, и в советское время чеченское сопротивление иногда доходило до партизанской войны, когда в 1920-х и 1930-х гг. захватывали целые города и выгоняли ГПУ и Красную армию. Сталин никогда не прощал чеченцам, и чеченцы и ингуши ни на минуту не забывали о насилии НКВД. Среди чеченской интеллигенции были люди, которые уповали на Гитлера как на освободителя, так как немецкие идеологи были готовы объявить чеченцев, черкесов и другие автохтонные народы Кавказа протоарийцами, которым можно обещать права и политическую автономию.
Как грузины, Берия и Кобулов ощущали особую неприязнь к горцам-вайнахам. Энкавэдэшники, набранные для депортации чеченцев и ингушей, были почти все грузинами. 17 февраля 1944 г. Берия объявил, что за восемь дней он выселит 459486 человек – чеченцев и ингушей вместе с осетинами, дагестанцами, даже русскими, проживающими с вайнахами. Берия хотел лично участвовать в этой «серьезной операции» и поэтому просил у Сталина отпуск.
Подражая тактике, примененной Гиммлером в облавах на евреев, Берия собрал чеченских старшин и мулл и приказал им отговорить народ от сопротивления. Все доступные в февральских снегах села окружили войска НКВД, призывавшие чеченцев на сход, откуда пускали домой только немногих, чтобы собрать имущество. Депортированным разрешали брать с собой до полутонны имущества на каждое семейство. Таким образом, 14200 вагонов и тысяча платформ запрудили железные дороги от Кавказа до Урала и Сибири именно тогда, когда свободные пути были необходимы для боеприпасов и войск, продвигающихся на Запад. Берия собрал 19 тыс. войск и целые гаражи американских грузовиков, только что прибывших из Ирана; дороги и мосты были отремонтированы. Берия посылал Сталину телеграммы о гладко проходящей операции. На самом деле операция была хаотичной и кровавой. Глубокий снег отрезал горные деревни от грузовиков: люди Берия добирались пешком и поджигали деревни, сжигая заживо в гумнах, мечетях и конюшнях всех обитателей. Из Владивостока прилетел Михеил Гвишиани, чтобы помочь Берия. В деревне Хайбах, недалеко от Нашха, очага чеченской культуры и центра сопротивления, Гвишиани запер несколько сотен жителей – от новорожденных до стодесятилетних стариков – в конюшнях и поджег их, открывая пулеметный огонь по тем, кто выбегал (20).
Чеченские и ингушские переселенцы, закаленные горной жизнью и сохранившие хотя бы часть имущества, лучше, чем карачаевцы или калмыки, переносили ссылку. Как замечал в омской тюрьме Достоевский и Солженицын в ГУЛАГе, у чеченцев и ингушей была железная выдержка и взаимная поддержка. Тем не менее к октябрю 1945 г. из полумиллиона высланных умер каждый пятый. Чечня и Ингушетия исчезли с карты СССР: часть была, как Карачаевский край, прикреплена к Грузии, часть – отдана осетинам или лакскому народу в Дагестане. За свои старания Берия, Богдан Кобулов, Круглов и Серов получили ордена Суворова (первой степени), а Гвишиани, Меркулов и Абакумов – менее престижные награды.
Берия как раз в то время был занят депортацией еще одного кавказского народа, балкарцев. Балкарцы, тюркские пастухи, как и карачаевцы, 28–29 ноября 1942 г. уже сильно пострадали от 37-й армии. Их заподозрили в сотрудничестве с немецкими патрулями, и в Черекской долине более 500 человек – почти целиком женщины и дети – были расстреляны в собственных домах. 7 марта 1944 г. балкарцам объявили, что через тридцать минут их загрузят в грузовики НКВД. В Нальчике, столице Кабардино-Балкарии, Берия объявил черкесам, что балкарские земли отходят к Грузии. Через три недели балкарцев высадили в промерзших киргизских степях, где с ними обращались, как с изменниками. В дороге умерло 2 тыс. из 37 тыс. депортированных. Вместе с балкарцами взяли по ошибке нескольких кабардинцев: их отправили назад на родину, но опять забрали и сослали вместе с другими кабардинцами.
Следующей жертвой оказались крымские татары. В апреле 1944 г. Кобулов и Серов составили для Берия этническую карту Крыма и обвинили татарских солдат в том, что они перебегали к немцам (21). Берия написал Сталину о нежелательности пребывания крымских татар в пограничной зоне и договорился с узбекскими властями о размещении переселенцев из Крыма. Государственный Комитет Обороны принял секретную резолюцию (которую ни один татарин до 1990 г. не видел), по которой скот крымских татар был конфискован и сами татары обязаны были оплатить расходы депортации в Узбекистан. НКВД и НКГБ выделили 32 тыс. солдат, чтобы загнать всех татар на железнодорожные станции; правительство заказало 75 тыс. досок, чтобы превратить вагоны для скота в вагоны для 165 тыс. татар. Узбекским властям выделили 400 тонн бензина, чтобы развезти татар по глухим поселкам, куда их ссылали, угрожая, что они получат двадцать лет в лагере, если будут уходить дальше трех километров от поселка. К 18 мая, за две недели до окончания отпущенного срока, Кобулов и Серов под руководством Берия успели депортировать всех крымских татар, то есть женщин и детей, пока мужчины не вернулись с фронта. Многие были сосланы в Северную Россию, где работали в поте лица на целлюлозных заводах. 6 тыс. были арестованы, как антисоветски настроенные, а 700 казнены за «шпионаж».
Когда в феврале 1945 г. Черчилль, Рузвельт и Сталин встретились в Ялте, никого из крымских татар в Крыму фактически уже не осталось. Рыбачьи хижины были снесены, и виноградники вырублены, чтобы строить особняки и санатории для русских руководителей. Этническая чистка не ограничилась татарами: вскоре из Крыма выселили 15 тыс. греков, 12 тыс. болгар и 10 тыс. армян. К концу 1945 г. чуть ли не половина переселенных татар умерли от холода, голода, эпидемий и отчаяния. Те, кто умер по пути в Казахстан, были сброшены на насыпь или песок около железной дороги. Окна казарм в Средней Азии были без стекол; хлеба давали всего 150 г в день. Не было школ для детей. НКВД сам признавался, что бушуют дизентерия и чесотка. Несмотря на медали и награды, татарских солдат, как только их демобилизовывали, упекали в ссылку. Единственные татары, избежавшие этой участи, были женщины, вышедшие замуж за русских.
Но это был еще не конец бериевского геноцида – оставались мусульмане в христианском Закавказье. В1944 г. выслали 44 тыс. месхетинцев – в значительной части тюркоязычных грузин, населявших пограничную зону, в Среднюю Азию, вместе с 1400 хемшинами, армянами мусульманского вероисповедания, 9 тыс. армянских курдов и еще 30 тыс. людей неопределенной национальности. Как обычно, половина переселенцев были дети, и от 12 до 33 % умерли. Три-четыре сотни лазов, картвелов-мусульман, были по ошибке причислены к месхетинцам, но лазский интеллигент Мухамед Ванлиши смог убедить Берия, что ошибку надо поправить и даже выдать компенсацию пострадавшим. В этой последней акции 413 энкавэдэшников получили медали «За храбрость» и «За боевые заслуги».
Военнопленные
Никто не отрицает, что за смерть и страдания, выпавшие на долю советского народа с июня 1941 по май 1945 г., ответственность несет Гитлер. В советских Вооруженных силах было убито, пропало без вести или взято в плен 11285100 человек. Из пропавших без вести потом вернулись 939 700; из трех миллионов военнопленных (трудно сказать, сколько точно, так как немцы и русские по-разному определяли статус военнопленного) вернулось около половины. Таким образом, в Вооруженных силах погибло больше восьми миллионов человек (включая множество женщин). Среди мирных граждан под немецкой оккупацией смертность была ужасающей: нет повода оспаривать цифры, названные на Нюрнбергском процессе, – 9 897 000. Около четырех миллионов, главным образом евреев, были расстреляны; остальные гибли от холода, голода, эпидемий и карательных мер немцев, усугубленных беспощадной политикой отступающих советских войск. В итоге можно с полным основанием возложить на нацистов вину за смерть 18 млн советских граждан (22).
Но до какой степени в этой чудовищной смертности следует винить Сталина и его подручных? Неужели Сталин не проливал преступным образом кровь своих армий в бесполезных атаках и приказах не отступать? До какой степени можно оправдывать тактику выжженной земли? За четыре военных года Берия, Абакумов, Меркулов и Мехлис расстреляли и повесили гораздо больше тех 40 тыс. приговоренных, о которых есть данные. Условия в советских лагерях стали такими же ужасными, как в Дахау или Бухенвальде. За один 1942 г. умерли 352 560 заключенных, то есть каждый четвертый в ГУЛАГе. Во время войны от чудовищных условий умерли 900 тыс. заключенных в ГУЛАГе, хотя лагеря находились в тысячах километрах от ближайшего фронта. В неоккупированной части Европейской России смертность гражданского населения и в городе, и в деревне резко возросла. В самые суровые времена, весной 1942 г. и зимой 1943 г., во многих районах половина новорожденных не прожили даже года. Во время блокады Ленинграда погибло 750 тыс. человек (23). Во время войны по всему СССР умерло 37 млн мирных граждан, то есть на 14 млн больше, чем нормальная ожидаемая смертность за четыре года мирного времени (23 млн). Структура населения была так исковеркана войной, что в сельских районах на трех женщин остался в живых всего один мужчина. Такую смертность только повысила крайняя жестокость Смерша и НКВД на «освобожденных» территориях, когда немцы отступали. Смерть полумиллиона переселенцев и полутора миллионов немецких военнопленных была целиком обусловлена решениями Сталина и мерами, принятыми Берия и другими наркомами.
Около половины советских военнопленных дожили до конца немецкого плена; чуть больше половины немецких военнопленных пережили советский плен. И немецкие, и советские власти чувствовали себя совершенно свободными от обязательств Женевской конвенции. Те зверства, которые немцы допускали с самого начала войны, конечно, не располагали русских обращаться по-человечески с немецкими пленными. Когда Красная армия отступала, она вообще расстреливала немецких пленных. Красноармейцы хорошо знали, что немцы расстреливают всех советских евреев и коммунистов. Большая часть советских военнопленных попали в плен в начале войны и поэтому должны были терпеть целых четыре года голода и чудовищной жестокости, пока люди не умерли или их не освободили. А вот большая часть немецких пленных была захвачена только в последние полтора года войны, и тем не менее их ежегодная смертность оказалась вдвое выше, чем таковая советских военнопленных в Германии (24). До середины 1943 г., пока Красная армия не убедилась, что она победит, она обращалась с военнопленными бесчеловечно. Возьмем, к примеру, телеграмму подполковника Дмитриева 4 мая 1943 г. на имя генерал-майора Ивана Петрова, заведующего Главным управлением НКВД по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ):