Работа над статьей по национальному вопросу требовала ознакомления с литературой, прежде всего программными трудами австрийских социал-демократов. Иосиф Джугашвили немецким языком не владел, хотя предпринял несколько попыток им заниматься. Когда сразу после возвращения из Вены в феврале 1913 г. он был арестован, у него при обыске нашли «экземпляр самоучителя по немецкому языку под заглавием „Русский в Германии"», как значится в описи, на 10 страницах (см. док. 83). В изучении немецкоязычной литературы ему требовались помощники. Нужные места из книг для него переводил некий русский студент, помогала также Ольга Вейланд. По ее словам, «товарищ Коба втянул в изучение национального вопроса всех окружающих. Кто читал Отто Бауэра, кто Каутского» (см. док. 61). В это время в Вене жил и бывал у Трояновских Николай Бухарин. Там они с Кобой познакомились. Троцкий полагал, что Бухарин, как и Трояновский, участвовал в подготовке статьи, но в весьма ограниченных пределах: «Бухарин, как и Трояновский, имели от Ленина поручение помочь «чудесному», но малообразованному грузину. Им, очевидно, и принадлежит подбор важнейших цитат. На логическом построении статьи, не лишенном педантизма, сказалось, по всей вероятности, влияние Бухарина […] Дальше этого влияние Бухарина не шло, так как именно в национальном вопросе он стоял ближе к Розе Люксембург, чем к Ленину»[616]. Впрочем, по мнению биографа Бухарина С. Коэна, «нет документов, свидетельствующих о разногласиях как между Бухариным и Сталиным, так и между ними и Лениным, который одобрил написанную статью», к тому же год спустя Бухарин, вероятно, по ленинскому поручению готовил план выступления по национальному вопросу для думской фракции большевиков[617].
Итогом венских штудий стала статья «Марксизм и национальный вопрос», изданная под псевдонимом «К. Сталин» в трех номерах (№ 3–5) легального петербургского журнала «Просвещение» за март – май 1913 г., первоначально под названием «Национальный вопрос и социал-демократия». В следующем году она вышла отдельной брошюрой в петербургском издательстве «Прибой» с заглавием «Национальный вопрос и марксизм». Частью она представляла собой старательный реферат с изложением мнений ведущих австрийских социал-демократов (Бауэр, Шпрингер), а в том, что относилось к ситуации в Российской империи, была построена вполне в русле приведенных выше ленинских речений: отдельная глава с критикой Бунда за впадение в национализм, отдельная глава о положении на Кавказе и неприменимости к нему принципа «культурно-национальной автономии». Основная идея статьи была проста: единство пролетариев всех наций против буржуазии, использующей национальные противоречия в своих целях[618]. Ленин статью решительно одобрил. «Статья очень хороша», – писал он Каменеву 12/25 февраля 1913 г.[619] (см. док. 63).
Статья Сталина в последующие годы служила основным программным текстом большевистской партии по национальному вопросу, сделав известным имя автора. А. И. Микоян в своих воспоминаниях уверял, что в 1915 г., готовясь к вступлению в партию, он прочел ленинские статьи, в частности «Шаг вперед, два шага назад», статью «Марксизм и национальный вопрос», «брошюры Шаумяна и Сталина по национальному вопросу» и книгу Г. В. Плеханова «Наши разногласия»[620]. В начале апреля 1916 г. в Ревеле при обыске у организатора местной группы социал-демократов Лийве была найдена «социал-демократическая библиотека из изданий: „Наши цели“ Либкнехта, „Национальный вопрос и марксизм“ К. Сталина, „Карл Маркс. Капитал“, перевод С.Штернбека и изд. И.Лилиенбаха, известных местных революционных деятелей, „Красная звезда“ А. Богданова (прибавление к „Голосу рабочему“ и „Народному листку“), лист из эстонского журнала „Мейе Матс“ („Наш мужик“)»[621]. Здесь статья Сталина фигурирует в ряду основной марксистской литературы, а сам он отныне считался главным большевистским экспертом по национальному вопросу.
В Петербург И. Джугашвили возвратился в середине февраля. 17 февраля он сообщил Трояновскому, что добрался и что в столице «вакханалия арестов, обысков, облав, – невозможно видеться с публикой», так что он успел повидать только шестерку депутатов, а «наши сплошь заболели», то есть арестованы. Передавал приветы и обещал прислать шоколад дочке Трояновских и подтверждал намерение отправиться в Ригу, причем поджидал некую «латышку», чтобы ехать вместе, «одному поехать скучно» (см. док. 65). Возможно, «латышкой» была Ольга Вейланд.
Пока он был в Вене, вернувшиеся в Петербург участники краковского совещания приступили к делу. Вечером 23 января на квартире Г. И. Петровского, пользовавшегося депутатской неприкосновенностью, состоялось конспиративное собрание Русского бюро. Кроме самого хозяина присутствовали Малиновский, Свердлов, Голощекин и В. Лобова. Постановили, что Малиновский отправится в Гельсингфорс для устройства подпольной типографии с помощью живущего там Шотмана, что с аналогичной целью поедут на Урал Петровский, Свердлов и Коба, причем деньги на типографию обещал дать некий золотопромышленник Конюхов (см. док. 55). Таким образом, у Иосифа Джугашвили были запланированы две поездки – в Ригу и на Урал.
Накануне, 22 января, также в квартире Г. И. Петровского собрались члены Русского бюро и редакция «Правды», всего 12 человек. Редакции газеты огласили постановление нового ЦК с критикой газеты как «не проводящей строго партийных начал», выбрали троих участников редакции для редактирования газеты, пригласили новых людей (секретарем стала Конкордия Самойлова – Наташа), а главное – Свердлов приступил к обязанностям редактора от ЦК с правом вето (см. док. 55).
Никакого опыта редактирования легальной газеты у Свердлова не было, да и собственный авторский опыт был невелик[622]. Почему Ленин и его окружение решили, что вмешательство Андрея поможет оживить «Правду» и поднять ее тиражи, сказать сложно. Ленин был настроен в отношении прежней редакции очень воинственно. 12/25 января он написал депутатам: «Мы получили глупое и нахальное письмо из редакции. Не отвечаем. Надо их выгнать», требовал начать реорганизацию редакции – «реорганизация, а еще лучше полное изгнание всех прежних крайне необходимы», сыпал упреками: дело ведется «нелепо», хвалят Бунд («это прямо подло»), не умеют вести полемику с «Лучом», «безобразно относятся к статьям», спрашивал, кто получает деньги за подписку[623]. Дело с редакцией продвигалось не столь быстро, как хотелось бы Ленину. К тому же Свердлов поначалу не придал ему должного значения. В письме от 27 января/9 февраля Ленин пенял ему: «Крайне жаль было услышать, что Вы полагаете, будто Василий преувеличивает значение „Дня“. На самом деле именно в „Дне“ и его постановке теперь гвоздь положения. Не добившись реформы и правильной постановки здесь, мы придем к банкротству и материальному и политическому», объяснял, что деньги могут появиться только от газеты, что нужно взять ее в свои руки.
В биографиях Свердлова подчеркивается его роль в руководстве «Правдой» и то, с каким самозабвенным усердием он отдался этой работе. Однако из ленинского письма следует, что до конца января Свердлов еще не слишком активно занимался газетой. Ленин призывал его взяться за дело и диктовал четкий план: «нужно взять деньги (приход и подписные) в свои руки», «необходимо посадить свою редакцию „Дня“ и разогнать теперешнюю. Ведется дело сейчас из рук вон плохо. […] Надо покончить с так называемой „автономией“ этих горе-редакторов. Надо Вам взяться за дело прежде всего. Засесть в „бест“ к № 1. Завести телефон. Взять редакцию в свои руки»[624], то есть укрыться в депутатской квартире А. Е. Бадаева и руководить оттуда. Свердлов так и поступил, он обосновался в квартире, которую снимали вместе А. Е. Бадаев и Ф. Н. Самойлов. Поскольку «товарищ Андрей» был нелегалом и скрывался, в редакцию газеты он ходить не мог, все материалы приносили к нему. Быстрого результата не воспоследовало. 1/14 февраля Ленин отправил еще одно гневное письмо в редакцию «Правды», выражая возмущение «по поводу напечатания редакцией глупого и наглого письма г. Богданова в № 24 и нелепой приписки редакции» и объявлял, что редакция издевается над изначальными условиями сотрудничества. Только 6/19 февраля Ленин радостно отозвался, что узнал наконец о начале реформирования редакции («Тысячу приветов, поздравлений и пожеланий успеха»). 8/21 февраля он отметил «громадное улучшение во всем ведении газеты, которое видно за последние дни»[625]. Через сутки после отправления этого письма, в ночь с 9 на 10 февраля, Свердлов был арестован на квартире Г. И. Петровского, куда перебрался в тот самый день 9 февраля, потому что у Самойлова его заметил дворник и явился с требованием прописать жильца[626]. Таким образом, его редактирование продлилось недолго.
Аресты происходили в Петербурге регулярно, и приехавший несколько дней спустя Коба имел причины говорить о «вакханалии арестов и обысков». 16 января на улице был задержан М. М. Лашевич (Михаил), в ноябре приехавший в столицу и скрывавшийся так тщательно, что сами большевики жаловались на невозможность его найти. В донесении о его аресте отмечалось, что полиции Лашевич «известен по сношениям с видным социал-демократическим деятелем, крестьянином Тифлисской губ. и уезда, села Доди-Гило [так!] Иосифом Виссарионовым Джугашвили, партийная кличка „Коба“» (в Департаменте полиции имя Джугашвили подчеркнули синим карандашом, а сверху простым карандашом кто-то из чиновников приписал уточнение: «Сын осет[ина] чувячн[ика]»[627]). 24 января в числе группы партийцев, подготовивших воззвание к годовщине 9 января и собиравшихся выпустить другое к 300-летнему юбилею дома Романовых, был арестован Сильвестр Тодрия[628]. «По обыску у него ничего преступного обнаружено не было, почему он, по окончании торжеств, 24 февраля из-под стражи освобожден и выдворен из Петрограда»[629]. Стало быть, ко времени возвращения в столицу И. Джугашвили Тодрия находился в заключении. Примерно в те же дни, что и Джугашвили, были арестованы также В. И. Невский (Спица, Худокормов) и Ф. Голощекин (полицейские справки на него и Джугашвили пересылались одновременно