Как правило, поступавшая от Малиновского информация была достаточно точной. Можно ли предполагать, что И. Джугашвили действительно встречался с Лениным, хотя это почему-то не нашло отражения в его официальном жизнеописании? Даты публикации его статей, участия в собраниях надежно подтверждают, что начиная с 4 октября он находился в Петербурге. А вот его присутствия там в промежутке между 12 сентября и 4 октября не заметно[559]. Быть может, он в это время как раз и ездил в Краков? В таком случае было бы логично предположить, что он непосредственно от Ленина получил задание заняться прежде всего выборной кампанией в столице, руководить делегатами, а в перспективе приступить к созданию нескольких типографий и явился в Петербург не только в качестве избранного более полугода назад и оказавшегося теперь на свободе члена Русского бюро ЦК, но с обновленными полномочиями от заграничного центра. В таком виде последовательность событий выглядит логично, и становится понятно, отчего Василий пользовался таким авторитетом в столице, где (в отличие от Закавказья) не имел собственного партийного прошлого и укорененных связей. Однако остается неясным и смущает полное умолчание о предположительном свидании с Лениным в сентябре 1912 г. официальных биографов как Сталина, так и Ленина.
29 октября в 1 час 40 минут дня Иосиф Джугашвили сошел с поезда на Московском вокзале в Петербурге и сразу же «был встречен филерами» Петербургского охранного отделения. Раньше не получалось его выследить, теперь помогла наводка из Москвы. Лишний раз заметим, что для охранки он был Иосифом Джугашвили, личность его была совершенно ясна. Он зашел на квартиру к Сергею Кавтарадзе, провел там часа четыре, вместе с ним пообедал в ресторане, затем на извозчике поехал на Финляндский вокзал, где сумел ускользнуть от наблюдения (см. док. 15, 16). С. Кавтарадзе оставил мемуарный рассказ об этом эпизоде (см. док. 14). В его описании детали превосходно совпадают с отчетом наружного наблюдения: Джугашвили зашел в его квартиру на Пушкинской улице, уже зная о наличии слежки, идущей от Москвы, откуда он только что прибыл, прилег отдохнуть, часов в шесть они оба вышли, покружили по улицам, поели в ресторане Федорова на Екатерининской улице, еще походили, затем Джугашвили сел на извозчика и отправился к Финляндскому вокзалу. Однако Кавтарадзе вспоминал о снежном и морозном зимнем дне, более того, по его словам, Коба обманул филеров, сумев на ходу выпасть из саней в сугроб. Направлялся он, по словам Кавтарадзе, на конспиративную квартиру на Выборгской стороне, у некоего рабочего-финна[560]. Описание зимней погоды в рассказе Кавтарадзе совсем не вяжется с датой 29 октября. К тому же в начале он упоминает, что появление Кобы было неожиданным, так как он находился в ссылке. Это заставляет думать, что в памяти Кавтарадзе слились два эпизода: вероятно, в марте 1912 г. Джугашвили зашел к нему, и дело было действительно после побега[561], в это время в Петербурге лежал снег.
29 октября Джугашвили потеряли, к вящему «неудовольствию» директора Департамента полиции Белецкого, потребовавшего от начальника столичного охранного отделения разъяснений, «чем он объясняет утерю столь серьезного наблюдаемого» (см. док. 16, 18). Тот оправдывался тем, что Московское охранное отделение, оберегая своего агента, просило не арестовывать Джугашвили сразу по приезде, а дождаться подходящего повода уже в Петербурге (см. док. 19). Переполох в охранном отделении случился немалый. Там предполагали, что Джугашвили ускользнул через Финляндию за границу, отправили знающих его в лицо филеров дежурить на пристанях в Або и Ганге, откуда уходили пароходы в Европу и где филеры пробыли безо всякого толку до 5 ноября (см. док. 16, 17, 19). Помимо этого, 30 и 31 октября агенты наружного наблюдения следили за домами на Рождественской, Пушкинской, Ямской улицах, улице Зеленина, дежурили на Царскосельском, Финляндском, Приморском, Варшавском, Николаевском вокзалах, у станции паровых конок[562]. Из охранного отделения были сделаны запросы в адресный стол о прежних адресах Джугашвили: С.М.Заварова, И. Г. Жожикашвили, Н. М. Канцеладзе, С. Ф. Готесман, П. Чижикова, С. Я. Тодрия, В. Г. Козловского, А. И. Левинсона, М. И. Левинсона[563] . Все тщетно.
Джугашвили в самом деле отправился в Краков. Если, как полагали в Петербургском охранном отделении, он ехал через Финляндию, то дальше путь лежал пароходом (при посадке на который филеры его просмотрели) и поездами через Германию и Австро-Венгрию. Другой путь – проехать по территории Российской империи и перейти галицийскую границу. В приграничной зоне для местных жителей действовал упрощенный режим перехода границы по проходным свидетельствам, именуемым «полупасками». Упрощенный режим, конечно же, порождал массу злоупотреблений, его вовсю использовали местные контрабандисты. Н. К. Крупская вспоминала, что когда они с Лениным обосновались в Кракове, то польский революционер Багоцкий, опекавший их на новом месте, научил их пользоваться полупасками для перехода границы. «Надо было, когда на границе вызывают владельца полупасков, вовремя откликнуться по-польски и сказать „естем“ („тут“). Помню, как я старалась обучить сей премудрости товарищей», писала Н. К. Крупская[564]. Помимо этого, практиковался и целиком нелегальный переход границы при помощи проводников из местных контрабандистов, а то и солдат. Описание, как это делалось, зафиксировано в сообщениях агентуры Московского охранного отделения. Источником стал бывший солдат, служивший на западной границе и поведавший сотрудникам газеты «Наш путь» о способах перехода границы, даже с адресами контрабандистов, переправляющих людей. По его словам, этим подрабатывали и многие солдаты, сговаривавшиеся с контрабандистами; нелегальный переход границы стоил 10 рублей за человека, из них 7 рублей причиталось солдату[565].
Крупская вспоминала, что «по полупаску переправляли мы раз и Сталина[566]. Существуют два восходящих к нему самому рассказа о переходе границы по пути в Краков: один в передаче А. С. Аллилуевой, другой – в записи застольных речей Сталина на приеме в Кремле польской делегации в декабре 1941 г. (см. док. 20, 21). В обоих фигурирует старик поляк, переправивший русского нелегала через границу бесплатно, из симпатии. Каким путем И. Джугашвили добирался до Кракова в ноябре, действительно ли, как полагали в охранном отделении, через Финляндию, точных сведений нет. По рассказу Г. Ядава, в декабре 1912 г. революционно настроенные финские железнодорожники провезли направлявшегося в Краков Сталина через финскую границу на паровозе, так же как позднее, в 1917 г., они переправили Ленина[567].
Пока агенты Петербургского охранного отделения дежурили на столичных вокзалах и финских причалах, Ленин и Крупская 3/16 ноября писали в Петербург на адрес А. Е.Аксельрода для Русского бюро ЦК, то есть его единственного члена Джугашвили, требуя его к себе: «Изо всех сил настаиваем на немедленном приезде Василия, это безумие торчать ему теперь в П[етербурге]» (см. док. 22). В этом, как и последующих письмах, Василий намеренно упоминался в третьем лице, чтобы запутать слежку. Здесь мы вступаем в полосу событий, о которых можно судить в основном по письмам, причем преимущественно их перлюстрационным копиям, даты которых то и дело входят друг с другом в противоречие.
Итак: 3/15 ноября Ленин и Крупская торопят приезд Василия. 5/18 ноября в «Социал-демократе» появился «Наказ петербургских рабочих», текст которого, по правдоподобной версии сталинских биографов, он привез к Ленину сам. Это подтверждается пояснением в письме Ленина в редакцию «Правды» от 11/24 ноября с приведенной выше рекомендацией непременно его напечатать, что текст «случайно, благодаря одной очень быстрой оказии из Питера, попал к нам в руки» (см. док. 23). «Социал-демократ» печатался в Париже, и если Джугашвили сам привез «Наказ», то он должен был объявиться в Кракове никак не позже 3/15 ноября, то есть в тот же день, когда оттуда было отправлено письмо, торопящее его приезд. По подсчетам А.В. Островского, дорога должна была занять дня четыре[568], так что если Джугашвили покинул Петербург 29 октября, то как раз к 3 ноября вполне мог добраться до места.
12/25 ноября Джугашвили из Кракова написал в Петербург, в адрес издательства «Просвещение», извещая о своем приезде: «Кое-как добрался до места. Видел всех». К письму он приложил номер «Социал-демократа» от 5/18 ноября, где был помещен «Наказ» (см. док. 24). Адрес на конверте надписала своей рукой Н. К. Крупская. Накануне, 11/24 ноября, Ленин послал текст «Наказа» в редакцию «Правды». Если «Наказ» уже был издан в «Социал-демократе», какой смысл был отправлять в «Правду» рукописный текст, да еще с примечанием насчет быстрой оказии? И если оказия была такой быстрой, то почему Ленин ждал неделю, прежде чем отправить текст в Петербург? Отчего Коба с такой задержкой известил столичных товарищей о том, что добрался до места? Даже если он ждал, когда в Краков придет номер «Социал-демократа» от 5/18 ноября, все равно его письмо запоздало. Усугубляет недоумение одна фраза в письме Ленина Л. Б. Каменеву.
24-25 ноября нового стиля (11–12 ноября старого) в Базеле проходил чрезвычайный конгресс II Интернационала, созванный в связи с угрозой разрастания балканских войн в большой общеевропейский конфликт. Еще 18/31 октября Ленин, полагая, что Коба находится в Москве, отправил туда письмо «Для К. или Василия, или для обоих вместе» (К. – Константин, кличка Малиновского) с сообщением о конгрессе и просьбой организовать мандаты от русских социал-демократических организаций[569]. Сам Ленин на конгресс не поехал, отправив туда Л. Б. Каменева. После 12/25 ноября Ленин письмом упрекал Каменева за то, что тот не организовал писем с конгресса, Ленин «зол бешено» на эту неаккуратность, «Кобу Вы заставили терять архи-драгоценное время»[570]. Совершенно непонятно, как трактовать эту фразу, что должен был предпринять Коба, имея свежие новости с конгресса, и почему потерянное время представлялось Ленину столь важным. Вроде бы о немедленном отъезде Кобы в Россию речь не шла, он еще несколько дней пробыл в Кракове. Быть может, наоборот, Джугашвили только 11–12/24-25 ноября добрался до Кракова, потому что поехал не прямо туда, а сначала в другое место, быть может, в Париж, куда и отвез текст «Наказа» и где ожидал новостей с конгресса? Эта версия опровергается ленинской надписью «В печать» на тексте «Наказа» (а может, эта надпись была адресована в редакцию не «Социал-демократа», а «Правды»?) и снова противоречием в датах: если Коба где-то еще, не в Кракове, ожидал новостей с конгресса, он не мог непосредственно в день его работы уже оказаться в Кракове.