Штерн в ту пору занимал пост начальника Управления ПВО РКК. На его беду, 15 мая 1941 года немецкий транспортный самолет пролетел по маршруту Белосток – Минск – Смоленск – Москва, где и приземлился не замеченный силами ПВО. На следствии Штерн «признал», что с 1931 года являлся участником заговора в РККА и немецким шпионом. Штерна расстреляли. По этому делу было арестовано много высокопоставленных военачальников, в том числе и Мерецков.
Следователи НКВД основательно над ним потрудились. Изувеченный, он с трудом мог передвигаться. Чтобы не забили окончательно, вынужден был признаться, что он был одним из главных руководителей военно-фашистского заговора. Осенью того же года Мерецков вдруг понадобился. Его выпустили. На протяжении всей войны он находился на командных должностях на Карельском и Ленинградском фронтах. Завершал войну командующим 1-м Дальневосточным фронтом.
Маршалу Советского Союза, Герою Советского Союза, кавалеру ордена Победы Кириллу Мерецкову Сталин разрешал сидеть на докладах.
К сожалению, такого высокого поручителя, как Тимошенко, у других не оказалось.
Специалиста экстра-класса в области вооружений Бориса Ванникова за две недели до начала войны из кресла наркома вооружений СССР пересадили на тюремные нары. Там ему неожиданно передали поручение Сталина «письменно изложить свои соображения относительно мер по развитию производства вооружений в условиях начавшихся военных действий».
В присутствии Молотова и Маленкова Сталин сказал Ванникову: «Ваша записка – прекрасный документ для работы Наркомата вооружения… Вы во многом были правы. Мы ошибались… А подлецы вас оклеветали».
Ванников как-то заметил Сталину, что сомневается в том, что после пребывания в тюрьме ему теперь будут доверять. «Подумаешь, я тоже сидел», – огрызнулся Сталин.
Борис Львович Ванников стал трижды Героем Социалистического Труда и дважды лауреатом Сталинской премии. Задабривание наградами у Сталина было одним из способов добиться лояльности своего окружения.
Сталин не был большим специалистом в области вооружений. Это было не его дело. Но постоянное общение с хорошими военными инженерами оставляло в его памяти определенный след. При каждой возможности он старался продемонстрировать свою осведомленность в этой области окружающим. Некоторые из свидетелей наивно относили это за счет его глубокого знания вопроса.
«Мой отец часто вспоминал, – пишет Ю.В. Емельянов, – как он вместе с рядом специалистов представлял Сталину броневой щиток, специально разработанный во время Советско-финской войны для бойцов-лыжников. Лыжи с прикрепленным к ним щитком разработчики положили прямо на полу в кремлевском кабинете Сталина. Вскоре в кабинет вошли Ворошилов, Кулик, Шапошников, Тевосян, Ванников. Последний в это время был наркомом вооружений и пришел на совещание с новым автоматом. Как писал отец в своей книге воспоминаний, ровно в пять появился Сталин. Он поздоровался со всеми за руку, подошел к щитку. Окинув его взглядом, опустился на колени и, обращаясь к Ванникову, произнес: “Дайте автомат”.
Ванников подал автомат Сталину и отошел. Сталин лег на пол, просунул ствол автомата через щель броневого щитка и стал целиться. Он несколько раз менял положение, передвигал щиток, вынимал ствол автомата из щели и снова просовывал его в щель. В кабинете стояла тишина. Только иногда раздавался лязг металла по металлу. Наконец Сталин поднялся, протянул автомат Ванникову и произнес: “Щель для стрельбы лучше сместить на двадцать миллиметров вправо. Вот здесь, – он указал место на щитке, – следует укрепить полочку, чтобы обоймы с патронами на нее можно было класть. А то стрелок протянет руку к патронташу за обоймой, плечо у него приподнимется, выйдет из-за броневой защиты, и снайпер может прострелить его”.
Конструктор держал блокнот и тщательно все записывал. А Сталин продолжал делать замечания: “В последнее время много ранений в пах. При таких ранениях часто атрофируются конечности. Для того чтобы избежать таких поражений, необходимо удлинить открылки у щитка так, чтобы защитить и эту часть тела”».
К постоянному общению с разработчиками и организаторами военного производства Сталина вынуждала необходимость принятия ответственных решений, которые он брал на себя.
«Сталин имел большие познания в техническом оснащении самолетов, – считал летчик-испытатель Байдуков. – Бывало, соберет профессуру поодиночке, разберется во всех тонкостях. Потом на совещании как начнет пулять тончайшими вопросами – мы все рты пораскрываем от удивления».
Поверхностная информированность Сталина в вопросах военной техники не могла в полной мере заменить специальных знаний, поэтому по ряду вопросов, связанных с вооружением, его мнение зачастую бывало ошибочным. В большой степени на это влиял состав приглашенных на такие совещания лиц и напористость отдельных конструкторов. «Так один раз случилось с моим отцом и его коллегами, – пишет Ю.В. Емельянов. – Их ценное предложение о замене сварных башен танков литыми, которое впоследствии было удостоено Сталинской премии, первоначально было отвергнуто на том основании, что конструктор не смог четко ответить на компетентные вопросы Сталина.
Сталина не удовлетворил первый же ответ на его вопрос: “Как изменится положение центра тяжести танка при переходе на новую башню?” Ответ конструктора: “Если и изменится, товарищ Сталин, то незначительно” немедленно вызвал реплику: “Незначительно – это не инженерный термин. Вы считали?” – “Нет, не считал”. – “А почему? Ведь это военная техника”. Не спуская с конструктора глаз, Сталин спросил, как изменится нагрузка на переднюю ось танка? Конструктор, встав, тихо сказал: “Незначительно”. “Что вы твердите все время “незначительно” да “незначительно”, скажите, вы расчеты делали?” – “Нет”, – тихо ответил конструктор. “А почему?” Конструктор молчал. Сталин положил на стол находившийся у него в руках листок с проектом решения и сказал: “Я предлагаю отклонить предложенный проект постановления как неподготовленный. Указать товарищам, чтобы они с такими проектами в Политбюро не входили”.
Мой отец и конструктор были расстроены, но, когда они уже шли по кремлевской лестнице, отца нагнал один из сотрудников аппарата Сталина, который дал добрый совет: “Надо быстро подготовить новый проект. И, самое главное, необходимо дать справки по всем вопросам, которые задавал Сталин”. Совет оказался дельным, и проект, который дал “зеленую улицу” литым башням, вскоре был принят в Политбюро».
Поскольку без согласия Сталина никакая военная техника на конвейер не ставилась, формально он брал на себя ответственность за ее качество.
На одном из заседаний Военного совета, где стоял вопрос об аварийности самолетов, приключилась такая история. Командующий военно-воздушными силами Рычагов заявил: «Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах». Возможно, что к его ведомству предъявили серьезные претензии по поводу технического обслуживания самолетов, подготовки летного состава, организации действий наземного персонала, которые он считал необоснованными. Поскольку основным виновником создавшегося положения он выставил Сталина, тот счел это личным оскорблением.
Реакцию Сталина на этот демарш Рычагова описал адмирал Исаков: «Сталин продолжал медленно ходить вдоль стола, за которым сидели военные. Потом он остановился и, тихо, не повышая голоса, произнес: “Вы не должны были так сказать!”. Сделав еще одну паузу, он, как бы про себя, снова повторил: “Вы не должны были так сказать!” и закрыл заседание».
Павел Рычагов был героем советской пропаганды. Генерал-лейтенант, Герой Советского Союза, отличившийся в Испании и в боях с японскими войсками. Неосторожное поведение со Сталиным стоило ему жизни. По распоряжению наркома внутренних дел Берии его расстреляли без суда. Через год после смерти Сталина Рычагова реабилитировали.
Репрессии Сталина против собственной армии в большей степени были связаны с его боязнью военного переворота, чем с простым желанием заменить некомпетентных военачальников, Сталин опасался человека с ружьем. Он отлично понимал, что сговор военных может сыграть в его личной судьбе фатальную роль. Поэтому он ни на минуту не выпускал их из вида. Собирал компрометирующие материалы. Сталкивал между собой. И при первом удобном случае, в назидание другим, объявлял врагами народа и шпионами. Это держало его самого в постоянном напряжении и отнимало много сил.
Поэтому среди тех военных, которые были репрессированы, оказалось много общепризнанно дельных людей. Только некоторые из них, кому удалось избежать расстрела, сделали потом в армии блестящую карьеру.
Если реально существовал заговор кадровых военных, которые, как предполагает Симонов, не разделяли мнения Сталина относительно сроков начала войны с гитлеровской Германией, то их уничтожение, безусловно, принесло нашей стране непоправимый вред.
«Накануне войны вы разрушаете Красную армию, любовь и гордость страны, оплот ее мощи. Вы обезглавили Красную армию и Красный флот. Вы убили самых талантливых полководцев, воспитанных на опыте мировой и Гражданской войн во главе с блестящим маршалом Тухачевским».
«В момент величайшей военной опасности вы продолжаете истреблять руководителей армии, средний командный состав и младших командиров».
«Для успокоения взволнованных умов вы обманываете страну, что ослабленная арестами и казнями Красная армия стала еще сильнее. Вы лицемерно воскрешаете культ исторических русских героев Александра Невского и Дмитрия Донского, Суворова и Кутузова, надеясь, что в будущей войне они помогут вам больше, чем казненные маршалы и генералы».
Это тоже выдержки из письма Федора Раскольникова.
Вспомним предвоенные события.
Все, кто мог, настойчиво предупреждали Сталина о вероломстве Гитлера. Многие даже называли ему точную дату начала войны. Выдающийся советский разведчик Рихард Зорге свое первое донесение об угрозе нападения немцев прислал еще 5 марта 1941 года. Во втором донесении, от 15 июня 1941 года, он сообщил о дате нападения фашистской Германии на Советский Союз – 22 июня 1941 года. Точность информации Зорге объяснялась тем, что он к тому времени был пресс-атташе германского посольства в Токио. Виза Сталина гласила: