ПАТОЛИЧЕВ Николай Семенович (1908–1989), советский государственный и партийный деятель.
В 1939–1946 первый секретарь Ярославского, Челябинского обкомов и горкомов ВКП(б). В 1946–1947 секретарь ПК ВКП(б). В 1947–1950 первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии. В 1952–1953 кандидат в члены Президиума ЦК КПСС.
Н.С. Патоличев пишет, что 14 октября 1941 его, первого секретаря Ярославского обкома, секретарей Ярославского, Рыбинского и Костромского горкомов партии вызвали в Центральный Комитет. В кабинете И.В.Сталина находился начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников.
И.В.Сталин с каждым из нас поздоровался за руку и тут же подозвал всех к столу. На большом столе его рабочего кабинета лежала карта. На карте разноцветными карандашами изображена какая-то схема. Сталин подробно разъяснил, что это схема оборонительных рубежей. Они проходили вокруг Углича, Рыбинска, Ярославля, Костромы, городов Ивановской и Горьковской областей. Обозначен так же общий оборонительный рубеж всех трех областей. Мы внимательно всматривались в карту.
Сталин дал нам время подумать, поразмыслить, а затем спросил: – Есть ли у вас какие вопросы, замечания, предложения? Каких-либо расчетов строительства оборонительных рубежей по времени, по количеству людей и т. д. ни у кого даже предположительно не было, да и сам военно-инженерный характер сооружений не освещался. Сталин сказал, что оборонительные рубежи надо возводить очень и очень быстро.
Мы, конечно, оказались совершенно неподготовленными к беседе по этому вопросу. Все молчали. Да и Сталин, видимо, не ожидал от нас ничего такого, что могло бы внести изменения в план, который предложил он.
Первым осмелился нарушить молчание я, сказав примерно следующее:
– По моему мнению, общий рубеж по территории Ярославской области проходит таким образом, что он поставил противника в несколько лучшее положение, чем нас. На нашей стороне много болотистых мест, на стороне противника – есть рокадные дороги.
Когда я сказал «рокадные», Сталин взглянул на меня.
«Откуда это?» – видимо подумал он.
Конечно, Сталин мог просто махнуть рукой, спросив, нет ли у нас каких-либо существенных вопросов, однако он этого не сделал. Он тихо сказал Б.М. Шапошникову, чтобы тот обратил на это внимание. Шапошников кивнул головой, видимо, план оборонительной схемы подготовил Генеральный штаб, а Сталин взял на себя разъяснить его партийным работникам.
Далее Сталин сообщил, что к нам приедут крупные военные специалисты, которые помогут во всех этих сложных и новых для нас делах.
… Я решился спросить у Сталина, как быть с Рыбинским морем. Ведь это огромный искусственный водоем… В 25 миллиардов кубометров… Этот вопрос не застал Сталина врасплох, но он, однако, был, видимо, и не простым. Сталин походил, подумал, потом совершенно четко и ясно сказал: «Рыбинское море. Рыбинский гидроузел надо оборонять. – И еще раз твердо повторил: – Оборонять. Защищать».
… Он выяснял, какое настроение у людей на местах, да и у нас самих – руководителей партийных организаций. Беседа носила непринужденный характер. Мы стали чувствовать себя все более и более свободно. И конечно, у нас появился целый ряд вопросов, которые мы сочли возможным задать ему.
– Не следует ли нам, – обратился я к товарищу Сталину, – эвакуировать некоторые заводы Ярославской области?
– Какие заводы вы имеете в виду? – спросил меня Сталин. Я назвал Рыбинский завод моторостроения, шинный и «Красный перекоп». На этом я остановился, хотя в планах Ярославского обкома и облисполкома значились и другие предприятия. Подумав, Сталин сказал:
– В Ярославль мы противника не пустим.
Сказано это было с такой твердостью и убежденностью, что все в это поверили.
– Но, – продолжал Сталин, – противник может эти важные для страны объекты разбомбить. Потому их надо эвакуировать.
Он тут же нажал кнопку. Через несколько секунд появился Поскребышев. Сталин попросил пригласить товарищей А.Н. Косыгина, М.Г. Первухина, А.И. Шахурина.
… Начали обсуждать вопросы эвакуации промышленных предприятий. Выслушав их соображения. Сталин дал совершенно четкое и твердое указание ускорить эвакуацию предприятий.
… От положения в наших областях во многом зависело и положение в Москве. Сталин подбадривал нас, зная, видимо, что все это будет передано коммунистам и трудящимся наших областей. Так это и было.
ПАТОН Евгений Оскарович (1870–1953), советский ученый в области мостостроения и сварки.
Академик Академии наук УССР (1929). Герой Социалистического Труда (1943). Лауреат Сталинской премии 1941.
«Когда началась Отечественная война, – писал Е.О. Патон, – мне 71 год, но война касается непосредственно и меня. Что делать? Где сейчас мое место? Ехал в поезде в Нижний Тагил в командировку.
На крупном железнодорожном узле я опустил два письма. Первое в Киев, где моя семья и институт. Второе – человеку, на которого в тот день с особой надеждой и верой смотрели миллионы моих сограждан. Я писал ему:
«В мои годы я уже вряд ли могу быть полезным на фронте. Но у меня есть знания и опыт, и я прошу Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, используйте меня как специалиста там, где Вы найдете возможным и нужным. Родина в опасности, и я хочу свои последние силы отдать ее защите».
Отправив письмо товарищу Сталину, я почувствовал облегчение. Я словно присоединялся, пусть пока мысленно, к действующей армии.
Я снова развернул тематический план института на 1941 г. Теперь это уже был иной год: год войны. Сколько ей суждено продлиться? Месяцы, годы? Все равно, она должна быть победоносно завершена.
Я читал пункт за пунктом, читал другими, «военными» глазами. Многое из того, что еще сегодня утром казалось самым важным и неотложным, сейчас отодвигалось в сторону, на второй план.
Цельнометаллические вагоны подождут, теперь важнее увеличить, ускорить выпуск вооружения. Исследовательские темы дальнего прицела, которые дадут осязаемые результаты лишь через 2–3 года, – пока тоже в сторону.
На первый план выдвинуты вопросы, решение которых необходимо для войны, для победы».
ПЕРВЕНЦЕВ Аркадий Алексеевич (1905–1981), русский советский писатель. Лауреат Сталинской премии (1948, 1949). В годы Отечественной войны военкор «Известий», выступал также в «Красной звезде», «Красном флоте» (политработник ВМФ, капитан 1-го ранга). В произведениях о Гражданской и Великой Отечественной войнах запечатлел образ И.В. Сталина.
А. А. Первенцев писал: «Сталин знал, за что его ненавидят. Каждый жест его руки выражал угрозу. Случайно в конвульсии поднятый палец на ложе смерти заставил шарахнуться его сотоварищей по руководству и застыть в минутном испуге. Она, вернее, их нечистая совесть, пригвоздила их на месте, а поднятый палец агонизирующего владыки был хуже, чем ременный бич гуртовщика для коварного стада.
Он завершал долгую жизнь в одиночестве, но это только казалось. Из миллионов глаз катились слезы, ими можно было наполнить реки. Для многих, для большинства он был страшной потерей, закатилось солнце, каждый вдруг понял, что и он смертен, если умирает сам Сталин, богочеловек.
Так слагался мир, созданный его гениальной волей отнюдь не из карточных домиков. Мир был подвластен ему, а он не подвластен себе. И прежде всего из-за запущенной психологии кадров непосредственного окружения. <…>
…Троцкисты сочиняли гнусные версии, они ненавидели Сталина, ибо он прежде всего мешал им, разгадав их сложные политические интриги, по захвату власти для господства над Россией. Потомок карталинских повстанцев вступился за оскорбленную Русь и выдвинул себя наряду с Дмитрием Донским, Иваном Калитой, Грозным и Петром. <…>
Сталин целиком принадлежал политическим интересам, и это вполне естественно, он был в самом начале политбойцом, потом организатором масс и завершил вождем масс, целиком собранных им для решения одной задачи – последовательного построения прочного здания социализма и коммунизма в общем итоге. Всякое послабление мысли в другом направлении он категорически отвергал, и даже его разносторонность в познании многих предметов науки и культуры была подчинена все той же цели. Это был концентрированный, динамический мозг, заряженный мощной энергией, способной действовать на других с непреодолимой силой.
Если говорить о тепле его натуры, о том человеческом, в поисках которого безуспешно пребывает любой исследователь политических лидеров глобального масштаба, следует обратиться к первоисточнику, к его матери. Судя по моим наблюдениям, Сталин хорошо относился к своей матери, жившей в Тбилиси и не соглашавшейся променять привычное место родины на неясную столицу новой России. И потому сын был далек от нее; связующие нити не рвались, но терялись в огромных расстояниях. Мать отдала его другим и с трагической покорностью простой грузинки приняла на себя свое горе. Она понимала, что, отдавая его другим, она отдавала его на счастье этим другим. О жертве своей или жертвенности сына, по-видимому, она не думала. Только однажды при его коротком заезде в Тбилиси посмотрела на его голову и сказала: «А ты начинаешь седеть». – «Ничего, мама, лишь бы здоровье»».
ПЕРВЫЕ РАБОЧИЕ-РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ. В произведениях И.В.Сталина достаточное, место уделено рабочему движению в России конца XIX – начала XX веков. Среди первых рабочих-революционеров он выделял С.Н.Халтурина, П.А.Алексеева, И.В.Бабушкина и других олицетворяющих революционную Россию. Об одном таком первом рабочем-революционере, о Г.П. Телия, И.В.Сталин (Джугашвили) писал: «…Действительность говорит нам, что тов. Г.П.Телия как передовой рабочий и как партийный работник был до конца безупречным и неоценимым для партии человеком. Всё то, что больше всего характеризует социал-демократическую партию: жажда знаний, независимость, неуклонное движение вперёд, стойкость, трудолюбие, нравственная сила, – всё это сочеталось в лице тов. Телия. Телия воплощал в себе лучшие черты пролетария».
И еще: «В 1900–1901 годах Телия уже выделился среди передовых рабочих как один из достойных вожаков, по времени демонстрации 1901 года в Тифлисе тов. Телия уже не знал отдыха. Пламенная пропаганда, создание организаций, участие в ответственных собраниях, упорная работа в деле приобретения социалистического самообразования – вот чему отдавал он всё своё свободное время. Его преследовала полиция, разыскивала «с фонарём в руках», но всё это только удваивало его энергию и жажду борьбы».