Берия в кабинете Сталина.
«Мы подошли к большой тяжелой двери, и Берия открыл ее ключом из своей связки.
Дверь на старой, еще дореволюционной, пневматике медленно закрылась за нами.
Кабинет не представлял собой ничего особенного. Размеров восемь на шесть. Такой кабинет вполне мог быть у директора какой-нибудь фабрики на окраине Вологды или Магнитогорска: письменный стол с парой телефонов, небольшой ковер на полу, стол для заседаний со стульями, окно, занавешенное толстыми портьерами. На стене висела большая розовая карта СССР на валике – тогда ведь еще существовал СССР, – а рядом с ней была маленькая дверца, к которой Берия сразу и направился. У него имелся и этот ключ. За дверцей оказался чулан, где стоял почерневший от времени самовар, бутылка армянского коньяка и коробка травяного чая. В стене находился сейф с крепкой медной дверцей, на которой было выбито название фирмы – не русскими буквами, а какими-то заграничными. Сейф был маленький, сантиметров тридцать в поперечнике. Квадратный. Аккуратно сработанный. С прямой, тоже медной, ручкой.
Перед тем как залезть в сейф Сталина, Берия выставил своего шофера за дверь. “Ожидание длилось почти час…”
Где-то вдали часы пробили четыре.
Примерно через полчаса наконец появился Берия. Он нес маленький кожаный портфель, набитый чем-то – конечно – бумагами, но, может, и чем-то еще. Содержимое портфеля, скорее всего, было взято из сейфа, да и сам портфель, наверно, был оттуда. А может, и из кабинета. Так или иначе он нашел то, что искал, и улыбался».
Дмитрий Волкогонов («Триумф и трагедия», кн. 1–2. М.: Новости, 1990) считает, что «его срочный выезд в Кремль был связан, возможно, со стремлением изъять из сталинского сейфа документы диктатора, где могли быть (чего боялся Берия) распоряжения, касающиеся его. Сталин мог, вероятно, оставить завещание, и в то время, когда его авторитет был безграничным, едва ли нашлись бы силы, которые оспорили последнюю волю умершего. С момента болезни “вождя” в его кабинете один раз был только Берия, после чего он приказал опечатать помещение».
Известно, что кабинет Сталина в Кремле и все подходы к нему круглосуточно охранялись. Ночной визит Берии кто-то обязательно должен был зафиксировать. Однако сведения об этом не просачивались. Но даже если дело обстояло иначе, впоследствии Берия все равно получал доступ ко всем бумагам Сталина, причем легальный. Сталин был еще жив, когда на совместном заседании ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР, начавшемся в 20 часов 5 марта 1953 года (под председательством Хрущева), были сделаны назначения на основные ключевые государственные посты. В самом конце этого заседания Маленков сообщил, что «Бюро Президиума ЦК поручило тт. Маленкову, Берии и Хрущеву принять меры к тому, чтобы документы и бумаги товарища Сталина, как действующие, так и архивные, были приведены в должный порядок».
В ночь на понедельник у Берии было еще одно очень важное дело. Нужно было решать вопрос о преемственности власти, поэтому он торопился поспеть к секретному заседанию, на котором должен был происходить дележ портфелей. Как пишет Дмитрий Волкогонов, на этом заседании «Берия, еще более уверенный в себе, откровенно диктовал подавленным соратникам: срочно подготовить правительственное сообщение о болезни Сталина, опубликовать бюллетень о течении болезни».
Сталину предстояло жить еще три дня, как они совершили настоящий государственный переворот, оформив его на следующий день специальным бюрократическим документом. Секретная бумага, о которой идет речь, называется «Протокол № 11 заседания Бюро Президиума ЦК от 3 марта 1953 года». Публикация с демонстрацией фотокопий описываемых рассекреченных документов, обнаруженная в архивах исследователем политической истории Николаем Над, появилась ровно через 60 лет после описываемых событий в газете «Московский комсомолец» 18 декабря 2013 года, составленная журналистом Александром Добровольским…
«На этом заседании бюро были приняты и зафиксированы те главные изменения в руководстве страны, в том числе и замена Сталина на всех его высших постах. Причем из текста этого документа следует, что тогда, 3 марта, участники заседания решили узаконить эти изменения еще при жизни вождя, но объявить о них только после его кончины – как будто бы они были приняты уже после смерти Сталина. На том, “законспирированном” Бюро Президиума ЦК его участники спланировали (для утверждения принятых кадровых решений) провести в ближайшее время совместное заседание Пленума ЦК, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР.
Это чрезвычайное мероприятие, намеченное первоначально на 4-е число, состоялось 5 марта 1953 года (тоже при еще живом Сталине)».
Согласно имеющимся в протоколе записям, все прошло очень быстро: в 20.00 начали, 15 минут ушло на составление списка присутствующих, а в 20.40, то есть через 25 минут, все формальности были уже закончены.
Действуя столь скоростными методами, участники заседания в итоге не только утвердили все перемены на высших постах, намеченные 3 марта Бюро Президиума ЦК, но и заменили в общей сложности не менее 73 руководителей в партийной, исполнительной, законодательной и профсоюзной властях, подвергнув одновременно полной перетряске и кадры сотрудников 17 главных министерств. Даже на менее значимые места поставили новых надежных людей.
Все было сделано так, будто Берия «и компания» специально хотели основательно нарушить сложившиеся между руководителями министерств и ведомств личные связи, словно боялись организованного неподчинения их антисталинским решениям. Выходит, Берия основательно готовился еще задолго до смерти Сталина. Иначе откуда сразу столько радикальных политических и государственных шагов? Еще труднее представить, чтобы все эти срочные перемены замышлялись самим Сталиным на случай своей внезапной кончины… Так что хотя это и называлось тогда в официальных документах «рядом мероприятий по организации партийного и государственного руководства», но фактически было государственным переворотом!
На последнем листе этого документа, подготовленного за 1 час 30 минут до смерти Сталина, имеется размашистая подпись председателя совместного заседания Никиты Хрущева, а в списках присутствовавших – автографы многих других высокопоставленных персон… Тогда звучала формулировка о необходимости обеспечения «бесперебойного и правильного руководства страной». Навряд ли кто из непосвященных понял, что значили такие слова, но теперь, когда открылись почти все главные документы, мы вправе обнародовать то, что говорилось в те дни о еще живом «Хозяине» в узком кругу: Сталин стал допускать не только перебои в управлении страной, но и, перейдя к методам единоличного руководства, все чаще стал принимать необоснованные решения… Самая важная роль на совместном заседании отводилась Берии. Именно он, ссылаясь на решения Бюро Президиума от 3 марта, внес предложение принять официальное решение вместо Сталина «…назначить Председателем Совета Министров СССР тов. Маленкова Г.М.».
Решения о коренных переменах во власти, принятые 3 и 5 марта, газеты напечатали только 7-го числа (исключив при этом из текста постановления совместного заседания 13-й пункт) – чтобы у людей создалось впечатление, что новые назначения состоялись уже после смерти вождя. Именно так пишут и по сей день почти все наши и зарубежные историки. Хотя на самом деле главное в этой «перестройке» было сделано даже не 5, а 3 марта!»
Не подлежит никакому сомнению, что политическая смерть Сталина могла быть возможной только в том случае, если Лаврентий Берия уже 3 марта точно знал, что вождь со дня на день должен умереть.
Теперь было самое время вызывать к Сталину врачей и родственников.
Сталин умирает
Лозгачев:
«В 9 часов утра 2 марта прибыли врачи, среди которых были Лукомский, Мясников, Тареев и другие. Начали осматривать Сталина. Руки у них тряслись. Пришлось помочь разрезать рубашку на товарище Сталине».
С этого момента многие подробности развития болезни и смерти Сталина документировались. Потом их обобщил академик Мясников:
«Сталин лежал неподвижно, лицо перекошено, правые конечности болтались как плети. Он тяжело дышал, периодически то тише, то сильнее (дыхание Чейна-Стокса). Иногда стонал. Кровяное давление – 210–110. Мерцательная аритмия. Лейкоцитоз – до 17 000. Была высокая температура – 38 градусов с долями. При прослушивании и выстукивании сердца особых отклонений не отмечалось, в боковых и передних отделах легких ничего патологического не определялось».
Классический инсульт: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза. Этот инсульт был у Сталина уже третьим по счету, самым сильным и, в конце концов, сведшим его в могилу.
«Только на один короткий миг показалось, что он осмысленным взглядом обвел окружающих его. Тогда Ворошилов склонился над ним и сказал: “Товарищ Сталин, мы все здесь твои верные друзья и соратники. Как ты себя чувствуешь, дорогой?” Но взгляд Сталина уже ничего не выражал».
По части художественного изображения событий академику Мясникову с Шепиловым не тягаться. Обратите внимание, сколь живописно тот представил этот же эпизод:
«Утром четвертого марта под влиянием экстренных лечебных мер в ходе болезни Сталина как будто наступил просвет. Он стал ровнее дышать, даже приоткрыл один глаз, и присутствовавшим показалось, что во взоре его мелькнули признаки сознания. Больше того, им почудилось, что Сталин будто хитровато подмигнул этим полуоткрывшимся глазом: ничего, мол, выберемся! Берия как раз находился у постели. Увидев эти признаки возвращения сознания, он опустился на колени, взял руку Сталина и поцеловал ее. Однако признаки сознания вернулись к Сталину лишь на несколько мгновений…»
На самом деле Сталин постоянно находился в бессознательном состоянии. Ему становилось все хуже и хуже. Консилиум врачей определенно объявил Маленкову об отрицательном прогнозе. Маленков сказал, что партийное руководство это понимает.