– Так как же, возьметесь за истребитель? – Подумаю, товарищ Сталин.
– Ну хорошо, когда надумаете, позвоните. Не стесняйтесь… Желаю успеха. Жду звонка. – И уже вдогонку сказал: – А все– таки дураки англичане, что пренебрегают пушкой.
В то время самолет, вооруженный двадцатимиллиметровой пушкой, уже был у немцев – «Мессершмитт-109». Видимо, Сталину это не давало покоя. Готовя перевооружение авиации, Сталин, очевидно, стремился избежать ошибки при выборе калибра пулеметов и пушек для наших истребителей».
По заданию И.В. Сталина А.С. Яковлев побывал в составе советских делегаций в Италии, Франции, Англии, дважды в фашистской Германии, знакомясь с развитием военно-воздушных сил в этих странах. Возвратившегося Яковлева у двери кремлевского кабинета встретил Сталин.
– Скажите, товарищ Яковлев, – задал вопрос Сталин, – как немецкие летчики относятся к советским военно-воздушным силам?
– Относятся явно пренебрежительно, товарищ Сталин. Они считают нашу авиацию неполноценной, «азиатской», неспособной противостоять их «непобедимым Люфтваффе».
– «Непобедимым», – усмехнулся Сталин. – Это их в конечном счете и погубит. Недооценка противника крайне опасная штука.
– Товарищ Сталин, разрешите задать вопрос, – попросил Яковлев, – почему немцы раскрыли передо мной свои военные секреты – показали свою новейшую военную авиационную технику?
– Вероятно, хотят запугать, – ответил Сталин. – Сломить нашу волю к сопротивлению – прием не новый. Так поступал еще Чингисхан, лазутчики которого до нашествия распространяли сведения о могуществе его армии среди народов, на территорию которых должна была вторгнуться татаро– монгольская конница. И надо сказать, что этот прием Чингисхана во многих случаях действовал безотказно, парализуя волю к сопротивлению у жертв агрессии. Но напрасно на этот прием надеются гитлеровцы. Мы не из пугливых.
В конце беседы с Яковлевым Сталин предупредил его, что нужно усилить охрану государственной тайны в конструкторских бюро.
Вот как описывал в своих воспоминаниях этот разговор. А. С. Яковлев: «Нужно быть очень бдительным, – сказал И.В. Сталин. – Сейчас время такое… Вот мы приставили охрану к вооруженцу Дегтяреву, он все свои секреты с собой носил и дома работал. Мы запретили… Да ведь ко всем не приставишь охрану, и дело ваше не такое – самолет не пистолет.
– Можете быть спокойны – государственная тайна сохраняется в конструкторских бюро надежно, – говорю я.
– А вы все-таки поговорите с конструкторами на эту тему. Мне известно: есть еще среди вас беспечные люди. Лишний разговор не повредит.
– Слушаю, товарищ Сталин, я соберу конструкторов и от вашего имени с ними поговорю…
– Зачем от моего имени? Сами скажите. – Сталин сердито посмотрел на меня: – Вот многие любят за мою спину прятаться, по каждой мелочи на меня ссылаются, ответственность брать на себя не хотят. Вы человек молодой, еще не испорченный и дело знаете. Не бойтесь от своего имени действовать, и авторитет ваш будет больше, и люди уважать будут». Прощаясь с Яковлевым, Сталин приказал:
– Товарищ Яковлев, делайте все возможное, чтобы новые виды самолетов как можно скорее поступили в наши вооруженные силы. По этим вопросам обращайтесь ко мне в любое время дня и ночи.
ЯКОВЛЕВ Николай Дмитриевич (1898–1972), маршал артиллерии (1944). В Красной Армии с 1918. В 1941–1945 Яковлев начальник Главного артиллерийского управления (ГАУ) и член Военного Совета артиллерии Красной Армии. С 1948 заместитель министра Вооруженных Сил СССР.
Вспоминая начало Отечественной войны, Н.Д.Яковлев отмечал: «Когда мы беремся рассуждать о 22 июня 1941. г., черным крылом накрывшем весь наш народ, то нужно отвлечься от всего личного и следовать только правде, непозволительно пытаться взвалить всю вину за внезапность нападения фашистской Германии на И.В.Сталина.
В бесконечных сетованиях наших военачальников о «внезапности» просматривается попытка снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в первый, период войны.
Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев – от командующих фронтами до командиров взводов обязаны держать войска в состоянии боевой готовности. Это их профессиональный долг и объяснять его невыполнение ссылками на И.В.Сталина не к лицу солдатам».
«За время войны мною, – писал Яковлев – было хорошо усвоено: все, что решил Верховный, никто уже изменить не сможет. Это – закон!
Но сказанное совершенно не значит, что со Сталиным нельзя было спорить. Напротив, он обладал завидным терпением, соглашался с разумными доводами. Но это – на стадии обсуждения того или иного вопроса. А когда по нему уже принималось решение, никакие изменения не допускались.
Кстати, когда Сталин обращался к сидящему (я говорю о нас, военных, бывавших в Ставке), то вставать не следовало. Верховный еще очень не любил, когда говоривший не смотрел ему в глаза. Сам он говорил глуховато, а по телефону – тихо. В этом случае приходилось напрягать все внимание.
Работу в Ставке отличала простота, большая интеллигентность. Никаких показных речей, повышенного тона, все разговоры – вполголоса. Помнится, когда И.В. Сталину было присвоено звание Маршала Советского Союза, его по-прежнему следовало именовать «товарищ Сталин». Он не любил, чтобы перед ним вытягивались в струнку, не терпел строевых подходов и отходов.
При всей своей строгости Сталин иногда давал нам уроки снисходительного отношения к небольшим человеческим слабостям. Особенно мне запомнился такой случай. Как-то раз нас, нескольких военных, в том числе и Н.Н. Воронова, задержали в кабинете Верховного дольше положенного. Сидим, решаем свои вопросы. А тут как раз входит Поскребышев и докладывает, что такой-то генерал (не буду называть его фамилию, но скажу, что тогда он командовал на фронте крупным соединением) прибыл.
– Пусть войдет, – сказал Сталин.
И каково же было наше изумление, когда в кабинет вошел… не совсем твердо державшийся на ногах генерал! Он подошел к столу и, вцепившись руками в его край, смертельно бледный, пробормотал, что явился по приказанию. Мы затаили дыхание. Что-то теперь будет с беднягой! Но Верховный молча поднялся, подошел к генералу и мягко спросил:
– Вы как будто сейчас нездоровы?
– Да, – еле выдавил тот пересохшими губами.
– Ну тогда мы встретимся с вами завтра, – сказал Сталин и отпустил генерала… Когда тот закрыл за собой дверь, И.В. Сталин заметил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
– Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что будет вызван в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет…
Да, таков был он, И.В.Сталин. Это во многом благодаря ему в партийно-политическом и государственном руководстве страной с первого дня войны и до последнего было нерушимое единство. Слово Верховного (а он же и председатель ГКО, Генеральный секретарь ЦК партии) было, повторяю, законом.
Сталин не терпел, когда от него утаивали истинное положение дел».
ЯРОСЛАВСКИЙ Емельян Михайлович (Губельман Миней Израилевич) (1878–1943), советский государственный и партийный деятель.
Академик Академии наук СССР (1939). Лауреат Сталинской премии (1943).
В РСДРП с 1898. Участник первой русской революции 1905–1907 и Октябрьской социалистической революции 1917. В 1921 секретарь ЦК партии, в 1924–1934 член Президиума и секретарь ЦКК ВКП(б). Одновременно был членом дирекции Института Ленина, членом редакционной коллегии газеты «Правда» и журнала «Большевик». Член ЦК ВКП(б). Вел большую научную работу, один из составителей и редакторов «Истории гражданской войны в СССР». Е.М. Ярославский написал книгу-биографию о И.В. Сталине.
Крупный историк партии Е.М. Ярославский в годы Великой Отечественной войны выступал с сотнями лекций и докладов на фронте и в тылу, раскрывающими всенародный характер освободительной борьбы против немецко-фашистских захватчиков. Его брошюры и статьи проникнуты верой в большевистскую партию, силу советского патриотизма и дружбы народов.
Однажды старейший правдист Атык Кегамович Азизян, зайдя ко мне, члену редколлегии газеты «Правда», спросил:
«А ты знаешь, что в этом кабинете в 30-х годах работал Емельян Ярославский – тогда член редколлегии газеты «Правда»? В кабинете сохранилась мебель и красивый книжный шкаф, забитый книгами из тех времен. Но ты наверняка не знаешь о его статье, присланной накануне Отечественной войны». И рассказал такую историю.
Узнав, что И.В. Сталин назначен Председателем Совета Народных Комиссаров СССР, Емельян Ярославский посчитал, что В.М. Молотова отстранили от высшего государственного руководства. А поэтому в статье излил всю свою обиду на него. В 1920 г. В.И. Ленин искал, кого бы послать налаживать работу на Урале и в Сибири. Молотов предложил Ленину кандидатуру Ярославского, сказав, что в Москве мы найдем ему замену, а там он, член ЦК партии, сумеет наладить дела. Ярославский обвинил Молотова, секретаря ЦК партии, что он таким путем хотел от него избавиться. Но решение было принято, и Ярославскому ничего не оставалось, как уехать на новое место работы.
Редакция статью набрала, а гранки решила послать И. В. Сталину. Прочитав гранки, И.В. Сталин написал: «Это что же, получается, что при Молотове у нас и Советской власти не было?»
Статья не вышла. «Правда» жила с ощущением надвигавшейся войны.
ЯСНОСТЬ И ПРАВИЛЬНОСТЬ МАРКСИСТСКО – ЛЕНИНСКОГО УЧЕНИЯ. В одной из последних своих работ «Марксизм и вопросы языкознания» И.В.Сталин писал: «Марксизм, как наука, не может стоять на одном месте, он развивается и совершенствуется. В своем развитии марксизм не может не обогащаться новым опытом, новыми знаниями, – следовательно, отдельные его формулы и выводы не могут изменяться с течением времени, не могут не заменяться новыми формулами и выводами, соответствующими новым историческим задачам. Марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов».