Собравшийся в мае 1921 года 4-й съезд совнархозов этот подход одобрил и полностью высказался за концентрацию производства. Но вместе с тем Ленин предложил еще одну инициативу. Те заводы, которые государство снабжать не может, особенно мелкие заводы и мастерские, для того, чтобы сохранить их в рабочем состоянии, их надо бы сдать в аренду частному капиталисту. Съезд поддержал и это предложение.
Это, конечно, противоречило всей большевистской доктрине. Отдача заводов, по мнению большевиков, особенно радикального крыла партии, несомненно должна привести к усилению капиталистических элементов. Но тогда, в мае 1921 года, особенных возражений не последовало. Не все ли равно, закрыть завод или отдать в аренду. В последнем случае хоть польза какая-то будет. Тем более, что капиталисты находились примерно в таком же состоянии, что и советские хозяйственники.
5 июля 1921 года вышел декрет Совнаркома «О порядке сдачи в аренду предприятий, подведомственных ВСНХ».
Этот декрет определил к аренде только самые мелкие заводы и фабрики, на срок не свыше пяти лет. Конечно, арендованные предприятия тут же снимались с государственного снабжения.
Любопытно, что именно в этот день Ленин признал крах революции в Европе [8. С. 56–57].
В конце мая 1921 года ВСНХ образовал комиссию по обследованию угольной промышленности Донбасса и нефтепромыслов Грозного и Баку. От Госплана туда вошел профессор Л. К. Рамзин, принимавший участие в составлении плана «Гоэлро», а теперь возглавлявший топливную секцию в Госплане. После поездки, он предложил план подъема производства в угольной промышленности Донбасса. В Донбассе Рамзин выяснил интересную вещь — на крупных шахтах находилось 93 % всех угольных запасов бассейна и 92 % всех подготовленных выработок. Отсюда проистек и вывод — зачем тратить средства и силы на «раскачку»[12] разрушенных и малопродуктивных шахт, когда то же самое количество угля можно добыть в самых богатых и подготовленных шахтах [31. С. 55]. Притом с гораздо меньшими усилиями и затратами. План Рамзина был прост: сосредоточить добычу угля на
288 шахтах, что составляло 26 % шахт от всех шахт Донецкого района.
12 июля 1921 года А. А. Неопиханов сделал в Президиуме
Госплана доклад о плане топливоснабжения железных дорог.
После доклада было принято решение составить план топливоснабжения на второе полугодие 1921 года в топливной секции под руководством профессора Рамзина.
Нужда в этом плане была огромной. Чтобы не допустить полной остановки промышлености, нужно было тщательно распределить между наиболее важными предприятиями имеющиеся скудные запасы топлива. В Совете Труда и Обороны тем временем готовились экстренные меры для заготовки топлива на предстоящую зиму.
Через три дня после доклада Неопиханова Госплану снова пришлось вернуться к топливной теме. Поступил проект постановления Совета Труда и Обороны об экстренных мерах по топливоснабжению республики. На следующем заседании, 18 июля 1921 года, Президиум Госплана рассмотрел поправки, внесенные топливной секцией [23. С. 55], с учетом предложения Рамзина. Общими усилиями удалось добиться перелома. После спешной концентрации производства и добычи угля, после того, как в Донецкий район снова были брошены рабочие, продовольствие и товары, положение удалось немного поправить. В сентябре в Донецком районе было добыто 295 тысяч тонн угля. К декабрю добыча поднялась до 848 тысяч тонн и превысила плановые предположения на этот месяц 1921 года 128. С. 145].
В августе 1921 года были снова пущены в ход первые три уральских завода. На 1 сентября 1921 года на Урале работало 5 домен и 3 мартеновские печи.
24 сентября отдел промышленности ВСНХ подготовил и представил в Совет Труда и Обороны список предприятий, которые оставались на государственном снабжении, которые переводились на самоснабжение и тех, которые закрывались или отдавались в аренду. По Уралу на государственном снабжении оставались 30 заводов с 56 тысячами рабочих. Эти заводы производили 96 % уральского чугуна и 89 % уральского мартеновского металла. 21 завод переводился на самоснабжение, а 32 завода предполагалось отдать в аренду, или закрыть [28. С. 142].
На другом фронте — голодном, события шли не менее драматические. Весна 1921 года показала, что лето выдастся засушливым и есть все виды на большой неурожай. После обследования районов, страдавших от засухи, комиссия ВЦИК показала, что положение серьезное и большого голода не избежать. Вопрос о голоде был поставлен в Политбюро ЦК 25 июня 1921 года. После обсуждения там было принято решение образовать при ВЦИК комиссию по борьбе с голодом. На следующий день, 26 июня, «Правда» вышла с передовицей «Голод в Поволжье и меры помощи» с картиной засухи и предложениями всемерной помощи голодающим.
В неурожайных губерниях, по сводкам ЦК Помгола, проживало 31 млн 714 тысяч человек [32. С. 18]. Ситуация с урожаем в разных местах была разной. В одних местах удалось собрать какой-никакой урожай, а в других засуха выжгла все, даже траву. Поэтому была установлена грань, отделяющая неурожайные уезды от голодающих. Если в уезде урожай составлял меньше 6 пудов на душу, то он признавался голодающим [32. С. 16]. Это было сделано в условиях очень скудных запасов и очень небольшой возможности помощи голодающим. Но от этого легче не становилось. Количество голодающих продолжало прибывать. Их насчитывалось, по приблизительным данным, в июле 1921 года до 10 млн человек, но к зиме число выросло вдвое, до 22 млн человек [32. С. 17].
5 июля Кржижановский в Госплане сделал доклад о неурожае, который осветил складывающееся положение. Президиум принял решение срочно разработать план продовольственного снабжения республики [23. С. 51]. 18 июля 1921 года был образован Центральный комитет Помгола во главе с Председателем ВЦИК М. И. Калининым.
Арманд Хаммер описывает голод 1921 года, виденным им в июле-августе 1921 года во время поездки на Урал, в Алапаевск:
«В Екатеринбурге, где в 1918 году был расстрелян царь с семьей, мы впервые столкнулись с голодом…
Десятки тысяч крестьян набивались в товарные вагоны, надеясь найти в городах хоть какое-то пропитание. Среди них с невероятной быстротой распространялись различные болезни: холера, тиф и детские эпидемии…
Мне рассказали, что, когда поезд выехал из Самары, в нем было около тысячи пассажиров. Когда он после нескольких дней пути добрался до Екатеринбурга, в живых оставалось не более двухсот самых сильных из них. Некоторые умерли от голода, но большинство от болезней…
Во время нашей суточной стоянки в Екатеринбурге я собственными глазами увидел, что такое голод. Дети с усохшими конечностями и страшно раздутыми от травы животами стучали в наши окна, жалобными голосами умоляя дать им еды. Мы не могли им помочь…
Позднее мне пришлось видеть еще много ужасов в голодных районах, но еще на Екатеринбургском вокзале глубоко запали мне в память, особенно два из них: санитары с носилками, складывающие трупы штабелями в одном из залов ожидания, чтобы затем отправить их в общие могилы, и кружившиеся в воздухе стаи черных воронов» [33. С. 67].
В августе 1921 года, в условиях обострения голода и постепенно проясняющихся перспектив на урожай, оценивающийся примерно в 32 млн тонн, что вдвое меньше, чем в урожайный год, первое место в работах Госплана занял продовольственный план. На его фоне отступил даже план топливоснабжения, хотя положение с топливом продолжало оставаться сложным и план с потреблением не сходились с зазором примерно в 240 тысяч тонн топлива.
В августе в Госплане был разработан первый вариант плана продовольственного снабжения, исходя из продналога, декретированного в марте месяце. 23 августа 1921 года Станислав Густавович Струмилин сделал доклад в Президиуме Госплана и доложил результаты. Этот план один из самых лучших планов, созданных Госпланом за всю историю его существования. Он помог Советской Республике продержаться самый трудный год.
Сначала он привел данные о потреблении за прошедший период. Подсчеты показывали, что в 1913 году русский рабочий имел ежедневный паек в 4 тысячи калорий в день.
В 1920 году он сократился в полтора раза и стал составлять только 2750 калорий. Станислав Густавович привел другие подсчеты, которые показывали, что производительность рабочего прямо зависит от размеров пайка и от количества получаемых калорий. Если паек уменьшить на 30 %, то производительность рабочего упадет в 2,5 раза. 2000 калорий в день являются тем минимумом, который нужен для поддержания физического равновесия организма. Соответственно, производительность в 1920 году упала в пять раз по сравнению с 1913 годом и находится уже близко к уровню истощения рабочего.
Поэтому Струмилин, учитывая общую ситуацию в хозяйстве, предложил такой план: паек рабочего увеличить, а число рабочих, стоящих на государственном снабжении, сократить. Тем самым поднять производительность рабочего и более эффективно распорядиться продовольственными запасами. По его подсчетам, нужно было установить паек в 3400 калорий в день для взрослого и 2600 калорий — для члена семьи. Такой паек потребовал бы, в среднем, 192 килограмма муки, 24 килограмма крупы, 115 килограммов картофеля в год на человека [23. С. 65].
Увеличение калорийности пайка всего на 1 тысячу калорий поднимет производительность рабочего с 253 до 584 рублей, то есть в 2,3 раза [17. С. 30–31].
Зато когда речь зашла о количестве рабочих и служащих, тут ведомства долго не могли сойтись на приемлемой цифре. После долгих споров вокруг более чем разнобойных цифр о численности служащих в разных ведомствах удалось выработать более или менее приемлемый вариант, и 17 сентября 1921 года Струмилин доложил, что на совместном совещании руководителей ведомств в Совете Труда и Обороны было решено сократить число совслужащих до 900 тысяч, а рабочих — до 2,5 млн человек. Снабжение этих людей потребует около 4 млн тонн хлеба [23. С. 80].