Следующая встреча состоялась через три-четыре дня, во время которой разговор касался исключительно Советского Союза и его обороноспособности.
Третья встреча произошла у Сан-Исиги на квартире, которая размещалась в здании «Чосенбанка», находящегося в японском квартале ст. Харбина. Во время этой встречи Сан-Исига расспросил Лукашевкера о связях с военными лицами в Советском Союзе, а также с лицами, работающими в различных отраслях промышленности. Предложил Лукашевкеру работать с японской разведкой, представителем которой он, Сан-Исига, являлся. Японец хотел, чтобы Лукашевкер завербовал в СССР группу лиц, через которых можно было бы производить сбор секретных сведений об авиации, химической и военной промышленности, подводном флоте и др. В разговоре сказал, что это дело законспирировано и бояться ничего не надо. От этого взаимодействия получится взаимная польза. Лукашевкер дал согласие на сотрудничество.
Исига предупредил, что по приезде в Москву к Лукашевкеру явится находящийся в Москве японец Накаяма, с которым ему придется иметь дело в дальнейшем.
В конце ноября или начале декабря 1931 г. Лукашевкеру позвонили на службу. Он сначала услышал один голос, затем телефонная трубка была передана другому человеку. Говоривший с японским акцентом по телефону себя не назвал, но просил увидеться. Лукашевкер назначил встречу у первого спуска с улицы Варварки – Зарядье, сказав приблизительно, в какой он будет одежде.
В назначенное время Лукашевкер встретился с японцем, который представился Накаямой. Тот стал подробно инструктировать, кого в первую очередь надо вербовать. По его мнению – военных, работающих в штабе РККА, которые могли дать ценные материалы об отправке вооружения, дислокации войск на ДВК, и солидных людей, связанных с военной промышленностью, с институтами, занимающимися проектированием в области химии, авиации, судостроения и др. отраслях военной промышленности. Лукашевкер должен был развернуть работу таким образом, чтобы обеспечить получение военных секретных материалов.
В ходе дальнейшей работы на японскую разведку Лукашевкером были завербованы: Разгильдеев – из Внешторгбанка; Цигельник – из Уполнаркомтяжпрома Московской области; Кац – коммерческий директор завода Карла Маркса в Ленинграде; Куцкий – технический директор Пресненского машиностроительного завода в Москве; Бейер – куратор завода №. 1 Союзтекстильмашина в Ленинграде; Винницкий – заведующий монтажным бюро Союзтекстильмашины; Струве – коммерческий директор завода № 7 «Арсенал» в Ленинграде; Саввин – преподаватель тактики Орловской бронетанковой школы; Виллер – инженер Ижорского завода; Ядров – бывший заместитель начальника Глававиапрома.
Через завербованную сеть Лукашевкер получил, а затем передал резиденту японской разведки Накаяме чертежи нового самолета-истребителя; чертежи сконструированного ЦАГИ гидросамолета; чертежи новой быстроходной подводной лодки; чертежи новых минных аппаратов; списки ряда заводов с описанием спеццехов, их устройства, оборудования и пр.; чертежи новой конструкции танкетки, выпускаемой заводом Союзторфмашина в Калинине.
В декабре 1933 г., будучи в гор. Орле, у Саввина получил материалы о состоянии моторизации частей Красной армии, перечень всех видов танков и танкеток с чертежами. Саввиным была дана характеристика механизации частей Красной армии на Дальнем Востоке.
За это время к Лукашевкеру из Харбина приезжали двое: дочь лесовода-ученого и Грановская, знакомые жены.
В ходе следствия Лукашевкер рассказал о вербовке Саввина. По приезде в СССР из Харбина в 1931 г. он встретил Саввина в Ленинграде, который в то время работал в РККА. В разговоре узнал, что в ЦКК ВКП(б) разбирается дело Саввина. Его обвиняли в связи с белоэмигрантской организацией в Нью-Йорке, а также в связи с братом, бывшим белым офицером, находящимся в эмиграции в Париже. Настроение Саввина в связи с этим резко менялось, исключение из партии явилось устранением той преграды, которая для него существовала при высказывании своих взглядов. С этого момента отношения между ними стали носить открытый характер.
Во время одного из разговоров Саввин высказал желание уехать на Дальний Восток с тем, чтобы оттуда перейти за границу. Такому настроению способствовало еще и то, что у него были плохие отношения с женой. Единственно, что смущало Саввина, – это то, что за границей его знали как коммуниста и могли не поверить в его желание участвовать в работе белоэмигрантских организаций и вести борьбу против Советского Союза.
Указав Саввину на бессмысленность его желания бежать за границу в то время, как он с успехом может найти применение своих сил для борьбы против советской власти в СССР, Лукашевкер рассказал ему о своей связи с японской разведкой и предложил включиться в проведение шпионской работы. Саввин без колебаний согласился. Условились, что конкретно вопрос о его деятельности решится после того, как он окончательно узнает в Реввоенсовете РККА, где будет работать. В сентябре 1933 г. Саввин был направлен на работу преподавателем бронетанковой школы в Орле. Лукашевкер поручил ему собрать данные о технической оснащенности частей Красной армии, расположенных на Дальнем Востоке. Во время разговора он передал Саввину 3000 рублей411.
В апреле 1934 г. к жене Лукашевкера приехала Грановская. Она рассказала ему, что давно связана с японской разведкой. Перед ее отъездом из Харбина в Москву японец по фамилии Сан-Исига, с которым она была связана по разведывательной деятельности в Харбине, предложил ей по приезде в Москву связаться с ним и поступить в его распоряжение. Сообщила, что ей поручили взять в свое обслуживание Наркоминдел, где у нее хорошие связи.
При первой же встрече с Накаямой было оговорено, что по линии МИДа его главным образом могут интересовать инструкции и указания, посылаемые советскому полпредству в Токио, в консульство в Харбин и уполномоченному в Хабаровск. Так же вопросы о поддержке советским правительством партизанского движения в Маньчжурии особенно на Восточной линии, о связях с Чжан-Су Ляном и бывшим цицикарским правительством по вопросам Токийской конференции; в частности, об установленных суммах по выкупу дороги, об отношении к правительству Пу-И, о рыбалках и вообще все материалы, характеризующие линию поведения советского правительства на Дальнем Востоке. Полученные задания от Накоямы Лукашевкер передал Грановской, не упоминая при этом фамилии последнего, также как не был сказан Накаяме и факт приезда Грановской.
После того как Грановская переехала с квартиры Лукашевкера, найдя себе комнату, он встречался с ней четыре раза, во время этих встреч получал от нее материалы, давал задания и передавал деньги. Все встречи с ней происходили у него на квартире наедине.
В начале сентября 1933 г. он получил от Грановской пакет среднего формата, в который были вложены инструкция советскому полпредству в Токио по линии поведения и об условиях возобновления дальнейших переговоров о КВЖД, где давался перечень требований правительства СССР. В середине октября 1933 г. получил материалы о перезаключении договора на рыбалки, инструкцию полпреду в Токио и уполномоченному НКИД в Хабаровске, а также указания полпреду в Токио об условиях охраны камчатских берегов.
Во второй половине декабря 1933 г. Грановская передала пакет с материалами о поддержке партизанского движения на Восточной линии КВЖД, указание генеральному консулу в Харбине, инструкцию по переговорам с командованием Квантунской армии по оплате КВЖД за военные перевозки, о линии поведения в связи с арестом советских граждан в Харбине. Кроме того, была получена инструкция советскому полпреду в Токио о поведении последнего при переговорах с японцами в связи с опубликованными советско-японскими документами по вопросу о КВЖД.
Лукашевкер передал несколько раз Грановской деньги разными частями за выполняемую ею работу, всего около 12 000 рублей412.
25 апреля 1934 г. Сталину было сообщено об аресте Саввина413, который сознался в шпионской работе, которую вел, состоя помощником начальника Автобронетанковых войск Ленинградского военного округа с 1931 г. и руководителем тактики Орловской бронетанковой школы РККА с 1933 г. Его показаниями устанавливалась шпионская работа бывшего вице-консула в Харбине и консула в Хайларе Н. Е. Орлова, заместителя начальника политотдела 4-го района Закавказских железных дорог. ОГПУ считало необходимым его арест и запросило на это согласие.
Сталин согласился с этим предложением414.
Саввин на допросе признал себя виновным в том, что занимался военно-шпионской работой в пользу Японии с февраля 1929 г. по день ареста. По его словам, окончив в 1928 г. в Москве восточный факультет военной академии РККА, он устроился работать в органах Госторга в Харбине, желая изучить в совершенстве китайский язык потому, что получить работу по военной специальности не представлялось возможным, так как штаб РККА не давал назначения. Прибыв в октябре месяце 1928 г. в Харбин и работая в отделении Дальгосторга в качестве члена дирекции, Саввин познакомился с работавшим там Лукашевкером. По его словам, он встретил в его лице отзывчивого человека, который помог организовать лечение психически заболевшей жены. Часто бывая друг у друга, Саввин узнал, что у того в Харбине живет отец и целый ряд родственников, что давало возможность Лукашевкеру ориентировать Саввина об условиях харбинской жизни и иногда помогать ему материально. Задолжав к началу 1929 г. Лукашевкеру 200 иен и не имея возможности их быстро возвратить, Саввин попросил подождать с возвращением долга. Лукашевкер согласился, заявив, что он может даже не требовать возвращения этого долга при условии выполнения одной просьбы, которая заключалась в сообщении ему некоторых сведений о построении и состоянии Красной армии в СССР. Добавив, что сможет систематически оказывать ему денежную помощь при получении интересующих его сведений. Человеком, которому передавались эти сведения, Лукашевкер назвал некоего советского гражданина, который постоянно жил в Харбине. Впоследствии выяснилось, что этот человек – его отец.