Итак, не Берия, а Богдан Кобулов председательствовал на совещании дюжины старших энкавэдэшников, проведших целую неделю за организацией убийства 22 тыс. человек. Всех членов семей приговоренных надлежало в один и тот же день, 15 апреля, выселить в Казахстан на десять лет. Пришлось связаться с правительством Гитлера, чтобы вернуть всех поляков из Центральной Польши на территорию, оккупированную немцами. Потом Кобулов, Меркулов и Баштаков приготовили 22 тыс. расстрельных ордеров. Освободили от расстрела 600 человек, которых считали потенциально полезными – некоторых по просьбе и. о. руководителя иностранного отдела НКВД Павла Судоплатова, считавшего, что их военные знания пригодятся Красной армии в случае войны с Германией; к тому же после разгрома Коминтерна не хватало кадров для возможного после войны марионеточного коммунистического правительства Польши. Семьи этих шестисот счастливцев также освободили от репрессивных мер. Таким образом уцелели три польских генерала – Владислав Андерс, Зигмунт Берлинг и Ежи Волковицкий, – которые через год возглавят польскую Армию людову.
Вдобавок оказалось, что среди пленных были пятьдесят известных людей: кое-кого из них выручили западные политики – художника-импрессиониста Юзефа Чапского спас Бенито Муссолини; за Вацлава Комарницкого, будущего министра юстиции в лондонском польском правительстве, замолвил слово сам Гитлер. Польских фашистов, самых яростных ненавистников большевизма, решили не убивать, а передать немцам. Одного пленного, профессора Станислава Свяневича, только в последний момент опознали как ведущего эксперта по немецкой экономике – его сняли с поезда смерти и сохранили жизнь, несмотря на то что он был свидетелем участи своих товарищей.
Соломон Милыптейн, специалист НКВД по транспорту, составил расписание движения поездов и грузовиков, которые везли пленных на места расстрела и захоронения в лесах около Катыни. К марту 1940 г. палачи с Лубянки заканчивали расстрелы ежовцев и интеллигентов из окружения Кольцова: их командировали на Смоленщину, выдав немецкие пистолеты и отличные боеприпасы (45). Сопруненко к тому моменту занимался обменом военнопленными с Финляндией, и составлением окончательных списков занялся Аркадий Герцовский.
В апреле подлежали расстрелу 11 генералов, один адмирал, 77 полковников, 197 подполковников, 541 майор, 1441 капитан, 6061 лейтенант (включая младших офицеров), 18 священников и главный раввин польской армии, вместе с польскими чиновниками и землевладельцами. В список осужденных включался любой поляк, вызвавший подозрение властей, например Людвик Гельбардт, который, умирая от рака желудка в украинской больнице, имел дерзость написать Молотову, прося воссоединить его с обнищавшей семьей. Часть поляков уже догадывалась о том, что их ждет. Некоторые совершали попытки самоубийства, тем более что с марта переписка с родными была прекращена. Когда в марте поезда комплектовали, другие тешились иллюзией, что едут домой, хотя и боялись своей участи под немецкой властью.
Василий Блохин и его люди иногда расстреливали более гуманно, чем было принято. В Твери (тогда Калинине), куда привезли пленных из Осташкова, каждого офицера в отдельности вводили в читальню тюрьмы и проверяли личность, потом надевали наручники и уводили в звуконепроницаемую камеру, где расстреливали в затылок. Трупы волокли через заднюю дверь, грузили в закрытые машины и увозили в Медное, на территорию, выбранную Блохиным и отведенную под дачи энкавэдэшников. В операции участвовало всего пятьдесят палачей, но Блохин в своем особом кожаном фартуке, шлеме и рукавицах взял на себя главную роль. Каждый вечер подсчитывали трупы и телеграфировали цифры Меркулову.
Так же поступали в Харькове, закапывая тела на территории санатория НКВД рядом с дачами энкавэдэшников, где уже лежали тысячи советских расстрелянных граждан.
Пленные, которых казнили в катынском лесу (в 1943 г. немцы эксгумировали там останки 4143 трупов), успели оставить свидетельства о расправе. Один поляк вырезал на деревянном обломке дневник последних дней; другой дневник заканчивается словами: «Отняли мои рубли, ремень, перочинный нож». Здесь жертв ставили перед ямами, с руками, связанными колючей проволокой, иногда с петлей на шее. Из захороненных в Катыни некоторые, в том числе католические священники, были заранее расстреляны в Смоленске в подземном подвале; их тела бросали штабелями в яму.
К середине апреля перестреляли всех. Ничего не подозревающие семьи ехали на восток, где многие умрут от голода и холода. Любой еще живой поляк был причислен к огромной партии в 135 тыс. человек, отправленной на север, чтобы строить железную дорогу для транспортировки угля из Воркуты.
Энкавэдэшник Даниил Чехольский проявлял подобие гуманности, за что его уволили. Он принимал предсмертные письма от обреченных и сам отправлял их родственникам телеграммы: «Ваши мужья уехали. Адреса мы не знаем». Другие участники уходили в запой, хотя Берия наградил всех палачей месячной зарплатой, а организаторов медалями.
«Разгруженные» лагеря теперь принимали пленных из Литвы, Латвии и Эстонии (Сталин до лета 1940 г., когда был заключен мир с Финляндией, медлил с репрессиями в Прибалтике). В результате ежовщины в СССР почти не осталось кадров со знанием эстонского, латышского и литовского языков, а в новых Прибалтийских «республиках» было очень мало своих коммунистов, готовых сотрудничать с советской властью. Советским оккупантам понадобилось много времени, чтобы отобрать националистов, интеллигентов, помещиков на выселение. Их не только выселяли, но и расстреливали. Погибло не менее 60 тыс. эстонцев, латышей и литовцев, и только наступление Гитлера заставило НКВД на время прекратить эти злодеяния. До последнего дня железные дороги России были запружены составами с депортируемыми из Прибалтики. За неделю до начала войны 17 тыс. литовцев и 17 тыс. латышей увезли в Сибирь, Коми, Казахстан; семь эшелонов с проститутками ехали в Узбекистан. Накануне этой депортации Советский Союз отторг от Румынии Бессарабию и Северную Буковину и сразу депортировал оттуда 30 тыс. человек. Еще 20 июня поезда увозили поляков и западных украинцев на восток.
Едва закопали трупы в Катыни, как стало ясно, что случилась политическая катастрофа. В октябре 1940 г. произошла запоздалая перемена в отношении к полякам: подполковника Берлинга отправили в Москву (на этот раз везли в мягком купе), чтобы обсудить с Берия и Меркуловым перспективы формирования польской армии на советской территории. «Хорошо: у вас в лагерях есть замечательные кадры для такой армии», – сказал Берлинг. Меркулов ответил: «Нет, не эти. С ними мы допустили большую ошибку». Берлингу с остальными спасенными офицерами отвели прекрасную дачу под Москвой. Через месяц Берия осторожно осведомил Сталина, что собрал группу из двадцати четырех польских офицеров, антинемецки настроенных, которые будут сотрудничать с советской властью, если получат разрешение от правительства Сикорского в Лондоне. Сталин все еще боялся спровоцировать Гитлера, но Берия не отставал. Уже в августе он нашел уцелевших польских офицеров в Латвии и из тех, кого не отправил в ГУЛАГ, собрал две бригады. К ноябрю Берия осмелился сказать Сталину, что теперь собирает польских офицеров «для борьбы с Германией» (46).
Как только немецкая армия вторглась в СССР, около двух третей польских солдат, отправленных в ГУЛАГ, освободили, чтобы они сражались с нацистами. Большинство из них отказались служить в Красной армии и предпочли поехать через Среднюю Азию, Иран и Египет, чтобы сражаться вместе с британцами в Северной Африке. В 1942 г. около 100 тыс. поляков вместе с семьями покинули СССР через иранскую границу; в Сибири осталось столько же, и их начали снова преследовать. Генерал Сикорский без устали требовал от советских представителей сведений о 22 тыс. пропавших офицеров. Сталин делал вид, что справляется у Берия, и потом передавал, что они были отправлены пешком в Маньчжурию или сидели в лагерях, где ленивое начальство еще не зарегистрировало их. Вышинский утверждал, что их освободили в Польше; потом Сталин объявил генералу Андерсу, что немцы, должно быть, взяли их в плен.
13 апреля 1943 г. немцы начали раскопки в Катыни и пригласили швейцарскую комиссию расследовать место преступления: теперь Сталину пришлось не просто врать, но списать вину на немцев. К вечному своему позору, американцы и британцы потворствовали сталинскому обману и оболгали швейцарцев. Официально было объявлено, что немцы расстреляли поляков и положили в захоронение старые советские газеты, чтобы оклеветать неповинных советских людей. В январе 1944 г., завоевав территорию Катыни, советская власть учредила собственную комиссию, демонстративно исключив из комиссии и НКВД, и членов партии. Два академика, один митрополит, председатель советского Красного Креста и Алексей Толстой сообща обучили местных крестьян искусству лжесвидетельства, поставили целый спектакль и даже засняли его на пленку. Алексей Толстой, интеллект которого не уступал его беспринципности, предупреждал Николая Шверника, председателя Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков:
«Я смотрел кинохронику Катынского дела и нахожу, что в таком виде она не только совершенно не годится для показа, но может даже произвести отрицательный эффект.
Сцена допроса свидетелей озвучена так, что похоже на то, что свидетели повторяют какой-то заученный урок» (47).
В 1946 г. на Нюрнбергском процессе, когда защита Геринга сделала попытку сослаться на Катынь, советское обвинение под руководством Вышинского яростно протестовало. В Минске вешали немецких офицеров, якобы расстрелявших польских военнопленных в Катыни. Ложь не прекращалась до 1988 г.
Столь же вредным для пользы советского дела было циничное и жестокое обращение с двумя видными польскими евреями, взятыми в плен в октябре 1939 г. Хенрык Эрлих и Виктор Альтер руководили Еврейским социалистическим союзом (Бундом), главной силой еврейского антифашистского движения. Эрлиха и Альтера увезли в Москву и обвинили в шпионаже в пользу Польши и в подрывной работе против пакта Молотова – Риббентропа. Люди Берия так медленно обрабатывали свою добычу, что к тому времени, когда Альтера приговорили к смерти, СССР уже воевал с Германией. НКВД два раза менял решение: сначала пленникам дали десятилетний срок, а потом даровали свободу, при условии, что они возглавят советский Еврейский антифашистский комитет (ЕАК). К сентябрю Эрлих и Альтер переехали из Лубянки в гостиницу «Метрополь», где за ними надзирал офицер связи, бериевский поляк. Берия назначил Эрлиха председателем комитета, Альтера – секретарем, а известного всему миру режиссера и актера Соломона Михоэлса – заместителе