ого, чтобы его сыновья и дочь связывали свою личную жизнь с евреями. Вот тут-то все обстояло не лучшим образом. Совсем не так, как бы ему хотелось.
Первый удар нанес ему сын-первенец Яков, который в 1935 году, вопреки воле Сталина, женился на уроженке Одессы Юлии Мельцер. С этого момента Сталин спал и видел, как бы ему избавиться от этой нежелательной родственницы. В июле 1941 года, под Витебском, немцы пленили старшего лейтенанта Красной армии Якова Джугашвили. Сталин незамедлительно отдал распоряжение об аресте Мельцер. Когда Яков в апреле 1943 года погиб в концлагере Заксенхаузен, молодую вдову выпустили на свободу. Никакой опасности для Сталина Мельцер уже не представляла, поэтому обрубать эту нежелательную родственную ветвь уже не требовалось.
В 1942 году, когда Сталин был занят военными делами, неожиданно ему доложили о «странном поведении» его дочери. Светлана в 16 лет увлеклась красивым киносценаристом Алексеем Каплером, которому к тому времени исполнилось 38 лет. Познакомил их Василий Сталин, который привлекал Каплера в качестве консультанта по предполагаемому к производству фильму о летчиках. До этого момента судьба Каплера складывалась более чем благополучно. Он был автором сценариев таких известных и любимых всеми фильмов, как «Шахтеры», «Три товарища», «Ленин в Октябре» (1937 г.), «Ленин в 1918 году» (1939 г.). В 1941 году он стал лауреатом Сталинской премии. Как рассказывал мне наш известный кинорежиссер Михаил Константинович Калатозов, Каплер в родстве со Сталиным как средством для достижения карьерного роста абсолютно не нуждался. Его голова была полна новых идей, и его ждало большое литературное будущее. Случилось иначе. Сталин не поверил в любовь своей дочери и кинорежиссера. И дело тут было не в одной существенной разнице между ними в возрасте.
На Каплера стали оказывать административное давление, откуда-то уволили, что-то не давали делать, где-то угрожали. Но сердцу не прикажешь. Каплер писал тогда: «Как закрывался музей и сторож гнал нас, звеня колокольчиком, и как мы не могли припомнить, перед какой картиной просидели весь день, потому что мы смотрели в глаза друг другу. До сих пор я так и не знаю об этой картине ничего, кроме того, что было хорошо сидеть перед ней, и спасибо художнику на этом».
Светлана не захотела смириться с волей отца и потерять свою первую любовь. День своего 17-летия она провела вместе с Каплером, решив поставить отца перед свершившимся фактом их единения.
В доме Сталина могло наконец поселиться счастье. Каплер бы продолжал писать талантливые сценарии к пропагандистским фильмам, прославляющим счастливую жизнь в СССР, «легендарную» историю революции и самого Сталина. А Светлана нарожала бы ему внуков. Но он не мог допустить, чтобы они были от еврея.
В ответ Сталин замахнулся топором. «Писатель!.. Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!» – бушевал Сталин.
«То, что Каплер – еврей, раздражало его, кажется, больше всего…» – сокрушалась потом Светлана.
Каплер был бы уничтожен, но Светлана предупредила его, что если с ним что-нибудь случится, то он останется без дочери. Сталин помнил, что она была дочерью Аллилуевой. И топор не опустился.
В конце 1943 года Каплеру предъявили стандартное обвинение в «антисоветизме», «предосудительных связях с иностранцами» и выслали на пять лет в Воркуту, где он стал работать в местном театре.
В 1948 году срок его изгнания закончился, и он, вопреки запрету, вернулся в послевоенную Москву. Мышеловка снова захлопнулась. Неведомо за что он получил еще пять лет исправительно-трудовых лагерей.
Свое пятидесятилетие Каплер встретил свободным. Его выпустили только после смерти Сталина, 11 июля 1953 года.
Современная история о Ромео и Джульетте.
Весной 1944 года Джульетта нашла себе нового Ромео, но и он, к большому огорчению Сталина, опять оказался евреем. На этот раз Сталин смирился, но постоянно общаться с еврейским юношей (Светлана знала его по совместной учебе в школе) отказался и выселил Светлану из Кремля в печально известный дом Совета Министров СССР на Берсеневской набережной.
Сталин находился в постоянной тревоге и ожидании козней сионистов, которые, по его мнению, обязательно должны были использовать облеченных его доверием родных, связавших свою судьбу с подосланными к ним коварными евреями.
Из своей семьи еврея – мужа Светланы – Сталин все же «выкурил», несмотря на то что тот подарил ему внука Иосифа. По приказу Сталина ее брат Василий забрал паспорта супругов и вернул их уже без штампа о браке. Сталин нашел Светлане нового, на этот раз русского, мужа – Юрия, сына Андрея Жданова.
Между тем услугами очень многих евреев Сталин систематически пользовался на протяжении всей своей жизни, но он предпочитал этого не афишировать.
Так, например, Емельян Михайлович Ярославский, ставший с 1931 года председателем Всесоюзного общества старых большевиков, в своей книге «О товарище Сталине», изданной к 60-летию вождя, написал такие проникновенные слова: «Товарища Сталина в песнях народов певцы сравнивают с заботливым садовником, который любит свой сад, а этот сад – человечество. Самое драгоценное, что есть у нас, – это люди, это кадры. Заботу о людях, заботу о кадрах, о живом человеке – вот что ценит народ в Сталине, вот чему мы должны учиться у товарища Сталина».
От рождения Емельяна Михайловича звали Минеем Израилевичем, и фамилия его была вовсе не Ярославский, а Губельман.
Больше всего воспевателей вождя, прикрывавшихся русскозвучащими псевдонимами, было среди работников искусств: писателей, поэтов, кинематографистов.
В начале 20-х годов, например, целые страницы московских «Известий» были заполнены сообщениями о перемене имен и фамилий. Тогда это не было сопряжено с расходами и волокитой. Не случайно, что любимым занятием народа было выяснение «настоящих» фамилий членов Политбюро. «Девичья» фамилия Троцкого, например, была Бронштейн, а у Зиновьева – труднопроизносимая Апфельбаум.
Есть такая литературная запись высказывания Сталина по этому поводу, сделанная Константином Симоновым: «Зачем пишется двойная фамилия? Если человек избрал себе литературный псевдоним – это его право, не будем уже говорить ни о чем другом, просто об элементарном приличии. Человек имеет право писать под тем псевдонимом, который он себе избрал. Но, видимо, кому-то приятно подчеркнуть, что у этого человека двойная фамилия, подчеркнуть, что это еврей. Зачем это подчеркивать? Зачем это делать? Зачем насаждать антисемитизм? Кому это надо? Человека надо писать под той фамилией, под которой он себя пишет сам. Человек хочет иметь псевдоним. Он себя ощущает так, как это для него самого естественно. Зачем же его тянуть, тащить назад?»
Сначала Константин Симонов эти слова Сталина принял за чистую монету. Потом наступило прозрение: «Так я думал тогда и продолжал думать еще почти целый год, до тех пор, пока, уже после смерти Сталина, ни познакомился с несколькими документами, не оставлявшими никаких сомнений в том, что в самые последние годы жизни Сталин стоял в еврейском вопросе на точке зрения, прямо противоположной той, которую он нам публично высказал. Просто Сталин сыграл в тот вечер перед нами, интеллигентами, о чьих разговорах, сомнениях и недоумениях он, очевидно, был по своим каналам достаточно осведомлен, спектакль на тему: держи вора, дав нам понять, что то, что нам не нравится, исходит от кого угодно, но только не от него самого. Сколько-нибудь долго объясняться с нами на эту тему он не считал нужным и был прав, потому что мы привыкли верить ему с первого слова».
Прах Минея Израилевича Губельмана покоится в Кремлевской стене под той фамилией, под которой «он себя ощущает так, как это для него самого естественно»: Емельян Михайлович Ярославский.
Документы недавнего прошлого свидетельствуют, что добраться до американских атомных секретов нам в значительной степени помогли участвовавшие в данном проекте ученые еврейской национальности. Супруги Розенберг, например, заплатили за это своей жизнью. Сталин опасался, что через наших евреев начнется утечка российских секретов. Поэтому евреи «в целях безопасности» стали изгоняться из тех отраслей государственной деятельности, где требовалась стопроцентная лояльность.
Прекратили существование издаваемые на еврейском языке газеты и журналы, а заодно и еврейский театр. Евреи надолго попали в разряд неблагонадежных.
Это привело к государственному давлению на евреев и вынужденному противодействию этому со стороны евреев. Поначалу все это было только нашим внутренним делом. Потом, когда в защиту прав российских евреев выступила демократически настроенная мировая общественность, «еврейский вопрос» стал сильно мешать нам в области международных отношений, что еще более усилило «первородную вину» российских евреев.
Скрыто получая государственную «дотацию», антисемитизм при Сталине расцвел пышным цветом. Однако от этого был большой шаг до депортации евреев.
Таким образом, при смысловой оценке, версия смерти Сталина в изложении Ильи Эренбурга никакой критики не выдерживает.
При Сталине Илья Эренбург был составной частью советского истеблишмента, живым подтверждением «свободы творчества» и «благополучия» евреев в СССР. В 1948 году он получил Сталинскую премию первой степени за роман «Буря». Комиссия по Сталинским премиям вначале хотела дать ему премию второй степени, но его отстоял Сталин. Сталин пощадил его и в 1949 году, когда разгонял Еврейский антифашистский комитет. За год до смерти Сталина Илье Эренбургу, как вице-президенту Всемирного совета мира, была присуждена Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами». При ее вручении, 27 января 1952 года, он сказал:
«Каково бы ни было национальное происхождение того или иного советского человека, он, прежде всего патриот своей Родины и он подлинный интернационалист, противник расовой или националистической дискриминации, ревнитель братства, бесстрашный защитник мира».