Радиотелеграфный перехват осуществлялся при помощи специальной записывающей аппаратуры, размещавшейся в специальном здании в дер. Кусянтунь, близ Харбина.
Помимо указанных пунктов радиоперехвата, имелись еще бюро подслушивания в гг. Муданьцзяне, Сахаляне, Цзямусы, Хайларе и др.
Арестованный сотрудник отдела «Чео Сакеку» харбинской ЯВМ В. А. Волосников о деятельности своего подразделения на допросе показал:
«…Являясь сотрудником харбинской ЯВМ, я до середины 1943 г. работал в отделении переводов, где занимался составлением карточек на всех без исключения адресатов телеграмм, исходивших из одного советского города в другой.
Я также заводил карточки на всех советских граждан, упоминавшихся в широковещательных радиопередачах. Эти карточки сводились в общую картотеку по городам Советского Союза.
Кроме этого, занимался сортировкой перехваченных телеграмм о денежных переводах, о перемещении отдельных лиц с одного города в другой или на другие должности, о мобилизации советских граждан на трудовой или боевой фронт.
Общее количество телеграмм независимо от их содержания заносилось в определенный график, и составлялись данные о пропускной способности учреждений связи Советского Союза».
О работе т. н. инспекторского отдела, который проводил всю работу по радиоперехватам, телеграфным перехватам и телефонному подслушиванию, Волосников рассказал, что по известным ему данным подразделение проводило следующую работу:
«а) принимало передачу широковещательных радиостанций Англии, США и Советского Союза (главным образом Москвы, Владивостока и Хабаровска);
б) радиоперехват производился при помощи специальной мощной радиоаппаратуры, доступ к которой имел только узкий круг лиц;
в) перехватывались все радиограммы и телеграммы, исходившие из одного советского города в другой независимо от их содержания;
г) концентрировались все добытые путем перехвата данные о Советском Союзе и отдельных лиц – граждан СССР;
в) все принятые радиограммы и телеграммы сортировались, ненужные отбрасывались, а остальные переводились на японский язык, заносились в картотеки и передавались для использования в соответствующие отделы ЯВМ».
Кроме харбинской ЯВМ, радиоперехватывающую аппаратуру имели муданьцзянская, сахалянская, цзямуская и хайларская ЯВМ, которые все добытые материалы направляли в харбинскую ЯВМ.
К методам технической разведки относился также и редко применявшийся способ подслушивания, когда через границу на советскую территорию тайно перебрасывался телефонный провод (т. н. шлейф), который подключался к советским телефонным линиям и давал возможность подслушивать телефонные разговоры.
Для проведения приграничной разведки путем наблюдения за нашими приграничными участками использовались стереотрубы, бинокли большой мощности и другие специальные наблюдательные приборы.
Лагеря-«приюты».
Органами «Смерш» Управления контрразведки Забайкальского фронта на территории Маньчжурии были арестованы советские граждане, ранее бежавшие к японцам. Установлено, что все перебежчики, а также задержанные советские и монгольские разведчики, переброшенные через границу и задержанные японцами, направлялись в миссии, где они тщательно допрашивались, а затем этапировались в специальные лагеря-«приюты».
В лагеря-«приюты» направлялись только те лица, которые перешли границу, не желая служить в Красной армии, лица, подвергавшиеся репрессиям и враждебно настроенные к советской власти. Туда направлялись также советские и монгольские разведчики, признавшиеся на допросах в своей принадлежности к советским разведывательным органам, которых пограничные ЯВМ считали нецелесообразным перевербовывать и направлять обратно в Советский Союз. Все перебежчики перед направлением в лагерь распределялись по национальному составу и направлялись по разным лагерям, которых на территории Маньчжурии было установлено три: «Харбинский» – в районе г. Харбина; «Кооанский» – в г. Ванемяо; «Хоанкиоку» – в г. Чанчуне.
Харбинский лагерь-«приют» «Когаин», или, как он числился по данным ЯВМ, «отдел специальных сведений» КГВ, был организован в 1939 г. и находился в ведении городского управления по делам русских эмигрантов с непосредственным подчинением главной ЯВМ в г. Харбине. С началом войны Германии против СССР число перебежчиков увеличилось за счет военнослужащих Красной армии, харбинский лагерь-«приют» перешел в полное подчинение ЯВМ и весь официальный состав лагеря был назначен только из японцев. Материалами следствия был установлен официальный состав лагеря: начальник лагеря – майор Индзима Иосио199; помощник начальника лагеря – лейтенант Ямагиси Кендзи200; начальник отделения политработы – лейтенант Дова Тосио, псевдоним «Фурмато», и два его сотрудника; начальник отделения сведений, он же второй помощник начальника лагеря, – Касахара Тосабуро201 и 9 его сотрудников; начальник отделения контрразведки – старшина жандармерии Сиода Сиро202; помощник начальника отделения контрразведки – Сеноо Макото203 и др. Всего – 25 чел. Для охраны лагеря имелось еще 9 японских солдат.
Арестованный официальный работник лагеря японец Икеда Сабуро204, являвшийся помощником начальника отделения политработы, показал, что харбинский лагерь-«приют» находился на ст. Новый Коб в 13 км от Харбина.
«Площадь лагеря составляла около 1000 кв. м и была огорожена деревянным забором. На территории лагеря имелось 4 жилых одноэтажных и одно двухэтажное здание, в котором размещались перебежчики и сотрудники лагеря, имелось четыре складских помещения, кузница, тюрьма и несколько построек для подсобного хозяйства. С восточной стороны лагеря находился огород в 80 гектаров, засеваемый разными сельскохозяйственными культурами. С южной стороны находился кирпичный завод, на котором работали только перебежчики. Из лагеря никого не выпускали, и общаться с мирным населением перебежчикам строго запрещалось. В зону лагеря без разрешения начальника харбинской военной миссии и начальника лагеря входить даже работникам ЯВМ, не работающим в лагере, не разрешалось.
В лагере был установлен следующий распорядок дня: подъем – в 5.30; проверка – в 5.45; завтрак – в 6.30; работа – с 8.00 до 12. 00; обед и отдых – с 12.00 до 14.00; работа в поле и на подсобном хозяйстве – с 14.00 до 17.30.
С 18 часов проводились занятия по воспитанию перебежчиков в прояпонском духе путем лекций и докладов, направленных против Советского Союза. Преподавались Закон Божий, военное дело, штыковой бой, топография, подрывное дело и т. п. Всю работу проводили штатные сотрудники харбинской военной миссии, работающие в лагере. Наряду с этим в отдельных комнатах строго конспиративно, в индивидуальном порядке проводилась вербовка и готовились перебежчики для диверсионной и разведывательной работы в тылу Советского Союза. Эта работа проводилась, как правило, после ужина. В это же время проводился прием внутрилагерной агентуры и допрос перебежчиков.
Основной контингент лагеря „Когаин“ состоял из русских перебежчиков другой национальности, количество которых колебалось от 160 до 200 чел. Разделялись они на 5 взводов: 1, 2, 3-й взводы состояли из перебежчиков – военнослужащих Красной армии, по национальности русских, украинцев, грузин, чувашей; в 4-м взводе находились узбеки, азербайджанцы; 5-й взвод состоял из гражданских лиц и советских разведчиков.
Для осуществления всей работы среди перебежчиков в лагере существовало три отделения: политработы, сведений и контрразведки.
Отделение политработы занималось обработкой перебежчиков в прояпонском духе и подготовкой к разведывательной работе в тылу Красной армии. Работа эта проходила очень секретно от окружающих, а также и от самих перебежчиков. После того как отделение политработы видело полную готовность перебежчика, он вызывался в отдельный кабинет и там проводилась его вербовка, о чем впоследствии доносилось в штаб военной миссии в Харбине.
Отделение информации проводило работу по сбору сведений о Советском Союзе и Красной армии путем индивидуального опроса перебежчиков. Добытые сведения направлялись в военную миссию и штаб Квантунской армии.
Отделение контрразведки выявляло из числа перебежчиков неразоблаченных агентов Советского Союза, антияпонски настроенных и имеющих намерение бежать из лагеря лиц. Эта работа проводилась через находящихся в лагере секретных агентов ЯВМ из русских эмигрантов, которые содержались в лагере под видом перебежчиков, а также через внутрилагерную агентуру, вербуемую из числа самих перебежчиков. Как только отделению контрразведки становилось известно о готовящемся побеге или был выявлен советский разведчик, об этом немедленно доносилось в штаб ЯВМ.
Лиц, представляющих для Японии опасность, японская военная миссия из лагеря немедленно изымала и расстреливала, а лиц, которых считала менее опасными, направляла на работу в Фушунские шахты. За период 1941–1945 гг. было расстреляно 50 перебежчиков и около 100 чел. направлено на работу в Фушунские шахты.
Кроме перечисленных трех отделений, в лагере существовало т. н. „отделение русских служащих“, которых было 9 чел., и кандидатов на переход в „отделение русских служащих“ – 8 чел. В это „отделение“ подбирались лица, полностью заслужившие доверие японцев. Они использовались на разных технических работах.
В связи с военными действиями между СССР и Японией и создавшейся угрозой для Харбина 17 августа 1945 г. лагерь „Когаин“ был распущен, перебежчики группами по 20–30 чел. разосланы в разные города Маньчжурии на оседание среди общей массы эмигрантов».
По данному поводу арестованный Иванов Иван Ильич показал, что утром 17 августа две группы по 30 чел. из лагеря на автомашинах были доставлены в ж.-д. управление Харбина, где им выдали документы на другие фамилии, обмундирование железнодорожников и зачислили на работу. Таким распределением людей по разным городам японцы рассчитывали на успешное проведение диверсий и террора через агентуру из числа перебежчиков и сокрытие следов существования лагеря.