В те дни, когда Иосиф Джугашвили укрывался на квартире Полетаева, было принято важнейшее решение, а именно положено начало изданию легальной ежедневной газеты для рабочих «Правда». Поскольку это один из ключевых эпизодов в истории партии, он не мог не подвергнуться деформациям в сталинскую эпоху, когда Сталину приписывали ведущую и руководящую роль в основании газеты и руководстве ею. Затем историки партии внесли коррективы, явочным порядком или же с осторожной (дабы не разрушить всю конструкцию официальной трактовки истории РСДРП) полемикой с предшественниками, указывая прежде всего, что в период начала издания «Правды» Сталин провел на свободе в Петербурге всего 12 дней, стало быть, руководить газетой физически не мог[484].
Решение о выпуске ежедневной газеты было принято на Пражской конференции. После ее окончания 19 января 1912 г. в Лейпциге Ленин, Н. Г. Полетаев и Сурен Спандарян договорились начать выпуск газеты весной. К началу апреля набралась необходимая для этого денежная сумма[485]. Полетаев был в центре организационных хлопот. Ленин и находившийся рядом с ним Г. Зиновьев хотели сохранить руководство газетой за собой, но, оставаясь за границей, вынуждены были делегировать эти функции работавшим в России товарищам. Это порождало перманентную подспудную напряженность: редакции, ежедневно решавшей организационные и финансовые затруднения, постоянно под угрозой полицейских конфискаций свежих номеров, к тому же приходилось выдерживать темпераментное давление Ленина, требовавшего неукоснительного соблюдения своих представлений о линии газеты и характере полемики. Ленин для ускорения переписки с редакцией даже переехал в июне 1912 г. вместе с Зиновьевым из Парижа в Галицию, в местечко Поронин под Краковом, ближе к русской границе.
Сталин сам рассказал о своей роли в основании «Правды» в статье, вышедшей к десятилетнему юбилею газеты, в ней же 5 мая 1922 г. Затем статья наряду с воспоминаниями других правдинцев – Ленина, Г. Зиновьева, Г. Сокольникова, М. Ольминского, Данского, Б. Иванова, А. Сольца, Ф. Сыромолотова, Г. Петровского, В. Молотова и др. – была включена в изданный в следующем году в Твери сборник «Путь „Правды"» и наконец перепечатана в собрании сочинений Сталина. Сталин в 1922–1923 гг. стал уже влиятельной фигурой, но не настолько, чтобы позволить себе бесцеремонно переписывать важнейшие страницы партийной истории. Ленин был еще жив, как и многие другие свидетели. Никто не оспорил рассказ Сталина, так что его можно считать достоверным описанием событий. Любопытно, что Г. Зиновьев в помещенных в тот же сборник «Путь „Правды"» воспоминаниях об участии Сталина в редактировании газеты не упоминал и особенно подчеркивал руководящую роль заграничного центра[486].
Сталин о начале выпуска газеты рассказал следующее: «Это было в середине апреля 1912 г., вечером, на квартире у тов. Полетаева, где двое депутатов Думы (Покровский и Полетаев), двое литераторов (Ольминский и Батурин) и я, член ЦК (я, как нелегал, сидел в «бесте» у «неприкосновенного» Полетаева), договорились о платформе «Правды» и составили первый номер газеты. Не помню, присутствовали ли на этом совещании ближайшие сотрудники «Правды» – Демьян Бедный и Данилов»[487]. Джугашвили участвовал в составлении обращения от редакции[488] и написал для первого номера газеты короткую заметку «Наши цели», призывавшую рабочих поддержать газету и сотрудничать с ней («Пусть не говорят рабочие, что писательство для них „непривычная" работа: рабочие-литераторы не падают готовыми с неба, они вырабатываются лишь исподволь, в ходе литературной работы»)[489].
22 апреля, в день выхода первого номера «Правды», Иосиф Джугашвили был арестован на улице. За несколько дней до этого, 18 апреля, по-видимому, он написал письмо парижскому товарищу с просьбой срочно сообщить, можно ли пробраться за границу, не имея вовсе никакого паспорта, «как относятся к этому документу австрийцы, немцы, англичане, французы. Можно ли у них проскользнуть вообще, а в данном случае через Лондон, через пристани», прибавляя, что ответ нужен срочно, чтобы уехать из России до 25 апреля (см. док. 22). Письмо было перехвачено полицией; по мнению Петербургского охранного отделения, автором его мог быть Джугашвили (см. док. 23). Куда он спешил и почему собирался именно в Лондон, не известно.
Аресту Джугашвили Петербургское охранное отделение придавало значение и известило о нем московских коллег шифрованной телеграммой, отправленной 22 апреля в 5 часов 29 минут пополудни (см. док. 24). 30 апреля об этом уведомили и начальника Бакинского охранного отделения (см. док. 26). При аресте Джугашвили заявил, что постоянного места жительства в столице не имеет, обыск ничего не дал (см. док. 25). 26 апреля была возбуждена формальная переписка о нем[490].
Аресты Орджоникидзе и Джугашвили дезорганизовали партийные связи. Ленин и Крупская спрашивали Стасову о судьбе «С. и Ив.», не знали, как связаться с «Виктором» – В. А. Ордынским (см. док. 30). Тот со своей стороны, опасаясь провала, менял все явки и в конце мая спрашивал Стасову, имеет ли она сведения о Кобе (см. док. 31). Вера Швейцер, находившаяся тогда в Петербурге, 13 мая написала Крупской, извещая ее об аресте Серго и Кобы, при этом сама Швейцер на тот момент не входила в число корреспондентов Ленина и Крупской, поэтому в конце письма осторожно поясняла: «Я та Вера, о которой очевидно вам говорил Сер. Тимоф.» (см. док. 33). Напрасная предосторожность, все эти письма были перлюстрированы, имена авторов, в том числе Швейцер, полиции были прекрасно известны (см. док. 34).
Швейцер известила Крупскую, что «личность С. раскрыли», а «Коб. пока о себе никаких сведений не дал». Откуда бы она сама ни почерпнула эти сведения, они были неточны. О том, что Коба и Иванович – это Иосиф Джугашвили, охранка знала давно, о его приезде в Петербург начальник столичного охранного отделения доносил, называя полностью его фамилию, имя и отчество (см. док. 21), под настоящей фамилией он фигурирует и в сообщениях об аресте. Сведения о нем как привлеченном в качестве обвиняемого, на бланке «Литер Б», были оформлены 4 мая (см. док. 27). Впрочем, он и при предыдущих арестах не пытался скрывать свою личность, как это полагалось делать согласно выработанной еще народовольцами ригористичной революционной морали.
На этот раз судьба Джугашвили была решена на удивление быстро. Уже 5 мая было подписано представление петербургского градоначальника о его высылке. Рассмотрев его, министр внутренних дел постановил выслать Джугашвили под гласный надзор полиции в Нарымский край Томской губернии на три года, считая срок с 8 июня. 14 июня об этом был извещен томский губернатор (см. док. 35). 2 июля Джугашвили был выслан по этапу[491].
Между тем 10 июня Е.Д. Стасова выехала из Тифлиса в Петербург в надежде восстановить оборванные арестами связи. Сразу по прибытии в столицу она сама была арестована. Находившийся в ее руках партийный архив Стасова оставила на сохранение в Тифлисе, и несколько дней спустя он был захвачен при обыске жандармами. Это могло бы дать богатый материал для обвинения членов Русского бюро ЦК, и в частности Джугашвили. В бумагах он упоминался под разными, известными полиции кличками, имелась и написанная его рукой листовка (впрочем, жандармы приписали ее Спандаряну). Но, как и двумя годами ранее в Баку, жандармы предпочли сослать Джугашвили в Нарымский край по уже готовому постановлению.
Документы
№ 1
Митревич Антон Адамович, член Петербургского комитета РСДРП:
Надо сказать, что совсем немногие знали о пребывании Сталина в Петербурге. Даже мы, члены Петербургского комитета, первое время были осведомлены только о том, что в Петербурге находится член Центрального комитета и руководитель русской группы ЦК, но ни имени, ни клички Сталина не знали. Позже мне стало известно, что член ЦК носит кличку «Коба».
На некоторых собраниях Сталин выступал под именем «Василия», «Васильева», но редко кто знал, что член ЦК «Коба» и «Василий» – это одно и то же лицо. И, наконец, совсем одиночки знали, что боевые и ясные статьи в «Звезде» и «Правде», разоблачающие ликвидаторов, принадлежат его перу.
Из воспоминаний А. А. Митревича
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 320.
№ 2
Сталин – Крупской:
С.-Петербург, 7 марта 1912 г., «Чижиков», в Льеж, 97, rue de Frague, Maurice Rahier
Химический текст.
Дорогая Надежда Константиновна. Извещаю вас, что транспорт литературы около 2 пудов мы привезли, в том числе и 265 штук извещений. Доклады делали всем имевшимся членам и продолжаем делать вновь отысканной публике. П.К. пополнили, организовываем район[ый] ком[итет], с центральной группой почти устроились совсем, сделали им два доклада. К нам примкнул весь Невский район центральной] группы 26 челов., остальные 19 че-лов. у них арестованы – влез к ним провокатор. Дело видно в будущем у нас будет очень хорошо. Начинаем работать над созывом Петербургской] конференции. Эта последняя работа устранит все трения и будет влиятельный П. К. Тормоз – техники нет еще налаженной. Средств у нас нет ни копейки. Сообщите куда следует, пусть посылают на смену людей или шлют денег. Всю работу везем трое, если денег не пришлют, принуждены будем искать работы, чтобы существовать. Настроение хорошее. Рабочие идут в организацию. Работа теперь главным образом идет в отыскивании связей повсюду, бегать приходится, доклады сделаны на Невском, Выборгском и Василеостровском городском. Прения не кончены в Невском и Выборгском. Были вам посланы резолюции П.К. и Василеостровского района. Получены ли? Отвечайте скорей. С товарищеским приветом. Чижиков.
Перлюстрированное письмо Сталина Н. К. Крупской, 7 марта 1912 г. Из эпохи «Звезды» и «Правды» (1911–1914 гг.). Вып. 3. М.-Пг., 1923. С. 234–235.
№ 3
Татьяна Сухова:
В 1912 г. рано утром я бежала, торопясь на урок, по Старо-Невскому проспекту, и вдруг чувствую, что сзади чья-то мужская рука опускается мне на плечо. Я вздрогнула и вдруг слышу знакомый голос: «Не пугайтесь, тов. Таня. Это я». Передо мной товарищ Сталин, опять в том же костюме: сапогах, пальто, шапке, только без башлыка. Проводил он меня до Гороховой улицы. Когда мы шли, он успел рассказать о своих скитаниях, как он обратно был выслан в Сольвычегодск, а потом в Вологду, и дал адрес, пригласив меня прийти на собрание рабочих. Я обещала. На собрании, куда я попала в этот же вечер, было очень много народу. Собрание происходило в полуподвальном помещении, но очень большом по площади. Все комнаты, коридоры были заполнены собравшимися рабочими. Товарища Сталина еще не было, но как только он появился, со всех сторон его стали осаждать рабочие: задавая вопросы, давая на просмотр материал. Мне в этот вечер очень мало пришлось поговорить с товарищем Сталиным, у него не было времени. Проходя мимо буфета, он купил красную гвоздику и подарил мне.