перейти в Союз писателей и писать сказки». Труднее было возражать Михаилу Шолохову, написавшему ему по этому поводу обстоятельное письмо, которое кончалось такими словами: «Истощенные, опухшие колхозники, давшие стране 2 300 000 пудов хлеба, питающиеся в настоящее время черт знает чем, уж, наверное, не будут вырабатывать то, что выработали в прошлом году… Только на Вас надежда. Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю главу “Поднятой целины”».
Сталин ответил Шолохову телеграммой, потом обстоятельным письмом. Обещал во всем разобраться и помочь. При этом он не преминул упрекнуть Шолохова в том, что его письмо «производит несколько однобокое впечатление» и что это «не беллетристика, а сплошная политика». Возражения Сталина, как обычно, были связаны с утверждением о саботаже колхозников и «что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло показаться издали». Это письмо Сталина увидело свет только после его смерти.
Те, кто выколачивал у крестьян хлеб, сводил со двора скот, разрушал их жилища, физически расправлялся с людьми, действовали по приказу из центра. Председатель Совнаркома Молотов прямо говорил: «Мы не дадим в обиду тех, которых обвиняют сейчас в перегибах. Вопрос стоял так: или взять, даже поссорившись с крестьянином, хлеб, или оставить голодным рабочего. Ясно, что мы предпочли первое».
При Сталине в стране постоянно за кем-нибудь приходили для того, чтобы отвести в тюрьму или на расстрел.
Владимиру Ивановичу Далю принадлежит такой афоризм: «Не дай бог никому в палачах быть – а нельзя без него!»
Борис Сопельняк в статье, написанной для «Новых Известий», приоткрыл завесу, скрывающую исполнителей сталинских смертных приговоров:
«Прежде чем получить казенный наган и доступ к затылку приговоренного, надо было вступить в партию и, само собой, заслужить соответствующую рекомендацию парткома».
В статье есть фотографии этих людей и их послужные списки.
Вот портрет одного из палачей:
«Десять лет не выпускал Петр Магго из рук нагана (судя по свидетельству одного из ныне здравствующих исполнителей, имя которого я обещал не называть, палачи предпочитали револьверы именно этой системы. – Автор). За эти годы Магго стал почетным чекистом, получил несколько орденов, награжден грамотой ОГПУ и золотыми часами, а в характеристике удостоен высочайшей, хоть и закодированной, похвалы: “К работе относится серьезно. По особому заданию провел много работы”.
Да, работы Магго провел много. Как я уже говорил, на его личном счету около десяти тысяч загубленных душ. А ведь, глядя на его фотографию, никогда этого не подумаешь, Если бы ни форменная гимнастерка, его вполне можно было бы принять за сельского учителя, врача или агронома – милый старичок в старомодных, круглых очках. И, так же как учитель, каждое утро, наскоро позавтракав, он отправлялся на работу, правда, вместо указки брал в руки наган и приступал к делу.
Говорят, что однажды, расстреляв десятка два приговоренных, Магго так вошел в раж, что заорал на стоящего рядом начальника особого отдела Попова: “А ты чего тут стоишь? Раздевайся. Немедленно! Не то пристрелю на месте!” Перепуганный особист еле отбился от “серьезно относящегося к работе палача”».
Палачей не обижали: «Квартиры нам давали отличные, зарплаты и пайки хорошие, путевки в санатории – в любое время года. Что еще надо жене и детям».
В письменных отчетах начальству расстрельная команда нередко сообщала, что многие приговоренные умирают со словами: «Да здравствует Сталин!» Резолюция руководства была чисто большевистской: «Надо проводить воспитательную работу среди приговоренных к расстрелу, чтобы они в столь неподходящий момент не марали имя вождя».
При жизни Сталина существование «расстрельного конвейера» от народа тщательно скрывалось. Люди не знали, что их близкие после суда были расстреляны, и даже спустя десятилетия все еще надеялись, что они вернутся из заключения. После смерти Сталина власти были завалены заявлениями родственников осужденных с просьбами о разъяснении их судьбы. Что было делать, опять пришлось врать. Решили, что «на заявления родственников, осужденных к расстрелу, со дня ареста которых прошло свыше 10 лет, объявлять устно, что осужденные умерли в местах заключения. При необходимости разрешения родственниками осужденных правовых и имущественных вопросов выдавать справки о смерти осужденных через органы ЗАГСа.
Право выдачи справок об осужденных за антисоветскую деятельность предоставить органам Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР, а по делам милиции – Министерству внутренних дел СССР.
«По делам, рассмотренным Военной коллегией Верховного суда СССР, выдачу справок возложить на Военную коллегию Верховного суда СССР». (Выдержка из докладной записки министра внутренних дел СССР С.Н. Круглова, министра юстиции СССР К.П. Горшенина, Генерального прокурора СССР Р.А. Руденко, министра государственной безопасности СССР Серова и Председателя Президиума Верховного Совета СССР А.А. Волина Председателю Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилову от 18 ноября 1954 года. ГАРФ. Ф. Р.-8131. Оп. 32. Д. 3286. Л. 264–265.)
Высокие чиновники от партии страшились того, что они лишают последней надежды многие тысячи своих сограждан, пострадавших от сталинского режима.
Между тем кровожадность Сталина за рубежом была хорошо известна.
Реакция западногерманского радио на сообщение о смерти Сталина: «История будет оценивать этого человека не по городам и улицам, которые должны будут носить его имя, а по страданиям и стонам миллионов людей, проклявших его имя» (из служебного вестника иностранной информации ТАСС от 8 марта 1953 года. ГАРФ. Ф. Р.-4459. Оп. 38. Д. 487. Л. 496).
Реакция израильской прессы на сообщение о смерти Сталина:
«Самой величайшей новостью для нынешнего поколения является то, что смерть избавила нас от Сталина («Маарив») (из служебного вестника иностранной информации ТАСС от 6 марта 1953 года. ГАРФ. Ф. Р.-4459. Оп. 38. Д. 487. Л. 383).
«В этот момент нельзя испытывать ничего, кроме сочувствия человеку, который должен будет предстать перед божьим судом, отягощенный такими страшными грехами» (из служебного вестника иностранной информации ТАСС от 5 марта 1953 года. ГАРФ. Ф. Р.-4459. Оп. 38. Д. 487. Л. 296).
Сталин не боялся убивать. Он был уверован в своей полной безнаказанности при жизни и перед историей. Выстрел в чужой затылок решал многие его проблемы. Так он проделывал много раз, до тех пор, пока на пороге новой кровавой расправы его самого не остановила смерть.
Кто истинный автор террора
Во многих публикациях справедливо отмечено, что не Сталин стоял у истоков революционного террора в России. Действительно, Ленин первым выдвинул лозунг о том, что «революция невозможна без насилия», и именно он основал ЧК задолго до того, как сформировалась организованная оппозиция его диктатуре, и в феврале 1918 года выдал ЧК лицензию на расстрел. В отместку за покушение на его жизнь Фанни Каплан «был провозглашен красный террор и введена практика взятия невинных людей в качестве заложников».
«Чтобы наилучшим образом провести препарирование общества, – пишет профессор Гарвардского университета (США) Ричард Пайпс, – Ленин с самого начала уничтожил в Советской России все главные юридические институты и процедуры, создав тем самым прекрасные предпосылки для беззакония, позднее ставшего характерной чертой метода правления Сталина. Считая право не более чем инструментом классового господства, в период между 1917 и 1919 годами он ликвидировал для так называемых негосударственных преступлений все те гарантии защиты гражданских прав, которые разрабатывались столетиями. Революционные трибуналы, учрежденные Лениным, были призваны судить обвиняемых не по существовавшим писаным законам, а согласно “требованиям революционного сознания”. Такое положение привело в результате к трансформации революционных трибуналов в самосуд. …Однопартийная государственная система, централизация власти в руках немногочисленной партийной элиты, жестокий террор, партийный контроль над всей экономикой и сельским хозяйством и предварительная цензура – все это уже было, когда Сталин взял власть в свои руки».
Российские историки возражают: «Я вполне согласился бы с его (Пайпса) выводом о преемственности политики Ленина и Сталина, – говорит профессор Владлен Логинов, – если бы он доказал, что оба они действовали в примерно равных условиях. Одно дело – политика в экстремальных условиях войны, голода, всеобщего хаоса и разрухи – в таких ситуациях любое правительство прибегает к чрезвычайным мерам. Другое дело – повторение той же политики в принципиально иных условиях».
«Кто не осознал необходимости перехода от политики конфронтации и гражданской войны к политике гражданского мира, – писал Ленин, – тот смешон, если не хуже».
«Сталин оказался гораздо хуже…он как бы постоянно воссоздавал своей политикой чрезвычайные обстоятельства… И до тех пор, пока будут выводить политику Ленина из Маркса, а Сталина из Ленина, мы вряд ли придем к истине. Сталинизм хотя и связан с предшествующим этапом, но является особой системой со своей историей, логикой развития и своим наследием…» Владлен Логинов солидарен с Троцким, который утверждал, что сталинизм вырос не как развитие и продолжение ленинизма, а как его отрицание: «И чистки 30-х годов провели между ленинизмом и сталинизмом не просто кровавую черту, а целую реку крови, доказав прямо-таки физическую их несовместимость».
Сталин был зомбирован коммунистической идеей. Все, что мешало ее осуществлению, подлежало безусловному уничтожению. Вот выдержка из его выступления в Кремлевском дворце на выпуске слушателей академий Красной армии 4 мая 1935 года: