Между тем начиная с 2000 года шок от расколхозизации стал проходить. В 2001 году в России было собрано 85,2 млн тонн, в 2002 – 86,6[127], в 2008 году валовой сбор зерна составил 105 млн тонн, а в 2016 году на территории РФ, то есть бывшей РСФСР, было собрано рекордное количество зерна – 120 млн тонн. Никогда прежде ни в Российской империи, ни в Советском Союзе столько зерна не производилось.
Так что, если рассуждать «не абстрактно», к чему призывает Н. Капченко, получается, что его тезис об исторической оправданности колхозизации села опровергает сама жизнь.
И тем не менее коллективизацию «по Сталину» оправдывают как историческую необходимость почти все, и даже противники сталинизма. «Во всяком случае, одним из самых веских аргументов в пользу интенсивной коллективизации, – пишет, например, известный в ельцинскую эпоху критик сталинского режима, публицист А. Ланщиков, – была необходимость форсировать индустриализацию…»[128]
Ладно бы публицисты, на подобной позиции стоят и серьезные, уважаемые в России и за рубежом исследователи. Безоговорочно осуждающий сталинский режим в деревне, заведующий кафедрой истории Пензенского государственного педагогического университета Виктор Кондрашин не допускает и тени сомнения в том, что сталинская коллективизация деревни была актом необходимым.
«Возвращаясь к вопросу о марксистской модернизации деревни, – пишет он, – хотелось бы отметить главное. Именно модернизация крестьянской России, ее переход посредством народных революций и реформ сверху из аграрной в аграрно-индустриальную и индустриальную стадию развития составляет суть исторического пути страны в ХХ в. Таким образом, в течение столетия Россия превратилась из страны крестьянской в страну индустриальную. В этой трансформации решающая роль принадлежит сталинской коллективизации. В результате форсированной индустриализации и укрепления сталинского режима российская государственность была сохранена в тяжелейшие годы Второй мировой войны…»
В. Кондрашин находит даже историческое оправдание действиям Сталина в деле коллективизации деревни. «К сожалению, – замечает он, – как показывает мировой опыт, ни в одной стране индустриальная модернизация не проходила безболезненно для крестьянства. В Англии, например, крестьян съели овцы»[129].
Здесь, как представляется, надо бы все же видеть отличие английской и российской истории: если в Англии, по образному выражению основоположников марксизма, крестьян «съели овцы», то в России функцию овец в этом плане Сталин «доверил» ОГПУ. Отличие существенное: овцы, как известно, сажать людей в тюрьмы, силой загонять за колючую проволоку и расстреливать не могут, а советские чекисты это делали.
Естественно, возникает вопрос: откуда ведет свое происхождение этот пресловутый тезис? Кто автор его? За кем безоглядно следуют до сегодняшнего дня все сторонники этой «истины»?
Ответ есть: перефразируя Маяковского, следует признать – все эти исследователи в вопросе о коллективизации просто «чистят себя под Сталина».
Именно генсек еще на июльском (1928) пленуме ЦК подробно рассмотрел этот вопрос и обратил внимание партийного актива на то, что «в капиталистических странах индустриализация обычно происходила главным образом за счет ограбления чужих стран, за счет ограбления колоний или побежденных стран или же за счет серьезных более или менее кабальных займов извне». И привел в пример Англию, Германию и Францию.
У нашей страны, сказал он, таких возможностей нет. «Остается одно: развивать промышленность, индустриализовать страну за счет внутреннего накопления». И пояснил: за счет крестьянства. «Это есть нечто вроде «дани» (на крестьянство), нечто вроде сверхналога, который мы вынуждены брать временно (курсив мой. – Вл. К.) для того, чтобы сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустрии…»[130]
Спустя полтора года, 27 декабря 1929 года, генеральный секретарь выдвинул дополнительный аргумент в пользу необходимости коллективизации деревни в интересах индустриализации. «Можно ли двигать дальше ускоренным темпом нашу социализированную индустрию, имея такую сельскохозяйственную базу, как мелкокрестьянское хозяйство… Нет, нельзя»[131].
Правда, строго говоря, сама эта идея – индустриализовать страну за счет ограбления деревни – не сталинская, хотя он, судя по всему, всегда считал ее верной. Она принадлежит Троцкому. Это Лев Давыдович 26 октября 1926 года на XV конференции ВКП(б) выдвинул тезис: «ускорение индустриализации» возможно только «путем более высокого обложения кулака»[132]. Но если уж быть совсем точным, то идею эту выдвинул впервые даже и не Троцкий, а последовательный его сторонник, бывший (в 1920–1921 гг.) секретарь ЦК РКП(б) и член оргбюро ЦК, ведущий советский экономист в 1920–1930 годах Евгений Преображенский. Еще в 1922 году он разработал план индустриализации страны и предложил деньги на это дело взять в деревне, сформулировав тезис о «первичном накоплении капитала за счет крестьянства».
Е. А. Преображенский (1886–1937) – большевик с 1903 года, до революции был близок к Ленину, но потом стал «левым коммунистом», противником Брестского мира и противником нэпа. Соавтор Н. Бухарина по книге «Азбука коммунизма», которая послужила идейной основой введения политики «военного коммунизма». Преображенский в декабре 1936 года арестован, в июле 1937 года расстрелян по приговору суда.
Как будет показано ниже, Сталин довольно долго был в плену идеи о том, что деньги на индустриализацию в России лежат только в деревне. Позже он увидел (не понял, а именно увидел), что, даже при уничтожении кулака и при загоне всех оставшихся на селе крестьян в колхозы, денег из деревни для индустриализации в нужных объемах получить не удается, и, с присущей ему гениальностью, быстро переориентировался на другие источники. Но до конца своих дней генсек так никогда публично и не признался в этой своей ошибке. Наверное, потому, что тезис этот позволял ему оправдывать многие свои шаги во внутренней политике.
Между тем в долгосрочной исторической перспективе сталинская коллективизация привела к продовольственной зависимости России от заграницы.
Объемы товарного зерна в руках государства после коллективизации Сталин действительно увеличил. Однако при этом вверг страну в провал в стратегическом плане. Подчистую отобрав у крестьян зерно, даже семенное, большевистское правительство накормило город и армию и направило рабочую силу в районы новых промышленных строек, но при этом надолго подорвало жизненные силы в сельскохозяйственной сфере. Рой Медведев еще в 1974 году привел такие цифры. «Среднегодовое производство зерна составило в 1933–1940 гг. 4563 млн пудов, тогда как в 1913 году (в границах до 17 сентября 1939 года) было произведено 4670 млн пудов. Производство мяса уменьшилось еще более значительно…»[133] По данным И. Е. Зеленина, в 1913 году в России на душу населения было произведено 549 килограммов зерна, а в 1940 году – только 492 килограмма[134]. Валовой сбор зерна в стране только перед самой войной вышел на уровень 1913 года, когда Россия собрала 76,5 млн тонн. И только в 1940 году уровень царского времени был наконец превзойден – было собрано 77,9 млн тонн. Но это было достигнуто за счет расширения площадей посева. А по урожайности страна все еще отставала от царской России, которая в 1913 году получала 8,1 центнера с одного гектара, в 1940-м же – только 7,7[135]. Но дело не только в зерне. Коллективизация подорвала сельское хозяйство страны в целом.
Кроме зерновой проблемы коллективизация нанесла большой урон сфере животноводства. Предколхозный период (1928) продемонстрировал существенный рост поголовья скота по сравнению с 1916 годом. По всем видам, за исключением лошадей. Спад начался с года «великого перелома» (1929) по всем позициям и продолжался по нарастающей вплоть до конца 1933 года. Поголовье лошадей сократилось более чем в два раза, крупного рогатого скота – почти в два раза, коз – почти в три раза и т. д. А далее, начиная с конца 1935 года, наблюдался постепенный рост, не достигший, однако, не только уровня 1916 года, но и 1928-го (за исключением коз). Даже в рекордном по урожайности 1937 году животноводческой продукции было произведено меньше (за исключением молока), чем в 1913 году, а среднегодовые показатели за 1933–1937 годы были гораздо ниже аналогичных за 1909–1913 годы.
Словом, с точки зрения реальной экономики коллективизация привела к провалу в развитии сельского хозяйства страны.
Правомерен вопрос – за счет чего страна выживала? Ответ находим у Д. Волкогонова.
В августе 1975 года, пишет он, на рабочий стол генсека ЦК КПСС Л. Брежнева легла служебная записка от министра внешней торговли СССР. Н. Патоличев сообщал, что его ведомство провело «успешную операцию» и закупило в США 17 900 000 тонн зерна. Но необходимый объем закупок в 30 млн тонн не достигнут, и потому надо дозакупить еще 12 млн тонн. Переговоры об этом ведутся с Канадой, Аргентиной, Румынией, Австралией, Францией, ФРГ, Венгрией, Югославией, Бразилией.
А следом все от того же Патоличева, А. Косыгина и других поступила другая записка, в которой подписанты просили разрешения для осуществления этих закупок выделить 397 тонн золота, а также продать за рубеж 15 млн тонн нефти и 1,6 млн тонн дизельного топлива, мазута и автобензина.
В следующем документе, с теми же подписантами, указывалось, что в 1977–1980 годах на свободно конвертируемую валюту необходимо будет закупить 47,4 млн тонн зерна. При этом отмечалось, что Госплан рассчитывает, что в 1977 году в стране будет произведено 88,2 млн тонн зерна, в 1978-м – 90 млн тонн, в 1979-м – 91,2 млн тонн и в 1980-м – 92,6 млн тонн. Исходя из чего Госплан формировал такие прогнозы – непонятно, так как в 1975 году государство закупило у села всего 50,2 млн тонн зерна при фактическом расходовании 89,4 млн тонн