м председателя. Контролировать Эрлиха и Альтера было трудно: они с энтузиазмом налаживали связи с американским, британским и польским послами и хотели создать еврейский легион в составе Красной армии. Хуже того, они начали разыскивать пропавших польских офицеров. 4 декабря 1941 г. Берия поручил Леониду Райхману арестовать их по обвинению в деятельности в пользу Германии. В мае следующего года Эрлих повесился в тюрьме, а Альтер писал на имя Сталина письма, угрожая самоубийством. Весной 1943 г., когда немцы раскопали Катынь и Сталину уже нечего было терять, Молотов наконец ответил на письма Эйнштейна и многих других выдающихся американцев и поручил Литвинову объявить, что и Эрлиха, и Альтера давно расстреляли за измену. На самом деле Берия расстрелял Альтера через три дня после этого объявления. Расстрел и сожжение тела и всех вещей Альтера лично освидетельствовал Огольцов, начальник УНКГБ по Куйбышевской области. Рузвельт и Черчилль заставили своих соотечественников молчать, но доверие и евреев и поляков к Сталину было подорвано.
В 1940 и 1941 гг. казалось, что инстинкт и хитроумие Сталина перестали подсказывать ему нужный курс. Затеяв зимнюю войну с Финляндией силами Красной армии, которую НКВД подверг лоботомии, Сталин утратил ореол никогда не ошибающегося руководителя. Одобрив убийство польских офицеров и двух всемирно известных еврейских активистов, он поступил столь же глупо, сколь и жестоко. К тому же, отмахиваясь от всех сообщений о том, что Гитлер собирается наступать, грозно обличая всех предупреждавших о войне как англо-американских агентов, Сталин допустил колоссальную ошибку. В первых двух просчетах Сталин будто бы охотно и очень нетипично для себя сознавался. Когда он винил Ворошилова в некомпетентном руководстве финской кампанией, Ворошилов не на шу тку рассердился: «Вы убили всех старших офицеров!», разбил тарелку и выбежал из зала. Сталин его не арестовал и не переставал ценить, но лишил Ворошилова Наркомата обороны и поручал ему только такую работу по защите родины, где его посредственность не могла существенно навредить. И за убийство польских офицеров, которых так недоставало спустя год, ни Берия, ни Меркулов, ни Богдан Кобулов не слышали от Сталина упреков.
О чем думал Сталин в 1940 году? Все его враги были уничтожены, внутренними делами заведовал Берия, иностранными – Молотов; ему могло казаться, что наступило тихое кабинетное время, когда он станет философом на троне. Он относился к Гитлеру достаточно серьезно – настолько, что заказал и внимательно прочитал перевод «Mein Kampf». Сталин читал те же книги, что и Гитлер: Клаузевица «О войне», «Воспоминания» Отто фон Бисмарка, но выводы они делали разные. Читая Клаузевица, Сталин мог заключить, что немцы никогда больше не повторят ошибку Наполеона и не будут воевать сразу на два фронта. Правда, и Сталин, и Гитлер были азартными игроками, но Гитлер, как любитель рулетки, ставил все на одну карту, на блицкриг, а Сталин, опытный игрок в покер, перебирал с загадочным выражением лица свои карты и строил предположения о картах противника.
Пока его подопечные занимались управлением страной, Сталин переосмыслял и историю, и самого себя. С тех пор как умер историк-марксист Покровский, Сталин начал снова понимать историю не как борьбу классов, а как деятельность правителей по созиданию и укреплению государства. Уже во второй половине 1930-х гг. школьные учебники содержали положительную оценку русского национализма и расширения Российской империи. В1938 г. Сталин запретил использование латинского алфавита для языков народов СССР; они должны были перейти на кириллицу. Царизм объявили прогрессивной кое в чем силой, создавшей из многих народностей одно государство. Юбилеи русских классиков начали праздновать по всему СССР; щедрые Сталинские премии присуждались композиторам, художникам, режиссерам, писателям, воспевавшим прошлое России как прелюдию к еще более великому будущему. Андрей Жданов заказывал патриотические оперы, фильмы и романы.
Кино становилось для Сталина (и потом для всего политбюро, которому легче было сидеть вместе в темноте) единственным необходимым искусством. Сталин начал прощать даже грешников среди кинематографистов – дал работу Каплеру, которого НКВД избивал за то, что он целовался со Светланой (правда, раздумав, Сталин упек Каплера в лагеря на десять лет). Сергей Эйзенштейн, чуть не попавший в опалу за годы, проведенные за границей, и религиозно окрашенное изображение крестьянства в фильме «Бежин луг», стал фаворитом. Вместе со Львом Шейниным, любимым дознавателем Вышинского, Эйзенштейн предложил сценарий о суде и оправдании еврея Менделя Бейлиса, обвиненного в 1913 г. в Киеве в ритуальном убийстве христианского мальчика. Но прославлять евреев Сталин отказался, так как неотъемлемой частью его русского шовинизма был антисемитизм. Поэтому Эйзенштейну указали, что надо снять фильм не о порядочных русских присяжных, оправдавших еврея, а об Иване Грозном. Сталин воображал, что он такой же суровый, Богом помазанный правитель, который спасет свою страну в войне на двух фронтах. Для
Сталина немцы и японцы в 1941 г. отождествлялись с ливонцами и татарами середины XVI в. Алексей Толстой, как всегда чуткий к прихотям Сталина, написал черновик пьесы об Иване Грозном в трех действиях. Сталин тщательно, переписав целые сцены, отредактировал пьесу Толстого; вместе они слепили Ивана достаточно жестким, без угрызений совести, без жалоб, таким, каким его хотел видеть Сталин.
В 1940 г. Сталин был одержим не только Иваном Грозным, но и великим полководцем Александром Суворовым. Предлагали сценарии фильма, прославляющего героя екатерининских времен, который воевал с равным успехом и против шведов, и против турок. Сталин прочитал сценарии и приказал сделать Суворова более жестким:
В сценарии не раскрыты особенности военной политики и тактики Суворова: 1) правильный учет недостатков противника и умение использовать их до дна, 2) хорошо продуманное и смелое наступление, соединенное с обходным маневром для удара по тылу противника, 3) умение подобрать опытных и смелых командиров и нацелить их на объект удара, 4) умение смело выдвигать отличившихся на большие посты вразрез с требованиями «правил о рангах», мало считаясь с официальным стажем и происхождением выдвигаемых, 5) умение поддерживать в армии суровую, поистине железную дисциплину (48).
В 1940 г. Сталин как военачальник был еще очень далек от суворовского идеала, но все его поведение в последующие годы свидетельствует о внутреннем стремлении освоить суворовские правила, как он их понимал.
Конец Троцкого
В Катыни Берия несомненно оплошал, но в мае 1940 г. он перечеркнул все свои ошибки одной громкой победой: НКВД удалось убить Троцкого. Семь лет, с тех пор как Троцкий покинул остров Бююкада и перебрался во Францию, погоня за ним, единственным врагом, которого Сталин принимал всерьез, казалась гротескным фарсом. Французские власти возмущались тем, что на обочинах шоссе лежали трупы, изрешеченные пулями, и что эмигранты и дипломаты помогали советским агентам. НКВД за это время уничтожил детей Троцкого, его родителей, сестру, невестку и восемь секретарей, не говоря о тысячах сторонников. Когда в январе 1937 г. Троцкий укрылся в Мексике, НКВД оживился, так как своих людей среди мексиканских коммунистов было много, а среди беженцев из Испании в Мексику уже были активные сотрудники НКВД. Тот факт, что политические взгляды Троцкого теперь изменились в сторону примирения со сталинизмом, не уменьшал ненависти вождя. Троцкий озадачивал троцкистов тем, что одобрил раздел Польши, выдвигая теорию, что СССР все-таки есть государство рабочих и что Прибалтика и Восточная Польша могут теперь радоваться, что стали частью рабочей империи.
Берия унаследовал от Ежова несколько еще нерасстрелянных конкистадоров гражданской войны в Испании. Главным специалистом был Наум Эйтингон, который под псевдонимом генерала Котова вел партизанскую кампанию с республиканцами и стал главным агентом НКВД в Испании после того, как на Запад перебежал Александр Орлов (49). Эйтингону помогали Иосиф Григулевич и Павел Судоплатов, тогда новичок в Главном управлении НКВД (Судоплатов станет единственным из бериевцев, который опубликует полный, хотя и лживый, рассказ о своей деятельности). НКВД выделил им 300 тыс. долларов на новую операцию. Они придумали два плана, пользуясь агентами, Троцкому неизвестными. Первый, дилетантский, план придумал Григулевич: мексиканские сталинисты, возглавляемые художником Давидом Сикейросом и пользуясь предательством последнего секретаря Троцкого, Роберта Шелдона Харта, открыли пулеметный огонь по комнате Троцкого и Седовой. Убийцы не потрудились проверить, достигли ли их очереди цели, так что Троцкий с женой уцелели, спрятавшись под кроватью (50).
План Эйтингона был более изощренным. Его агент, Рамон Меркадер, фанатичный сталинист, с крепким телосложением и слабой психикой, уже воевал в Испании. Мать Рамона, Каридад, была еще более фанатична: она уже четвертый год работала на НКВД. Меркадер знал языки и имел множество разных псевдонимов и паспортов: он был и бельгийцем Жаком Моннаром, и канадцем Франком Джексоном. Эйтингон и Судоплатов дали ему поручение ухаживать за помощницей Троцкого, Сильвией Агелофф, не проявлять никакого интереса к Троцкому и троцкизму и вкрасться в дом под видом аполитичного мужа Агелофф. Несмотря на отсутствие у Меркадера рекомендации, политических знаний и личного обаяния, Троцкий из вежливости или из безразличия к собственной безопасности вопросов ему не задавал и не боялся оставаться с ним наедине у себя дома. 20 августа 1940 г. Меркадер пробил Троцкому голову ледорубом. Убийцу арестовали, а Эйтингон с Каридад Меркадер уже ехали в Калифорнию. Любые сомнения насчет ответственности Сталина за убийство Троцкого были – возможно, непреднамеренно – развеяны тем, что еще неизвестный мексиканской полиции факт, что Троцкого убил человек из его же окружения, был торжественно обнародован «Правдой».