«Сталин (Джугашвили). Из семьи сапожника. Сторонник В. И. Ленина, по инициативе которого в 1912 кооптирован в ЦК и Русское бюро ЦК РСДРП. С 1922 генеральный секретарь ЦК. К концу 1920-х гг. в результате длительной борьбы с другими большевистскими лидерами установил диктаторский режим в партии и в стране. Объявил себя единственным «продолжателем дела Ленина» и толкователем его учения, провозгласил курс на «построение социализма в одной отдельно взятой стране». Проводил форсированную индустриализацию страны и насильственную коллективизацию крестьянских хозяйств. Главный инициатор массового террора. В 1939 пошел на заключение пакта с нацистской Германией, открывшего А. Гитлеру путь к развязыванию Второй мировой войны. В годы войны вместе с президентом США Ф. Д. Рузвельтом и премьер-министром Великобритании У. Черчиллем был инициатором создания антигитлеровской коалиции, одержавшей победу над Германией и ее союзниками. После окончания войны, в ходе которой советские войска освободили большую часть стран Восточной и Центральной Европы, Сталин стал идеологом и практиком создания «мировой социалистической системы», что явилось одним из главных факторов возникновения «холодной войны» и военно-политического противостояния между СССР и США. Был одним из главных инициаторов осуществления советского «атомного проекта», содействовавшего превращению СССР в одну из двух «супердержав». 20-й и 22-й съезды КПСС подвергли резкой критике т. н. культ личности и деятельность Сталина».
Девятитомная Оксфордская (Великобритания) энциклопедия Всемирной истории, впервые опубликованная в 1993 году, практически повторяет те же характеристики Сталина, что и Российская энциклопедия, с одной, однако, принципиальной разницей. Авторы Российской энциклопедии исходят из того, что путь Гитлеру для развязывания Второй мировой войны открыл Сталин заключением пакта с Гитлером в 1939 году, а историки Оксфордского университета инициатором этой войны считают не Сталина, а Гитлера.
В статье «Сталин» этой последней читаем: «Советский диктатор. Родился в Грузии в семье сапожника. Близкий соратник Ленина. После смерти Ленина одержал победу в длительной борьбе с Троцким за лидерство в партии и через короткое время превратился в единоличного диктатора. Основные вехи его правления: ускоренная индустриализация СССР (в результате которой Советский Союз стал второй державой мира по индустриальной и военной мощи); насильственная коллективизация сельского хозяйства, приведшая к голоду и гибели огромного числа крестьян; массовые политические репрессии, в ходе которых несогласные со Сталиным члены руководства партии стали жертвами «показательных процессов» и казней, а миллионы советских граждан – заключенными ГУЛАГа (советские лагеря). В 1939 г. Сталин заключил с Гитлером Советско-германский пакт о ненападении, а после вторжения Гитлера в Советский Союз (1941) вступил во Вторую мировую войну на стороне Англии, подписав в 1942 г. англо-советский договор. Благодаря умелой дипломатии Сталин расширил сферу советского влияния в Восточной Европе, установив во всех соседних государствах коммунистические режимы. С подозрением относясь ко всякому коммунистическому движению, не подчиненному его контролю, Сталин в 1948 г. порвал с Тито из-за разногласий по вопросам политики коммунистической партии в бывшей Югославии. Все больше становясь жертвой собственной паранойи, Сталин без всяких на то оснований приказал казнить многих своих соратников. После его смерти Хрущев на ХХ съезде КПСС (1956) осудил культ личности Сталина, обвинив его в терроре и тирании. Понятие «сталинизм» стало означать такой тип коммунистического правления, которому присущи репрессивные черты и националистический характер»[143].
Внимательно наблюдавший за манерой поведения Сталина в процессе контактов генералиссимуса с западными союзниками во время войны заместитель государственного секретаря США Чарльз Болен (1904–1974) (переводчик с русского Рузвельту и Трумэну на Тегеранской, Крымской и Берлинской конференциях) через 27 лет после этих событий написал о своих впечатлениях в Потсдаме так: «Сталинская тактика в Потсдаме была точно такой же, какую он использовал и в Тегеране, и в Ялте. Внешне доброжелателен и приветлив, он никогда ни на минуту не отступал от своих позиций. Был очень искусным дискутантом и не обращал никакого внимания на факты, если они противоречили (опровергали) его аргументам, другие же факты выворачивал так, как ему было нужно»[144].
Высокопоставленные англосаксы не раз отмечали, что в случае со Сталиным они имеют дело с личностью, которая по своему интеллекту намного превосходит все то, что они когда-либо видели ранее. В своих позднейших мемуарах они даже своих собственных руководителей по интеллектуальным способностям ставили ниже Сталина. Это обстоятельство настораживало их, нередко ставило в тупик, они не знали, как относиться к Сталину, как вести себя с ним, а в конечном итоге колебались и в том, как оценивать Сталина. Интуитивно они исходили из того, что оценивать его как личность – это одно, а как феномен мирового масштаба – совершенно другое. Отсюда мы часто наблюдаем большой разброс в их оценках Сталина, а часто и противоречивость.
Если сказать кратко, англосаксы не то чтобы не были в состоянии адекватно оценить личность Сталина (оценивали, еще как оценивали), нет, они бессознательно не хотели признавать за ним интеллектуальное превосходство, но делать это приходилось. Знаменитое высказывание Черчилля о том, что когда Сталин входил в комнату, то все непроизвольно вставали и начинали держать руки по швам, отражало именно вот это бессознательное ощущение своей собственной личной психологической и интеллектуальной подчиненности обаянию этой чуждой им личности.
Пожалуй, лучше всего эту бессознательную противоречивость в оценке Сталина продемонстрировал в своих мемуарах такой в буквальном смысле ненавидевший Сталина, да и вообще Россию человек, каким был посол США в Москве в послевоенные годы Джордж Кеннан (1904-2005).
«Сталин, – пишет он в своих мемуарах, – был человеком невысокого роста, ни полным, ни худощавым (скорее уж второе). Великоватый китель, который носил Сталин, возможно, компенсировал недостаточную представительность его внешнего облика. Волевое лицо этого человека, несмотря на грубоватые черты, казалось даже привлекательным. Желтые глаза, усы, слегка топорщившиеся, оспинки на щеках придавали ему сходство со старым тигром, покрытым шрамами. Сталин был прост в обращении и выглядел спокойным и хладнокровным. Он не стремился к внешним эффектам, был немногословен, но слова его звучали веско и убедительно. Неподготовленный гость мог не догадаться, какая бездна расчетливости, властолюбия, жестокости и хитрости скрывалась за этим непритязательным внешним обликом.
Великое умение притворяться – часть его великого искусства управлять. В творческом смысле Сталин не был оригинален, зато он являлся превосходным учеником. Он был удивительно наблюдателен и (в той мере, в какой это соответствовало его целям) удивительно восприимчив. Дьявольское искусство тактика производило большое впечатление на собеседников. Пожалуй, наш век не знал более великого тактика, чем он. Его хорошо разыгранное хладнокровие и непритязательность были только ходом в его тактической игре, продуманной, как у настоящего шахматного гроссмейстера.
…К тому времени, когда я впервые лично увидел Сталина, я уже достаточно долго жил в России и знал о нем немало. Я не сомневался, что передо мной один из самых удивительных людей в мире, что он жесток, беспощаден, циничен, коварен, чрезвычайно опасен и вместе с тем – один из подлинно великих людей своего века»[145].
Что в этом пассаже главное, так это противоречивость в восприятии описываемого явления: один из великих людей ХХ века, но «всего лишь» искусный тактик. Тактик по сравнению с кем? Можно предположить, что с Рузвельтом? Но и Рузвельта, как выясняется из его мемуаров, Кеннан оценивал очень невысоко. Всю его внешнюю политику в 1941–1945 годах Кеннан считал чередой сплошных стратегических ошибок.
Впрочем, это только лишний раз свидетельствует о том, что современники Иосифа Джугашвили, столкнувшись с ним и его деяниями воочию, чаще всего затруднялись вынести о нем однозначное суждение.
А вот какое впечатление произвел Сталин на, как отмечает Британская энциклопедия, «выдающегося британского полководца, участника двух мировых войн, победителя гитлеровцев при Эль-Аламейне, фельдмаршала Монтгомери (1887–1976)»[146]. Столкнувшись со Сталиным в процессе переговоров о военном сотрудничестве и имея потом несколько лет для того, чтобы поразмышлять о своем восприятии Сталина, Монтгомери уже после смерти Сталина написал: «…Сталин почти не делал ошибок… Он обладал поразительным стратегическим чутьем, и я не помню, чтобы он сделал хоть один ложный шаг в наших переговорах по стратегическим вопросам»[147].
Практически такой же оценки Сталина придерживался бывший министр иностранных дел и премьер-министр Великобритании в послевоенные годы Э. Иден (1897-1977), который в 1962 году писал в своих мемуарах: «Сталин изначально произвел на меня впечатление своим дарованием, и со временем мое мнение не изменилось. Его личность говорила сама за себя, а ее оценка не нуждалась в преувеличениях. Ему были присущи хорошие естественные манеры, которые, по-видимому, объяснялись его грузинским происхождением. Я знаю, что он был безжалостен, но я всегда уважал его ум и относился к нему даже с симпатией, истоки которой так и не смог до конца себе объяснить. Вероятно, это следствие прагматизма Сталина. Быстро забывалось, что ты разговариваешь с партийным деятелем. ‹…› Я всегда встречал в нем собеседника интересного, мрачноватого и строгого… До встречи с ним я не знал человека, который бы так владел собой на совещаниях. Сталин был всегда прекрасно осведомлен по всем касающимся его вопросам, всегда предусмотрителен и оперативен. …За всем этим стояла большая сила»