залось, по его словам, что был при этом допущен сильный идеологический перекос: все погибшие поэты оказались евреями. А что, бросил оратор в зал, разве не было русских погибших поэтов?
Меня возмутил и первый сюжет, и неприкрытый антисемитизм секретаря ЦК. Сейчас уже не помню – что в большей степени. Я попросил слова, вышел на трибуну и, повернувшись к секретарю ЦК, который к этому времени уже сидел в президиуме партактива, сказал, что мы, молодые коммунисты, не согласимся с политической линией ЦК, если руководство партии решит реабилитировать Сталина. Буквально я сказал фразу: «Если вы решите реабилитировать Сталина, тогда мы, молодые коммунисты, из партии выйдем!» Кто-то из президиума негромко, но получилось на весь зал, произнес: «Ты уже вышел…» Резолюцию партактива, предложенную мною, голосовали до 23:00, но приняли в моей редакции. Рассказываю это для того, чтобы проиллюстрировать, что не Сталин, а его наследники «болели» антисемитизмом.
И наконец, последнее соображение по теме: Сталин и еврейский вопрос.
В конце концов, можно ведь всю эту проблему с ролью еврейского этноса в иноэтнической для них среде трактовать и так:
Русские в веках своего существования и развития доказали, что они в массе своей успешно для самих себя и эффективно для дела умеют хозяйствовать на принадлежащей им земле (в селах и в городах в равной степени). Но при этом, опять же в массе своей, проявляют не в пример менее интереса к торговле, управлению культурой и вообще к труду управленческого характера в абстрактном для русского человека восприятии.
Но без управления-то обществу в любой его сфере жизнедеятельности существовать невозможно. Кто-то ведь должен заниматься этим профессионально. И вот тогда естественным образом совершается своего рода вербальный общественный договор: коренное население страны – русские – добровольно уступают эти сферы жизнедеятельности общества иному этносу (нации) – евреям. Как бы приглашают евреев для обслуживания своей жизни, как бы говорят: мы будем варить сталь и выращивать хлеб, а вы обеспечивайте смазку между различными частями общественного организма гражданского общества и управляйте теми сферами, к отправлению которых у нас интереса меньше. Как показывает жизнь, евреи с охотой на этот общественный договор соглашаются.
Но тут вступает в силу другая закономерность, чисто российская: чем управляю, тем и живу. Русский токарь на тульском оружейном заводе тащит домой детали стрелкового оружия и собирает у себя в сарае самовар из ворованных оружейных деталей, а еврей – деньги из торговли, социальный и политический статус из идеологической и пропагандистской деятельности и т. д.
Похоже, что Сталин именно так и воспринимал взаимоотношения наций в российском обществе и государстве. Именно так оценивал по большому счету присутствие евреев в управленческой сфере. Но когда он видел, что количество евреев в сферах управления начинает зашкаливать за разумные, с его точки зрения, пределы, он принимал решение по искусственному снижению их, евреев, доли (именно доли) в том или ином государственном органе или организации.
Но когда после войны физическое здоровье Сталина стало разрушаться (инфаркты и инсульты), логика его селекционного национального поведения стала принимать чудовищные гротескные формы («дело врачей», «борьба с космополитизмом»).
В аннотации к книге Костырченко «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм», написанной самим автором, центральной выступает такая строка: антисемитизм сопровождал всю политическую жизнь Сталина и был «одним из инструментов осуществления тоталитарного сталинского режима». Вывод по меньшей мере более чем спорный, а в большой мере – просто неверен. Как мне представляется, автор ошибается. На мой взгляд, после многолетнего изучения сталинской эпохи и личности самого Сталина, со Сталиным все было и много сложнее, и много проще.
Внешне и мне поначалу, в 1960-х годах, казалось, что антисемитизм внутренне присущ Сталину с самого начала его политической биографии. Потом я стал понимать, что проявления так называемого сталинского антисемитизма были естественной реакцией политического лидера, считающего себя таковым для многомиллионного русского народа, на инстинктивный бытовой антисемитизм этого самого народа. А этот последний (антисемитизм) существовал в силу большей (лучшей) конкурентоспособности евреев в интеллектуальных сферах (финансовых, торговых, научных и т. д.) жизнедеятельности не только русского, но и любого другого многомиллионного государствообразующего народа – немецкого, американского, французского, венгерского, да любого.
Сталин был принужден обстоятельствами трезво оценивать ситуацию, и потому его всегда окружали евреи, но не в большом количестве. В основном вокруг вождя в государственных, партийных, культурных, хозяйственных и других организационных структурах концентрировались русские. Костырченко в своей книге на с. 514, 559, 565 приводит таблицы с 1945 по 1952 год, подтверждающие эту ситуацию.
Словом, не был Сталин антисемитом. Для негативных же характеристик его личности у него более чем достаточно и других оснований.
Глава 3. Был ли Сталин параноиком?
Утвердительный ответ на этот вопрос дан сравнительно недавно, в начале текущего столетия, но ничего сенсационного в таком ответе нет – параноиками были почти все выдающиеся политические лидеры ХХ века, но это ничуть не мешало им выступать в качестве успешных руководителей своих народов.
Изучению его личных качеств в последнее время посвящается достаточно много специальной литературы. В России и за рубежом.
Взять, скажем, работы Алана Буллока (1914–2004), одного из самых известных английских историков в ХХ столетии. Утверждая в своем знаменитом двухтомнике «Гитлер и Сталин», что И. Сталин «в течение всего своего правления вел постоянную войну против собственного народа», он аргументировал этот свой вывод тем, что хоть по свидетельству тех, кто «близко общался со Сталиным и при этом выжил», «он производил на всех впечатление человека здравого ума, знающего, чего он хочет, владеющего ситуацией, «всегда оказывающегося на несколько ходов впереди остальных игроков, приводя всех в изумление точностью расчета, степенью лицемерия и беспредельной жестокостью», но при этом был, вне всякого сомнения, «ненормальным человеком», подчеркивая, что речь идет о «параноидальной личности», характер которой определяется «нарциссоидностью, неспособностью видеть других людей такими же реальными, как он сам, убежденностью, что он гений, которому суждено сыграть уникальную роль в истории.
…Его параноидальный комплекс заключался в том, – пишет британский историк, – что он видел себя великим человеком перед лицом враждебного мира, населенного завистливыми и коварными врагами, плетущими нити тайного заговора, чтобы его сбросить, если он не нанесет удар первым и не уничтожит их. Как и всякая параноидальная личность, он выстроил в уме маниакальную систему, которой был одержим»[175].
Алан Буллок «Америки не открывает», до недавнего времени практически все историки западного мира с большим энтузиазмом эксплуатировали тезис о психической неуравновешенности Сталина. Но, повторюсь, так было только до недавнего времени.
Нельзя не обратить внимания на то, что ни один из этих историков специальными знаниями в сфере медицины не располагал, все это были, так сказать, чистые гуманитарии, которые ответственности за свои медицинские суждения не несли и не несут. Но XXI век с его бурным ростом научных изысканий, в особенности в области психиатрии и психологии, невежества уже не прощает.
Прорыв в этом плане был совершен в 1992 году публикацией книги действительного члена Академии медицинских наук РФ и практически всех подобных организаций в зарубежных государствах, доктора медицинских наук Е. И. Чазова «Здоровье и власть. Воспоминания кремлевского врача», где бывший начальник 4-го Главного управления Минздрава СССР откровенно рассказал о том, как 23 года не прерывающихся ни на один день медицинских наблюдений за высшими руководителями Страны Советов и, одновременно, еще за двумя десятками такого же ранга руководителей в других странах (с 1967 по 1992 год) убедили его, что здоровых физически и психически национальных руководителей, обладавших неограниченной властью над людьми, просто не бывает и что руководителей такого ранга «губят не болезни, а пороки»[176].
Евгений Иванович Чазов опубликовал потрясающей искренности и таланта книгу воспоминаний под названием «Здоровье и власть. Воспоминания кремлевского врача». Текст этих мемуаров крайне интересен не только тем, что профессор Чазов год за годом подробно, и даже скрупулезно, описывает то, как развивалась и чем (и почему) закончилась тяжелая психастения Л. Брежнева. Мемуары ярко передают переживания, и даже растерянную беспомощность, выдающегося ученого с мировым именем, выступающего с позиций лечащего врача обладающего абсолютной властью в стране Л. Брежнева. На конкретных фактических ситуациях Евгений Иванович убедительно показывает, что начиная с 1975 года Советским Союзом управлял не столько уже неспособный к мозговой деятельности человек, сколько окружавшая его кучка подхалимов, преследующих личные карьерные цели. Мемуарист не жалеет при этом ни Ю. Андропова, ни Д. Устинова, ни М. Суслова, ни К. Черненко, никого. На фоне этих конкретных описаний невольно возникают аллюзии на ситуацию с подобным поведением И. Сталина. Уж слишком много общих моментов.
В одной из своих монографий, посвященных послевоенному «ленинградскому делу», я однажды высказал суждение, что если бы выросшему в годы войны управленческому слою в СССР удалось после 1945 года отстранить Сталина от власти, то и СССР, и Россию, и русский народ ожидала бы совсем другая судьба. И был не слишком удивлен, когда в мемуарах Е. И. Чазова встретился со схожим суждением, только в отношении не Сталина, а Л. И. Брежнева.