Так мы делали массаж больше часа, когда стало ясно, что сердце завести уже не удастся. Искусственное дыхание делать было нельзя, при кровоизлиянии в мозг это строжайше запрещено. Наконец ко мне подошел Берия, сказал: “Хватит!” Глаза у Сталина были широко раскрыты. Мы видели, что он умер, что уже не дышит. И прекратили делать массаж».
Вспоминает Хрущев: «Медики сказали нам, что началась агония. Он перестал дышать. Стали делать ему искусственное дыхание. Появился какой-то огромный мужчина, начал его тискать, совершать манипуляции, чтобы вернуть дыхание. Мне, признаться, было очень жалко Сталина, так тот его терзал. И я сказал: “Послушайте, бросьте это, пожалуйста. Умер же человек. Чего вы хотите? К жизни его не вернуть”». Опять Хрущев говорит неправду.
«Светлана плакала. После смерти Сталина Неговский отошел, а меня Светлана не отпускала. Она попросила причесать его. Он был всклокочен, и брови в беспорядке. Я причесала брови, потом волосы. Назад зачесывала и немного направо. Волосы у него были не очень жидкие. Потом Светлана обратила внимание, что у него открыты глаза. Я стала закрывать ему глаза, но они никак не закрывались. Тогда я попросила Светлану дать мне пятаки. Она говорит так растерянно: “А у меня нет…” И тогда я еще раз опустила ему веки и долго-долго держала, чтобы глаза закрылись. Потом отпустила, но веки все равно чуть-чуть приподнялись и слегка приоткрыли белки».
Больше врачу Чесноковой нечего было делать около умершего Сталина. Светлана напоила ее чаем, и она вышла на улицу. По пути ей попался Берия. Тот схватил ее за руку, затащил в какую-то комнату и прикрыл за ней дверь. В этой комнате она просидела почти сутки, потом отворила незапертую дверь, никем не замеченная выскользнула во двор дачи, выбралась за ворота. Сталина уже не было, дача перестала быть «секретным объектом». На шоссе она поймала попутную машину, которая отвезла ее домой. После всего этого Галина Чеснокова заболела. У нее был нервный срыв.
Типичную картину прогрессирующего инсульта описывает в своих воспоминаниях и Светлана:
«Отец был без сознания, как констатировали врачи. Инсульт был очень сильный; речь была потеряна, правая половина тела парализована. Несколько раз он открывал глаза – взгляд был затуманен, кто знает, узнавал ли он кого-нибудь. Тогда все кидались к нему, стараясь уловить слово или хотя бы желание в глазах. Я сидела возле, держала его за руку, он смотрел на меня – вряд ли он видел. Я поцеловала его и поцеловала руку – больше мне уже ничего не оставалось…
Кровоизлияние в мозг распространяется постепенно на все центры, и при здоровом и сильном сердце оно медленно захватывает центры дыхания, и человек умирает от удушья. Дыхание все учащалось и учащалось. Последние двенадцать часов уже было ясно, что кислородное голодание увеличивалось. Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался».
«Болезнь Сталина, – напишет потом академик Мясников, – конечно, получила широкий отклик в нашей стране и за рубежом. Но, как говорится, от великого до смешного один шаг. В медицинских учреждениях – ученом совете министерства, президиуме академии, в некоторых институтах – были созваны совещания для обсуждения, как помочь в лечении Сталина. Вносились предложения о тех или иных мерах, которые предлагалось направлять консилиуму врачей. Для борьбы, например, с гипертонией советовали способы лечения, разработанные в Институте терапии (и было странно читать направленные мне мои же рекомендации). Далее присылали описание метода лекарственного сна, а между тем больной был в глубоком бессознательном состоянии – сопоре, то есть в спячке. Профессор Неговский предлагал лечить расстройство дыхания аппаратом искусственного дыхания, разработанным им для спасения утопающих и отравленных угарным газом, – его машины даже подогнали к дому, но, увидев больного, автор согласился не настаивать на своем методе (зато он “примазался” к консилиуму, что было ему как партийному человеку, конечно, интересно; однако бюллетень ему не давали подписывать, и поэтому его имя не печаталось в газетах)».
Для неблагодарного к ним Сталина врачи сделали все, что смогли. Скорее всего, что с самого начала болезни. Иначе бы после столь массивного инсульта он не прожил бы и суток.
Сейчас некоторые задают вопрос, а не помогло бы Сталину оперативное вмешательство. Хирургическая операция при таком типе инсульта сводится к удалению излившейся крови и созданию декомпрессии мозга. Она применяется примерно в 30 % случаев геморрагического инсульта. Вид оперативного вмешательства, как и сопутствующее ему медикаментозное лечение, прежде всего определяется характером инсульта и общим состоянием больного. Противопоказаниями к оперативному вмешательству являются тяжелое коматозное состояние больного, высокие показатели артериального давления, глубинное расположение очага кровоизлияния. И, конечно, возраст. Все это присутствовало у Сталина. Никто бы в той ситуации не решился сделать такое предложение, и мало кто рискнул бы его осуществить.
Ночные поездки членов Президиума ЦК КПСС на дачу Сталина в ночь на 2 марта реально могли иметь место. И если так на самом деле было, то их можно рассматривать не иначе как неловкие действия статистов в наскоро поставленном, до конца неотрепетированном и не ими сочиненном спектакле под названием «Смерть Сталина». Выяснение того, кто из них, когда и сколько раз приезжал на дачу Сталина, лишено всякого смысла. Нечего им там было делать, разве что формально продемонстрировать окружающим свое участие в последней болезни Сталина. Не исключено, что им очень хотелось своими глазами взглянуть на умирающего и уже безопасного для них тирана. Скорее всего, что они появились только тогда, когда вождю нужно было закрыть глаза.
То, что уже днем 1 марта 1953 года Сталин для них уже не существовал, говорит еще одна безусловная улика.
Известно, что в конце февраля Сталин предоставил для сведения членов Президиума ЦК КПСС подготовленное генеральным прокурором Григорием Сафоновым обвинительное заключение по «Делу врачей». Общественное мнение для этого процесса создавали газета «Правда» и другие центральные газеты. В разгар этой кампании, 21 января, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении врача Тимашук Лидии Федосеевны орденом Ленина «за помощь, оказанную правительству в деле разоблачения врачей-вредителей».
Ни одна политическая передовая «Правды» в феврале 1953 года не выходила без ссылки на «бдительность» и «врагов народа». Последний раз такие материалы появляются в газете «Правда», подготовленной 28 февраля на 1 марта, в которой напечатано постановление ЦК КПСС о женском празднике – Дне 8 Марта, но и там тоже говорится о «шпионах», «убийцах», «скрытых врагах советского народа».
Дотошный В. Авторханов обнаружил, что из газеты «Правда», которую начали готовить днем 1 марта на 2 марта, неожиданно исчезли всякие материалы о «врагах народа»: «Более того – “враги народа” совершенно не упоминаются даже в политических статьях и комментариях. В передовых статьях “Правды” от 2 марта (“Расцвет социалистических наций”) и от 3 марта (“Важнейшее условие подъема пропаганды”) нет ни слова о “буржуазных националистах”, “врагах народа”, “шпионах” и “убийцах”!»
Кампания против «врагов народа» была остановлена. Кто же ее отменил? Сталин? Нет, конечно же не Сталин. Ее отменили те, кто начиная с раннего утра 1 марта 1953 года караулил смерть Сталина. Эти «караульщики» в лице четверки – Берия, Маленков, Хрущев и Булганин – совершили в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года переворот, завуалированный ссылкой на болезнь Сталина, «временно отошедшего от власти».
Можно согласиться с мнением Жореса Медведева, который пишет: «Я возвращаюсь здесь к проблеме болезни и смерти Сталина для того, чтобы показать необоснованность теории убийства и высокую вероятность предположений о наличии заговора. Но это был не длительно подготавливаемый заговор против самого Сталина, а заговор, стихийно возникший уже в связи с фатальной болезнью Сталина. Этот заговор был направлен не против самого Сталина, который потерял власть вместе со своим сознанием после парализовавшего его массивного инсульта. Его ближайшие соратники объединились для того, чтобы вернуть себе ту власть, которой они лишились в октябре 1952 года в результате решений XIX съезда КПСС, создания расширенного Президиума ЦК КПСС и ликвидации прежнего Политбюро».
«Душа отлетела. Тело успокоилось, лицо побледнело и приняло свой знакомый облик; через несколько мгновений оно стало невозмутимым, спокойным и красивым. Все стояли вокруг, окаменев, в молчании, несколько минут, – не знаю сколько, – вспоминала Светлана, – кажется, что долго.
Потом члены правительства устремились к выходу – надо было ехать в Москву, в ЦК, где все сидели и ждали вестей. Они поехали сообщить весть, которую тайно все ожидали. Не будем грешить друг против друга – их раздирали те же противоречивые чувства, что и меня, – скорбь и облегчение…»
После естественной смерти Сталина Маленкову, Хрущеву, Берии и Булганину единственное, что требовалось, так это сохранить в тайне то обстоятельство, что до приезда профессоров и родственников они поддерживали жизнь Сталина в течение суток.
За то, что сделал для них Игнатьев, четверка была перед ним в неоплатном долгу.
Эпопею разоблачения врачей в «Правде» прекратил Шепилов, которому днем 1 марта они дали соответствующую команду. Он, стало быть, тоже знал, когда на самом деле произошел инсульт у Сталина. Шепилов безоговорочно передал в их распоряжение центральную партийную газету. Что печаталось в «Правде», сразу становилось для всех обязательным. Его тоже надо было одарить.
Лечащего врача Сталина следовало увести в тень.
Операция прикрытия, возможно, была выполнена следующим образом: