Начальник немедленно выезжает к охраняемому лицу (иначе на хрен он нужен?!) вместе с врачом». Юрий Мухин абсолютно прав.
В «воспоминаниях» Лозгачева и Хрущева есть одна подозрительная одинаковость: ни слова об Игнатьеве! Почему о нем никто не вспоминает? Где он все это время был? Юрий Мухин отвечает: «Скажем прямо, смерть Сталина была для Игнатьева не просто выгодной, она, судя по всему, была для него спасением.
…Я уверен, что Игнатьев не мог приехать без врача. Иначе бы даже ему, своему начальнику, не поверила бы охрана. …Я сомневаюсь, что охрана Сталина успокоилась бы, если бы не было врача…»
Профессор Владимир Наумов, который впоследствии разбирал личные документы вождя, утверждает, что во время последней болезни Сталина врачи находились рядом с ним с самого начала. Возможно, что эти медицинские записи не были уничтожены.
Скорее всего, что вместе с Игнатьевым приехал лечащий врач Сталина Смирнов.
Все, что связано со Сталиным при его жизни и после смерти, до сих пор имеет много неясностей. Узел, в который завязаны болезнь Сталина и окружающие его люди, пока еще не развязан.
Несомненно, что непосредственная причина смерти Сталина – массивный инсульт. В числе тех, кто поставил этот диагноз, был академик Николай Васильевич Коновалов, известный советский невропатолог, бывший в то время директором Института неврологии АМН СССР. Ему верить можно. Он говорил об этом тогда и спустя много лет.
Последний очередной медицинский бюллетень о состоянии здоровья Сталина прозвучал по радио днем 5 марта. Он начинался так: «В течение ночи и первой половины дня 5 марта состояние здоровья И.В. Сталина ухудшилось…» Всем стало ясно, что никаких надежд уже не осталось и Сталин умирает.
Поздно вечером в радиокомитет, в запечатанном конверте, доставили заранее подготовленное правительственное сообщение о смерти Сталина.
Многие считали, что рано утром следующего дня его зачитывал Юрий Левитан. Но это не так. Об этом рассказывал он сам.
В шестидесятых годах у меня появился новый друг, который даже без специального грима был удивительно похож на Сталина. Он окончил какое-то среднее театральное заведение, куда его взяли именно по этой причине. Сыграв несколько эпизодических ролей Сталина в провинциальных театрах, он «пробовался» на киностудии им. Горького, где в то время работал мой двоюродный брат. Там я с ним и познакомился. Актера этого забраковали, обнаружив у него типичный «одесский» акцент. Он пытался от него избавиться, для чего брал уроки дикции у Юрия Левитана, который согласился ему помочь исключительно из-за его внешнего сходства со Сталиным. Тогда я и познакомился с Юрием Борисовичем, который рассказал нам, что на радио он попал совершенно случайно, когда, приехав из Владимира в Москву, наткнулся на объявление о том, что требуются дикторы. Конкурсная комиссия, услышав его окающий говор, смеялась до слез. Исправление речи Левитана заняло около года. Одесский акцент моего друга оказался неистребимым.
Правительственное сообщение о смерти Сталина, оказывается, читал Юрий Ярцев.
«Все как-то неосознанно ждали, – вспоминает Светлана Аллилуева, – сидя в столовой, одного: скоро, в шесть часов утра по радио объявят весть о том, что мы уже знали. Но всем нужно было это услышать, как будто бы без этого мы не могли поверить. И вот, наконец, шесть часов. И медленный, медленный голос Левитана или какого-то другого, похожего на Левитана голос, который всегда сообщал нечто важное. И все снова заплакали – мужчины, женщины, все… И я ревела, и мне было хорошо, что я не одна и что все эти люди понимают, что случилось, и плачут со мной вместе». Сомнение Светланы Иосифовны, как мы видим, небезосновательно. Сообщение о смерти Сталина по радио действительно зачитывал не Левитан.
«В ранее вышедшей книге «Вожди и сподвижники» я, – пишет Николай Зенькович, – косвенно упомянул об этом эпизоде и спустя некоторое время получил от читателя из Москвы А.А. Павловского письмо, в котором он, ссылаясь на то, что знал голоса дикторов “наизусть”, уточнил: этим диктором был не Левитан, а Юрий Ярцев». Все сошлось.
Сталин умер. Разве имеет теперь значение, кто именно прочел по радио сообщение о его смерти: Юрий Левитан или Юрий Ярцев. И все-таки, если это известно, надо придерживаться правильной версии.
Из автобиографической повести Эдуарда Лимонова «У нас была великая эпоха» (журнал «Знамя», ноябрь 1989 г.):
«Мать, стоя спиной к радиоприемнику, выдавила испуганное: “Эдик, сыночек, Сталин умер!” Между тем бархатный, трагический, единственный в мире голос диктора Левитана (не путать с Левитиным) произносил еще последние звуки сообщения: “…иссарионович… Сталин”»…
Итак, инсульт у Сталина произошел на даче (иначе зачем было его туда везти, если бы в действительности это случилось в другом месте).
Инсульт, вероятнее всего, произошел ранним утром 1 марта. Если с этой корректировкой времени принять рассказ Лозгачева, то станет очевидным, что поздний вызов консилиума к умирающему Сталину – коллективное решение членов Президиума ЦК КПСС.
Не подлежит никакому сомнению оказание давления на охрану в описании обстоятельств начала болезни Сталина.
Все остальное, включая версию насильственной смерти Сталина, документально не подтверждается.
Хотелось бы думать, что Сталин умер естественной смертью. Тогда его убило провидение.
Ореол мученика не для Сталина.
Новая версия смерти Сталина
Сомнительные и, более того, вымышленные, как показывают многие, свидетельства Лозгачева, приправленные противоречивыми воспоминаниями Хрущева, приводят к неправильным выводам. Один из них – живучая легенда о неоказании Сталину неотложной медицинской помощи, что подробно рассмотрено выше.
Дмитрий Колесов обобщает: «Единственной возможностью приблизить смерть Сталина и единственной формой соучастия в осуществлении того, о чем они не могли не думать про себя, было молчаливое взаимопонимание в неоказании ему срочной и квалифицированной медицинской помощи после того, как с ним случился инсульт. То, что это был именно инсульт, никаких сомнений быть не может. Все описания его последних часов говорят только об этом. И все решила сама природа, а не вероятные заговорщики».
Между тем сговор соратников против Сталина определенно был. Но я уверен в том, что медицинскую помощь ему все же начали оказывать немедленно. И этому есть определенные доказательства.
Разве можно себе представить, чтобы Хрущев, Берия и Маленков порознь (Булганин не в счет), или они вместе, могли бы заставить тех, кому была поручена охрана Сталина, поутру 2 марта рассказывать окружающим небылицы о происшедшем накануне на его даче. Часовой, стоящий на посту, после окрика: «Стой, кто идет!» может взять на мушку не знающего пароля самого министра обороны, пусть даже он узнал его в лицо. Указ ему – только его непосредственный начальник. Таков суровый устав караульной службы. Охранники могли выполнить только приказ Игнатьева.
«Все эти люди, служившие у отца, любили его, – писала Светлана. – Он не был капризен в быту – наоборот, он был непритязателен, прост и приветлив с прислугой, а если и распекал, то только “начальников” – генералов из охраны, генералов – комендантов. Прислуга же не могла пожаловаться ни на самодурство, ни на жестокость, наоборот, часто просили его помочь в чем-либо и никогда не получали отказа». Так что у обслуживающего персонала могли быть и личные причины находиться на стороне Сталина.
Когда в армии сгорает обыкновенный дровяной склад, под суд вместе с охраной идет начальник караула. Здесь же, при весьма сомнительных обстоятельствах, погибает первое лицо государства, а с тех, кто по долгу службы был обязан, не щадя своей жизни, его охранять, и с того, кто за организацию этой охраны отвечал, почему-то никто не спросил серьезного ответа. «Мы спали и ничего не видели».
Члены Президиума ЦК КПСС и охранники, как сговорившись, вдруг позабыли про Игнатьева, как будто бы он никогда не существовал и вовсе не именно ему государство поручило охранять Сталина.
И для историков Игнатьев дематериализовался, хотя он потом еще долго продолжал спокойно жить и работать на высоких партийных постах. В то время, когда многие из его коллег, которые вместе с ним принимали участие в создании «Дела врачей», были расстреляны, с головы Игнатьева, который по требованию Сталина это дело активно развивал, не упал ни один волос. Об этом чуть позже.
На сегодняшний день есть несколько заслуживающих внимания серьезных, документально зарегистрированных улик, сведение которых воедино, в большом приближении к правде, может позволить нарисовать объективную картину произошедшего со Сталиным.
После того как члены Президиума ЦК (Хрущев, Маленков, Берия и Булганин) поздно ночью 28 февраля приезжали на дачу Сталина и покинули ее под утро 1 марта.
Сталин определенно спать не ложился. Откуда это известно? Из записи врачей, приехавших к нему рано утром 2 марта. Именно они в числе первых рекомендаций записали, что у Сталина необходимо снять «затрудняющие дыхание и питание больного зубные протезы». Сталин никогда не ложился спать, не сняв зубные протезы (!).
Сталин рано потерял зубы. Кто и где ему делал зубные протезы, стало известно благодаря публикации Ирины Краснопольской «Мой отец лечил зубы Сталину», опубликованной в газете «Неделя» (№ 3415).
«У меня в руках роман Анатолия Рыбакова “Дети Арбата” – бестселлер конца восьмидесятых – начала девяностых годов прошлого века. Это не тот том, который стоит на моих книжных полках. Этот экземпляр, изданный в 1987 году издательством “Советский писатель”, с личным автографом писателя мне принес известный в Москве стоматолог Сергей Максимович Липец. С разрешения Сергея Максимовича мы публикуем надпись, сделанную Рыбаковым: “Максиму Савельевичу Липецу (в романе Липману) с уважением, благодарностью на долгую память. Ан. Рыбаков, 12.2.1988 г.”.