Я горжусь тем, что партия, дала мне оружие и сказала: „Идти: Защищать революцию!: Она в опасности!“
Тогда я рад был отдать свою жизнь за дело Октябрьской революции и скажу прямо, что слушая Ильича не раз в Питере – я не мог не пойти на фронт в опасное место, на этом опасном участке революций, – я прошел весь путь борьбы за Октябрьские завоевания.
Я остался в Красной армии, – в которой честно и преданно служил до дня ареста. Я был не в „обозе“ – я три раза ранен и дважды награждался к ордену Красного знамени – мою грудь украшает орден Красного знамени.
Я горжусь тем, что я не из последних защитников Советской родины, а родина это моя, за нее я дрался, я снимал головы тем, кто пер на нее с целью задушить. Все это как доказательство того, что я не враг, а защитник и не рядовой, а орденоносец за свои заслуги – боевые заслуги перед Советской родиной, которую защищал и защищаю с оружием в руках.
А разве не великое счастье все это пройти, пережить и остаться живым(хотя и искалеченным, – этим я тоже горжусь. Для того, чтобы насладиться теми великими результатами – для достижения, которых я принимал немалое участие. Разве я не имел право на заслуженное, хорошее отношение к себе – в результате своей преданности, не раз доказавшую своей кровью в труднейшие моменты и разве я не доказывал не раз, что я твердо веду линию ЦК Партии и никакие фракции и оппозиции не признаю? Я никогда не был ни в одной оппозиционной группировке, с одной стороны, с большей, – потому что сам понимал ясно, что Ленинизм – есть Ленинизм, а не шатание, а во-вторых – когда сам не разбирался в некоторых вопросах, то шел к Ленинцам и спрашивал, как быть. Я горжусь тем, что я и в партии был бойцом за Ленинизм. Рабочие Питера – меня подготовили. Красн. армия меня закалила, Партия обучила и поставила меня и умственно и физически на ноги.
Но? – Здесь!: – на 17 г. революции – я был наказан, наказан жестоко и за дело. Я говорю об исключении себя Партией за преступление же совершенное мною. Никакие доводы в свое оправдание я не хочу приводить – ибо преступление есть преступление и за него я несу наказание, которое я все равно искуплю своей работой, во что бы ни стало. Ответ за это я буду держать перед Партией. Я добьюсь прощения, добьюсь прощения, по тому, что я виновен и должен искупить свою вину перед Партией. Насколько это мне тяжело – я думаю, доказывать не следует. Я должен искупить вину!!! Партия умеет жестоко наказывать – умеет и прощать – в этом ее сила.
Теперь о деле, деле предательства Советской родины. Я не стану здесь описывать весь ужас, как меня произвели в ранг предателя. Мои многочисленные материалы, поданные на Ваше имя и при Главной Прокуратуре – дают возможность с хронометрической точностью установить, что здесь, что угодно можно заподозрить за мной, например; – ненужное знакомство с Л… (но ведь члены ЦK с ним дружны), что я доверчив, что я груб, что вспыльчив, и т. д., но утверждать, что я предатель, нет никаких оснований, по тому, что кроме указанных и актов о себе и других, которые можно проверить – есть еще большевистская логика, что так просто защитники революции в предателей не превращаются, а если такой и возможен, то это уже является предметом рассмотрения и изучения как несчастного случая – врачом-психиатром. Ни к первой, ни ко второй группе я не принадлежу, ибо я, хотя и ранен тяжело в голову, – но пока еще не кретин и в своем уме.
Ведь 8 месяцев – нечеловеческого психического и физического страдания приходится переносить совершенно ни за что.
Я не нахожу прямо слов для того, чтобы пояснить (невинность доказывают материалы и факты) Вам, все то безвыходное положение – когда, я попав в тюрьму – больше ничего и не слыхал как – „предатель“, „враг“, „шпик“ и т. д. Ведь не было никаких возможностей, что либо говорить в свое оправдание, а насколько это кошмарно тяжело, обидно, невыносимо, что даже твердо решаешь один вопрос, только один: уничтожить себя каким нибудь способом и если Советское Правительство в лице ГУГБ не применит ко мне высшей меры наказания, я вынужден буду сам это сделать, ибо ходить по Советской земле пачкать ее искупать то чего не совершал, быть в шеренге б. врагов, которых сам уничтожал превратиться из защитника во врага, без малейшего повода к этому, переносить весь ужас этого позора, пачкать свою Красную армию, быть за бортом быть в обозе – говорить вечно – „Да, был виноват“ – когда не виновен – просто невыносимо.
Я все-таки всегда думал, что я заслужил того, чтобы ко мне, к избитому командиру, заслуженному командиру – отнеслись бы более сердечнее и человечнее, чем так, как ко мне в действительности подошли. Неужели требуются еще слова доказывать, что более ужасного, обидного, жестокого отношения я не заслужил, за что же меня постигла такая участь.
Оказывается – хороший я командир был, если достаточно было оговора, чтобы меня держать, как „предателя“ 8 м-цев. Я себя просто ненавижу, что я попал в плеяду этих грязных людей, которые будучи моими знакомыми занимались мерзавцы, предательством. Я думаю, что у ГУГБ имеется очень много способов и методов узнать правду. Я же со своей стороны заявляю, что ни в чем невиновен, но меня арестовали и держат 8 м-цев, вероятно потому, что кому-то нужно было почему-то сделать из меня преступника.
Отпустите меня на свободу: Я невиновен: Я хочу и должен жить, ибо я невиновен:
Я не хочу жить без вины виноватым. Помогите!!!
За что я должен нести наказание, если мне его дадут? За что??
Саввин»421.
Расследование данного дела вызывает определенные сомнения в его объективности, т. к. был освобожден Орлов, к очень мягкому наказанию был приговорен Саввин. Это не характерно для дел, связанных со шпионажем. В данном случае, то ли сыграл свою роль классовый подход при вынесении приговора по данному делу, то ли в отношении указанных выше лиц шла заведомая его фальсификация.
«Дело Ляхович». Заместитель наркома внутренних дел СССР Агранов 9 сентября 1935 г. сообщил председателю народных комиссаров СССР Молотову о том, что Управлением НКВД по Красноярскому краю арестован Ляхович Викентий Иосифович, 1913 г. р., служащий краевого Ветеринарного управления, прибывший в СССР в 1930 г. из Маньчжурии.
С целью заражения людей и скота из склада биопрепаратов Ветеринарного управления им была похищена и выброшена на улицу сибиреязвенная вакцина. Флакон этой вакцины, в количестве 120 граммов, был обнаружен на улице Баграда.
В ходе следствия Ляхович сознался в том, что, проживая в Маньчжурии, в г. Хайларе в 1930 г. был завербован бывшими белыми офицерами Черных и Шемякиным. В СССР был переброшен с целью совершения диверсионных актов и сбора сведений о численности и вооружении Красной армии. По этой работе он был связан с ранее переброшенными на территорию СССР из Маньчжурии Темных и Сударковым.
Для контрреволюционной работы и организации крушений транзитных и маневровых поездов, а также для сбора сведений о прохождении воинских эшелонов и грузов на Дальний Восток Ляхович завербовал таксировщика конторы Лестехснаба Рупасова и служащего краевого ветеринарного склада Базуева.
Из г. Хабаровска к Ляховичу для связи приезжали Петров Иван Федорович и Федоров Александр Иванович. Связь с заграницей, по показаниям Ляховича, осуществлялась через китайцев Ван-Тина и Чуф-Це422.
«Дело Трифонова и Еськова». 11 сентября 1934 г. заместитель наркома внутренних дел Г. Е. Прокофьев направил секретарю ЦК Л. М. Кагановичу письмо, в котором сообщал, что осенью 1933 г. в Маньчжурию дезертировали военнослужащие – Трифонов Александр Александрович, механик катера, и мотористы Еськов Виталий и Моров Георгий. Там их японцы арестовали и после допроса, на котором они дали подробные показания об оборонном строительстве участка № 103, освободили и послали на работу в механические мастерские военно-морского штаба Маньчжоу-Го.
После некоторой обработки Трифонов был завербован японцем Судой для шпионско-диверсионной деятельности на территории СССР. 10 июля 1934 г. он был переброшен нелегально на территорию советского Дальнего Востока с заданием проехать по маршруту Советская Гавань – бухта Де-Кастри – по реке Амуру до Николаевска и Комсомольска-на-Амуре. В этих пунктах необходимо было узнать номера и собрать данные о численности воинских частей и их местонахождении, заснять оборонные точки укреплений в бухте Де-Кастри и Советской Гавани, раздобыть и привезти в Харбин образцы строительного материала строящихся оборонных объектов.
На расходы Суда выдал Трифонову 80 иен, снабдил маленьким фотоаппаратом с четырьмя пленками. Для беспрепятственного прохождения границы при возвращении в Харбин Суда вручил Трифонову свою визитную карточку с условностями, которую тот вшил в подкладку пиджака. По прибытии на советскую территорию Трифонова, как вызвавшего подозрения, арестовали. При личном обыске обнаружили визитную карточку Суды, которая являлась своеобразным документом для японской разведки.
20 сентября 1934 г. Политбюро рассматривает дело Трифонова на своем заседании и принимает предложение НКВД о направлении в военный трибунал дела Трифонова Еськова и Морова,423 решением военного трибунала Трифонов был осужден424.
Дело Сталинского завода.19 августа 1934 г. Г. Е. Прокофьев сообщил Сталину, что, по агентурным сведениям, ряд работников Сталинского металлургического завода ведут шпионаж в пользу Японии. Выполняя задания японской разведки, они образовали в середине 1933 г. инициативную группу по созданию так называемой Российской партии национального возрождения (РПНВ). Было установлено, что под этим прикрытием скрывается фактически японская резидентура. При обыске были изъяты программа и устав РПНВ, закопанные в землю две бомбы и один револьвер с патронами и типографские шрифты для подпольной типографии.