, и о преобладавшем унылом, упадочническом настроении дает представление письмо В.Тер-Миркурова, то самое, в котором сообщались слухи о побеге Кобы (см. док. 6). Все сколько-нибудь заметные революционные деятели в тюрьме, партийные маргиналы скатываются к «экспроприаторству», то есть практически уголовным акциям, полиция давит все сильнее (что по извращенной революционной логике аттестуется как «бессовестное» поведение), все более актуальной становится фигура «шпика» и даже доходит до столь причудливых явлений, как конфликты провокаторов между собой.
О возвращении Кобы в Баку донесли с интервалом в пять дней сразу два агента, из соображений секретности фигурировавших в документах под кличками Фикус и Михаил. Авторы, отстаивавшие версию сотрудничества И. Джугашвили с охранкой, выдвинули предположение, что именно он скрывался под прозвищем Фикус. Однако, как убедительно показала З. И. Перегудова, предположение не выдерживает критики. Сообщения от Фикуса регулярно поступали и в те годы, когда Джугашвили не было в Баку, а главное – при более внимательной работе с документацией Департамента полиции, нежели та, которую проделали авторы упомянутой версии, выясняется, что личность Фикуса никакой загадки не представляет. Под этой кличкой скрывался Николай Степанович Ериков, крестьянин, уроженец Тифлисской губернии, рабочий, член РСДРП с 1897 г., в 1909 г. член Балаханского комитета, в то время жил по паспорту на имя Давида Виссарионовича Бакрадзе (настоящий Бакрадзе, по партийной кличке Железный, член «Гуммета», был одним из революционных боевиков, отправившихся в Персию, где погиб от взрыва собственной бомбы, как об этом вспоминал С. Гафуров (см. гл. 15, док. 43); может быть, Ериков пользовался его паспортом). С апреля 1909 по 1917 г. Ериков являлся секретным сотрудником в Баку и сообщал жандармам ценные сведения, касавшиеся партии социал-демократов, и если сначала он получал за свои услуги плату по 35 рублей в месяц, то затем она поднялась до 50 рублей и даже «за особые заслуги» до 70–80 рублей. Чтобы отвести от него подозрения сотоварищей по партии, которые не могли не беспокоиться и не искать в своих рядах осведомителя после каждого нового провала, Бакинское охранное отделение старалось компрометировать других партийцев, таким образом под подозрения попадали В.Мгеладзе (лишь по счастливой случайности не поплатившийся жизнью), Рохлин, Ермолаев. Ериков же пользовался в партии доверием и был в близких отношениях с руководителями местной организации, что, конечно же, повышало его ценность как осведомителя[171].
Фикус первым 12 июля 1909 г. сообщил о возвращении Кобы, «скрывшегося из Сибири, сосланного туда из Гори», причем из его донесения выясняется также, что тот отправился в Тифлис и вскоре ожидается назад в Баку (см. док. 5). 15 июля Джугашвили был взят под наблюдение «по агентурным сведениям», то есть по этой полученной от Фикуса информации (см. док. 8). Бакинские жандармы послали запрос горийскому исправнику, который отозвался незнанием ни Кобы, ни Сосо. Как ни странно, но из дальнейшей переписки следует, что полиция в Баку так и не связала Кобу с высланным год назад из Баку Иосифом Джугашвили. К августу жандармы выяснили, что Коба пользуется паспортом на имя Оганеса Вартановича Тотомянца и вплоть до самого его ареста в марте следующего года так и считали его Тотомянцем (см. док. 9). При этом в Тифлисе в ноябре было получено сообщение агента, что приехавший на общегородскую конференцию из Баку Коба есть Иосиф Джугашвили (см. док. 31), что не помешало в январе 1910 г. исполнявшему обязанности начальника Тифлисского ГЖУ ротмистру Покровскому, с немалым запозданием комментировавшему упомянутых в прошлогоднем майском письме Тер-Миркурова лиц, назвать Кобу Тотомянцем со ссылкой на полученные из Бакинского ГЖУ сведения (см. док. 7). Вероятно, сообщению агента в Тифлисе не придали особого значения или попросту о нем забыли. Из всего этого ясно, что, ссылая Иосифа Джугашвили осенью 1908 г., бакинские жандармы так и не поняли, что держали в руках Кобу. Удивительно, что, несмотря на наружное наблюдение, никто не опознал Джугашвили в лицо. Как показал А. В. Островский, это тем более странно, что оба агента: и Ериков-Фикус, и Михаил – под этой кличкой скрывался, вероятно, Михаил Коберидзе, – должны были знать Иосифа Джугашвили еще по Тифлису[172]. Стало быть, эти агенты сообщали в полицию далеко не всю правду.
На этот раз в отличие от возвращения из первой ссылки в 1904 г. Джугашвили незамедлительно восстановил прежние партийные связи и занял видное место в организации, войдя в Бакинский комитет. Бакинские товарищи его появлению были рады: из-за арестов людей остро не хватало, а Коба имел в Баку авторитет и репутацию. Донесший 17 июля о его появлении второй секретный сотрудник – Михаил не сомневался, что «здесь, конечно, он займет центральное положение и сейчас же приступит к работе» (см. док. 5). Из видных партийцев в городе по-прежнему действовали Степан Шаумян и Алеша Джапаридзе, оба имели прочное легальное положение: Шаумян заведовал нефтепроводом Шибаева, Джапаридзе после некоторого перерыва в середине лета 1909 г. был вновь избран секретарем Союза нефтепромышленных рабочих[173]. Из Тифлиса перебрался Буду Мдивани по прозвищу Бочка, он служил в городской управе, очевидно, тоже жил легально. Под чужими именами и кличками жили Сурен Спандарян (Тимофей, он же Кавказский), Вано Стуруа, пользовавшийся паспортом на имя П.И.Топуридзе и в партии известный как Вано (см. док. 9), под фамилией Роруа скрывался Захар Чодришвили (см. док. 33). Заметную роль играл Кузьма – Сергей Дмитриевич Сельдяков, в 1909 г. перебравшийся в Баку из Москвы, где был членом городского комитета РСДРП[174]. Впоследствии, в 1911 г., Сельдяков эмигрировал в Соединенные Штаты Америки.
Всего в июле и августе 1909 г. под наружным наблюдением в Баку состояло 10–11 социал-демократов, имена части из них полиции были неизвестны и филеры довольствовались кличками наблюдения (то есть кличками, которые присваивали наблюдаемым лицам сами филеры). Этим, конечно, не исчерпывался партийный актив. Имелись два осведомителя из интеллигенции и один (в августе прибавился второй) из рабочих (см. док. 8, 9). Надо заметить, что все упомянутые в отчете, даже Джапаридзе, были взяты под наблюдение во второй половине июля, причем в основном по агентурным сведениям, только двое попали в поле зрения филеров из-за контактов с уже наблюдаемыми лицами. Учитывая, что Н. Ериков-Фикус был завербован в апреле, возможно, это плоды его службы, но все же странно, что до середины лета 1909 г. бакинские жандармы будто бы вовсе не следили за наличествовавшими в городе социал-демократами.
В июле заметной деятельности большевиков не наблюдалось, партийные издания не выходили, типографии, по-видимому, не было (см. док. 8), однако в конце июля агент доносил, что группа руководителей – Шаумян, Алеша Джапаридзе, Вано, Тимофей (Спандарян), Бочка (Мдивани) и Коба – заняты устройством типографии и готовятся выпустить новые номера «Бакинского пролетария», а Шаумян и Джапаридзе пишут для него статьи[175]. В начале сентября Бакинское ГЖУ сообщало уже о выходе двух номеров газеты (№ 6 и 7), наличии подпольной типографии и состоявшейся общегородской партийной конференции (см. док. 9). По-видимому, возвращение Кобы сыграло роль в этом оживлении подполья.
Вышедшие после перерыва номера «Бакинского пролетария» были датированы 1 и 27 августа. Три материала в них принадлежали перу И. Джугашвили. В обоих номерах печаталась без подписи его статья «Партийный кризис и наши задачи», в № 7 – статья «К предстоящей общей забастовке», подписанная «К.Ко.». Кроме того, им была составлена резолюция Бакинского комитета о разногласиях в редакции «Пролетария»[176], в октябре перепечатанная самим «Пролетарием».