№ 13
Аавик Август Юрьевич:
В 1912 году я работал на Сибирской железной дороге в должности паровозного машиниста в депо Тайга.
В сентябре месяце 1912 года я вел товарный поезд от ст. Тайга до ст. Болотное. На первом разъезде, в 9 верстах от ст. Тайга, поезд остановил начальник или дежурный по станции, точно не помню. Через 5 минут ко мне к паровозу подошел начальник разъезда, принес путевку и просил меня взять с собой одного политического беженца до станции Болотное. Это он сказал мне тихо на ухо. Дальше он просил меня передать этого пассажира на ст. Болотное следующему машинисту, который должен был вести мой поезд дальше до Ново-Николаевска (ныне Новосибирск). Начальник разъезда говорил мне это, стоя на паровозной лестнице, а пассажир, о котором он просил, стоял на путях возле паровоза. Я дал свое согласие и просил этого человека подняться на паровоз и посадил его на инструментальный ящик за спиной помощника машиниста с левой стороны. Он был худой, среднего роста с черными усами и маленькой черной бородкой, глаза черные. Одет он был в черную русскую рубашку, подпоясанную черным шнуром, в солдатских сапогах, на голове имел ушатую шапку с опущенными наушниками, одежда была сильно поношенная. В руках у него ничего не было. Он сидел молча, ни с кем не разговаривал.
При остановке поезда на ст. Болотное […] мой пассажир слез с паровоза с левой стороны, а с правой стороны подошел сцепщик […] Мы скрещались на станционных путях на ходу и я поэтому не мог передать привезенного мною пассажира сменному паровозу. Примерно через полчаса я подошел к станции, искал привезенного мною пассажира, но его нигде не оказалось. […]
В 1949 году в мои руки попала краткая биография товарища Сталина, и, читая эту книгу, мне вспомнился мой пассажир […] Приведенный в этой книге портрет товарища Сталина очень похож на того политического беженца […] правда, он в то время был очень худой и с маленькой бородкой.
Мне очень хотелось бы узнать, был ли этот мой пассажир действительно великий руководитель нашей партии […] товарищ Сталин действительно бежал из ссылки Нарымского края 1 сентября 1912 года.
Письмо А. Ю. Аавика в ИМЭЛ, 1952 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 441–442.
Глава 23. Петербург, Краков, Вена, Петербург, сентябрь 1912—февраль 1913 года
Согласно официальной биографии, И. Джугашвили добрался до Петербурга 12 сентября. Странно, что нет документов, обосновывающих эту дату. До конца октября Джугашвили ускользал от внимания охранки, нет и отчетливо датируемых этим временем воспоминаний. Биохроника в собрании сочинений Сталина сообщает, что в сентябре-октябре он находился в Петербурге, где руководил кампанией по выборам в IV Государственную думу, в частности 4 октября присутствовал на собрании рабочих, писал статьи в «Правду», в конце октября ездил в Москву. 29 октября он вернулся в Петербург, эта дата устанавливается по переписке Московского и Петербургского охранных отделений. Не позднее 10 ноября он приехал в Краков к Ленину, где участвовал в заседании членов ЦК РСДРП. Вернулся в Петербург в конце ноября, был на постоянной связи с большевиками – членами думской фракции и «руководил ее работой», в конце декабря снова отправился в Краков[541]. Часть этих сведений находит подтверждение в документах, которые, однако, открывают дополнительные обстоятельства, в биохронике не отраженные.
Избирательная кампания в IV Думу шла с начала 1912 г., а в активную фазу вступила летом. Выборы были сословными и непрямыми, трехступенчатыми: рабочие заводов выбирали уполномоченных, которые выбирали выборщиков по рабочей курии, затем те голосовали за депутатов. Незадолго до апрельского ареста Кобы члены Русского бюро ЦК получили и отпечатали в тифлисской подпольной типографии написанную Лениным предвыборную платформу партии. Она была составлена в энергичном стиле, показывавшем, что большевистский лидер рассматривал выборы в Думу исключительно как возможность вести революционную пропаганду и не оставлял шансов никакой собственно думской, законодательной работе. Ленин писал о небывалом «разгуле преследований со стороны царизма», «бешенствах контрреволюции», «либеральной лжи, будто возможно соединение свободы и старой власти, будто мыслимы политические реформы при царской монархии», утверждал, что «тяжелыми уроками контрреволюции поплатился русский народ за эти детские иллюзии» и выдвигал лозунг свержения самодержавия. В качестве конкретных целей РСДРП в текущей избирательной кампании Ленин называл «демократическую республику российскую», 8-часовой рабочий день и конфискацию помещичьей земли[542]. Ничего более реалистичного рабочим избирателям Ленин не предлагал. От своих сторонников он требовал придерживаться именно этих демагогических лозунгов, ссылаясь на решения Пражской конференции.
Вернувшись из Нарыма, Джугашвили включился в предвыборную работу на финальном, решающем этапе. В то время, в сентябре – ноябре 1912 г., он был единственным действовавшим на свободе членом Русского бюро ЦК, поэтому его влияние и роль не должны вызывать сомнения, его авторитет и вес выросли. В этот период он пользовался в основном партийной кличкой Василий или Васильев. Перебравшись в столицу, он перестал называть себя Кобой, это диктовалось конспиративной осторожностью, но можно предположить также и желание выглядеть в новой обстановке иначе. Он и кличкой выбрал сугубо русское имя, неприметное и никак не отсылавшее к его кавказскому происхождению. Кобой он остался для давних знакомых, продолжавших так звать его даже в советское время. Игра с переменой кличек в то время на самом деле уже ничуть не затрудняла главных ее адресатов – жандармов. Как видно из документов, чины полиции легко идентифицировали Василия с Кобой и Иосифом Виссарионовым Джугашвили.
Выборы уполномоченных по рабочей курии в Петербурге состоялись 16 сентября, но затем решением уездной избирательной комиссии результаты выборов на нескольких заводах были отменены. Большевики трактовали это как наступление на права рабочего класса. По этому поводу 4 октября ночью собралось экстренное заседание Исполкома Петербургского комитета, Джугашвили принял в нем участие в качестве представителя ЦК (см. док. 1, 2). По его предложению на следующий день была объявлена забастовка Путиловского и других крупных заводов, забастовщики добились назначения новых выборов уполномоченных на 14 октября[543]. В промежутке между 4 и 14 октября Коба присутствовал на нескольких собраниях, на одном из которых с его подачи обсуждался, а затем был им написан «Наказ» петербургских рабочих будущим социал-демократическим депутатам Думы (см. док. 3, 4). Сравнивая его текст с ленинской избирательной платформой, можно заметить, что, формально не противореча ей, «Наказ» значительно более осторожен. Джугашвили прибегнул к уловке, сведя перечень требований к «выдвинутым движением пятого года» без каких-либо уточнений. Он не стал повторять лозунгов свержения самодержавия, демократической республики и раздела помещичьих земель. Тон «Наказа» далек от ленинской агрессивной экспрессии. Тем не менее Н. Г. Полетаев, отвечавший за издание «Правды», не соглашался поместить этот текст в газете. Это был давний, постоянный с самого начала выпуска легальной «Правды» спор. Русская редакция под угрозой полицейской конфискации номеров, наносившей газете крупный ущерб (номер выходил, но арестовывался и не продавался, то есть не окупался, к тому же терялись потенциальные читатели), смягчала тон, редактировала, а то и вовсе отказывалась публиковать воинственные ленинские статьи. Ленин сердился, бомбардировал редакцию гневными письмами, требовал безусловного повиновения, что, конечно же, усиливало впечатление работавших в России большевиков, что лидер в эмиграции несколько утратил чувство реальности. Опасения вызвал у Полетаева и гораздо более умеренный, чем ленинские инвективы, текст «Наказа», который поэтому был отпечатан отдельным листком (см. док. 5). Авторской подписи он не имел, поскольку претендовал на выражение мнения всего рабочего класса. 11/24 ноября Ленин убеждал Полетаева: «Непременно поместите этот наказ петербургскому депутату на видном месте крупным шрифтом» (см. док. 23). К тому времени «Наказ» уже появился в «Социал-демократе» от 5/18 ноября (отсылая его туда, Ленин сделал на нем помету: «NB Непременно вернуть! Не испачкать. Крайне важно сохранить этот документ! В набор»[544]), но в «Правде» он так и не вышел.
Написанные Иосифом Джугашвили осенью 1912 г. статьи все публиковались в «Правде» и были связаны с выборами. 19 октября за подписью «К. Ст.» появилась заметка «Воля уполномоченных», подводившая итоги голосованию выборщиков 17 октября: все шесть избранных принадлежали к социал-демократам, трое большевиков и трое меньшевиков. Кроме того, как утверждал «К. Ст.», «собрание уполномоченных приняло подавляющим большинством определенный наказ депутату, наказ сторонников „Правды"», то есть тот самый наказ, написанный им самим. В связи с этим он ставил вопрос: как теперь поступят меньшевики-ликвидаторы – «если ликвидаторы все-таки осмелятся выставить своего кандидата в депутаты, то как быть с наказом, который ведь должен проводить депутат […] Антиликвидаторский наказ, проводимый ликвидатором, – дойдут ли до такого позора наши ликвидаторы?». 24 октября «К. Ст.» более обстоятельно развивал те же соображения в статье «К итогам выборов по рабочей курии Петербурга». В финале статьи автор, полемизируя, как обычно, с ликвидаторами, назвал кандидатом сторонников «Правды» А. Е. Бадаева. 25 октября снова за подписью «К. Ст.» в статье «Сегодня выборы» он выступил против соперничавших с социал-демократами кадетов, которые «как представители либеральной буржуазии строят свое будущее на эксплуатации человека человеком, эксплуатации – правда – подчищенной, но все-таки эксплуатации»[545].
Еще раз об этих выборах Джугашвили написал для «Социал-демократа» в январе 1913 г. Статья «Выборы в Петербурге (Письмо из С. – Петербурга)»