Сложности ведения сельского хозяйства в России настолько существенны, что их не обошла стороной и русская поэзия. Выдающийся русский поэт Петр Вяземский (кстати говоря, прекрасно знавший и Европу, в том числе и условия ведения там сельского хозяйства) более полутора веков назад посвятил крестьянству следующие строки:
… За трапезой земной печально место ваше! Вас горько обошли пирующею чашей. На жертвы, на борьбу судьбы вас обрекли: В пустыне снеговой вы — схимники Земли. Бог в помощь! Свят ваш труд, на вечный бой похожий…
Проще говоря, российская география не благоприятствует единоличному земледелию, ибо климат, как и сама география, откровенно располагают к коллективному ведению хозяйства. Именно поэтому-то во всей сельскохозяйственной истории России откровенно прослеживается господствующая роль общинности! Как объективно сложившаяся историческая данность, общинность в сельском хозяйстве России корнями уходит в геополитическое понятие БЕЗОПАСНОСТИ как сущности, основы создания, созидания и бытия России, о чем говорилось еще во введении к пятитомнику. Гарантированное обеспечение БЕЗОПАСНОСТИ монополии заселения государствообразующего народа (а соответственно, и других) в указанных выше условиях возможно лишь при общинном (в смысле коллективном) ведении сельского хозяйства или по меньшей мере при максимальном преобладании общинного/коллективного способа ведения сельского хозяйства. То есть точно так же, как и в военном смысле, БЕЗОПАСНОСТЬ монополии заселения возможно обеспечить лишь при опоре на все силы общества, в данном случае проживающего в сельской местности.
Именно в этом вся «соль» того, действительно единственно верного решения, которое, опираясь на данные ученых, нащупал И.В. Сталин в стремлении решить аграрный вопрос в России на благо ее же народов.
«В сельском хозяйстве процветала аренда сельхозинвентаря и тягловой силы, а также наем рабочих. По СССР 93,9 % хозяйств использовали наем машин. К найму тягловой силы прибегали по разным районам страны от 21,5 до 71 % бедняцких хозяйств, от 5 до 26 % середняцких и от 1,7 до 9,5 % кулацких хозяйств. Бедняцкие хозяйства, не имеющие рабочего скота и коров, вообще выбрасывались из сферы сельскохозяйственного производства. В 79,1 % случаев члены семей бедняков выбирали занятие вне своего хозяйства, то есть уходили в города или в отхожие промыслы. Кулаки же, или, по терминологии того времени, мелкокапиталистические хозяйства, обладали очень большим весом в сельскохозяйственном производстве и продаже его продуктов. Они, составляя 4,7 % населения, владели 7,6 % рабочих лошадей, 12,7 % основных средств производства, обрабатывали 8 % посевов и продавали 18,8 % продукции земледелия и 11,2 % продукции животноводства. Напротив, пролетарские и полупролетарские хозяйства составляли суммарно 25,2 % населения деревни, но владели 11,7 % рабочих лошадей, 9 % основных средств производства, обрабатывали 15,9 % посевов, продавали 10 % продукции земледелия и 12,4 % продукции животноводства. Если кулаки вносили 14 % сельхозналога, то пролетарии всех категорий вместе — 9,8 %.
Главной проблемой советского сельского хозяйства было то, что четверть сельских жителей вели примитивное и отсталое хозяйство, с трудом способное прокормить их самих. На основе переписи 1927 года были сделаны такие оценки сельского хозяйства: «Основная масса хозяйств вынуждена работать в примитивнейших условиях, прибегая к ручному севу, жатве косами и серпами, молотьбе цепами и катками… Мелкому хозяйству свойственно внутреннее противоречие — очень слабое использование имеющегося запаса живой энергии… Прежде всего бросается в глаза, что экономический удельный вес кулацкой части деревни был значительно выше удельного веса ее в населении… Особенно обращает на себя внимание это обстоятельство: удельный вес кулаков в продаже продуктов земледелия, в частности, зернового, наибольший. Это, естественно, создает те затруднения, которые испытывает пролетарское государство во время хлебных и сырьевых заготовок…»
В технической слабости, маломощности производительных сил и заключалась причина низкой товарности мелкого крестьянского хозяйства, а также хозяйственных затруднений. Сталин поставил задачу исправления этой ситуации.
Сталин, пользуясь своим влиянием, стал реализовывать свою аграрную программу уже в 1928 году. Реализовывать стал, надо сказать, ударными темпами, не останавливаясь ни перед чем. Раз с Бухариным оказалось трудно договориться, то нужно поставить его перед свершившимся фактом. Кстати говоря, ничего кровожадного в сталинской программе не было, в этом легко убедиться и из его выступления, и из тех цифр, которые показывают положение дел в сельском хозяйстве того времени.
Первое: крестьян нужно коллективизировать всеми доступными средствами. Методов коллективизации и так уже было придумано достаточно, но в 1928 году появился еще один. Он назывался контрактацией. Суть метода состояла в том, что государство покупает у крестьянина продукцию не тогда, когда он вырастил и убрал урожай, а прямо на корню. Проданный таким образом хлеб назывался законтрактованным. Для удобства расчетов и операций с законтрактованными хозяйствами их объединяли в группы-товарищества. Осенью 1928 года контрактация взяла бурный старт, и к 1 декабря 1928 года в СССР насчитывалось уже 5 тысяч товариществ по контрактации, в которых состояло 158 тысяч хозяйств, то есть по 30–32 хозяйства на товарищество. Это уже был прямой прообраз сталинского колхоза. Более поздний вариант колхоза работал примерно по такой же системе продажи урожая государству еще на корню».
Небольшой комментарий. Именно с этим связан знаменитый Закон от 7 августа 1932 г., превращенный антисталинской пропагандой в монстра сталинской юриспруденции под названием «закон о трех колосках». Многие читатели наверняка помнят его упоминание в блестящем фильме «Место встречи изменить нельзя» — о нем говорил выдающийся актер Е. Евстигнеев, исполнявший роль уголовника Петра-ручечника. На жаргоне криминального мира этот закон назывался «указ семь-восемь».
Тут дело вот в чем. Ведь продукция-то уже была продана государству на корню, сиречь до фактического урожая. И соответственно уже являлась государственной собственностью, подлежащей охране со всеми вытекающими отсюда последствиями в случае несоблюдения сохранности урожая. Между тем в антисталинской пропаганде никогда не указывается, что законто распространял свое действие на государственную собственность, а с ее хищениями Сталин боролся так, что воры и хапуги постоянно дрожали от страха перед наказанием.
Для получения классического сталинского колхоза требовалось только объединить контрактацию с прокатом машин и инвентаря и распространить эту организацию производительных сил на все сельское хозяйство страны.
Через четыре месяца, к апрелю 1929 года, число товариществ по контрактации удвоилось. Их стало 12 тысяч, и в них состояло уже 408 тысяч хозяйств. Создание товариществ по контрактации зимой означает, что урожай 1929 года покупался не то что на корню, а еще до посевной. Покупать урожай вперед было крайне рискованным и могущим обернуться убытками делом. Но, несмотря на это, кампания по контрактации крестьян только набирала обороты. К ноябрю 1929 года число товариществ еще раз удвоилось, и их стало 23 тысячи. В них состояло 952 тысячи хозяйств. Выросло не только число самих товариществ, но и число членов в них. В среднем в одном товариществе стало по 40–42 хозяйства».
Небольшой комментарий. Контрактация была прекрасным решением одной из главнейших задач — задачи гарантированного сбыта сельхозпродукции. У крестьян появлялась уверенность в завтрашнем дне, а соответственно появлялся и дополнительный стимул к более интенсивному труду. И это не говоря уже о том, что идея коллективизации постепенно и, самое главное, ненавязчиво входила в крестьянскую жизнь.
«В деле машинизации сельского хозяйства внимание Сталина привлекло необычное нововведение, которое ему сразу же понравилось. Весной 1928 года совхоз имени Шевченко на Украине создал первую в СССР машинно-тракторную станцию, собрав колонну из 10 тракторов и занявшись обработкой земли за сравнительно небольшую плату в 250 крестьянских хозяйствах. Плата была невысокой, но работа тракторов экономила много сил и времени. Крестьяне поддержали нововведение рублем. На следующий год МТС совхоза вывела на поля уже 68 тракторов, которые обработали 15 тысяч десятин (1500 га, то есть нагрузка на один трактор 22,06 га) в 1163 хозяйствах».
Небольшой комментарий. Здесь очень важно понять смысл того, почему это нововведение так понравилось Сталину. Помимо очевидного — тракторизации тяжелейшего труда пахаря, — был еще и потаенный смысл. Его суть в следующем. Как прекрасный, тонко чувствовавший суть экономических проблем хозяйственник, Сталин обратил внимание на то, что такой подход — бесценный выход из положения для грядущих колхозов. Дело в том, что в таком случае стоимость трактора, его эксплуатации и амортизации не ложится тяжким грузом на тощий бюджет новообразованных колхозов и соответственно на себестоимость конечной продукции. Следовательно, даже при государственных закупочных ценах, которые, естественно, были ниже рыночных, колхозы оставались бы с немалой прибылью. Собственно говоря, это и есть то, что ныне называется государственными дотациями сельскому хозяйству.
С другой стороны, концентрация тракторов в руках МТС открывала широкие возможности для очень гибкого маневра при обработке земли — ведь даже в одном районе и даже в одном колхозе почва разных участков посевных площадей становится пригодной для пахоты в разное время. Соответственно, маневрируя всей массой тракторов, можно было быстро обрабатывать земли по мере их готовности к пахоте.
Немалое значение имело и то обстоятельство, что при дальнейшем развитии МТС позволяли точно так же маневрировать и при уборке урожая. Важным было и то обстоятельство, что МТС могли стать очень сильным рычагом государственного воздействия на сельское хозяйство, прежде всего в плане повышения его эффективности.