«Сообщаю движение военнопленных Покровскому лагерю 127.
С 4 по 15 марта 43 г. поступило три эшелона военнопленных общем количестве 8007 человек из этого количества умерло всего по 1 мая 6189 человек, том числе пути следования 1526… […] Причины смерти: дистрафия [sic] 4325 чел. сыпной тиф 54 чел. обмороживание [sic] 162 чел. ранения 23 чел. и других 98 чел.» (25).
Из 91 тыс. немцев, сдавшихся в Сталинграде, через несколько недель умерло 27 тыс. и выжило, главным образом из офицеров, всего 5 % (хотя надо сказать, что армия Паулюса сильно пострадала от голода и мороза еще до ее поражения) (26).
После Сталинградской победы ГУЛАГ стал принимать массы немцев, и власти поняли, что имеет смысл сохранять им жизнь. Сопруненко, привыкшего управлять лагерями смерти, заменили Иваном Петровым, который до тех пор работал с заградительными отрядами Берия на кавказских перевалах. Петров выделял из немецких военнопленных тех, кто был способен на полезный труд. Во второй половине войны, когда профессиональных солдат уже истребили, в немецкой армии служило очень много вчерашних гражданских лиц, и оказалось, что почти все немецкие военнопленные владели каким-либо ремеслом. По мере того как приближалась победа, русская охрана становилась менее сурова к военнопленным. У немецких ремесленников была врожденная гордость своим мастерством, и в шахтах, на лесоповале или на стройке они трудились усерднее и аккуратнее, чем свободные советские рабочие. В лагерях немецкие военнопленные выращивали помидоры, ставили оперы, вырезали игрушки: половина из них – это намного больше, чем соответствующая пропорция советских заключенных, – дожили до конца войны, потому что ГУЛАГ ценил их вклад в хозяйство, а коменданты – удобства, созданные немецкими руками.
Культ труда, конечно, повредил собственным интересам немецких военнопленных. Когда окончилась война, Сталин не захотел освобождать таких замечательных работников, так что 35 тыс. самых квалифицированных немецких военнопленных обвинили в разных преступлениях – например, в заговоре против СССР, в потворстве мировой буржуазии – и приговорили к двадцати пяти годам заключения. В последние месяцы войны численность военнопленных удвоилась, и труд полутора миллионов иностранных рабов удвоил объем производства ГУЛАГа, точно так же как гитлеровская программа остарбайтеров укрепила немецкую военную промышленность. После войны, по различным подсчетам, 8 % советского валового национального продукта давал труд военнопленных. К 1950 г. они отработали миллиард трудодней, восстановив из руин несколько государственных магистралей и десяток городов.
Таким образом немецкий военнопленный хотя бы частично искупил вину гитлеровского государства перед Советским Союзом. Виновных нацистов советские власти преследовали довольно избирательно. В декабре 1943 г. в Харькове начали с суда над тремя офицерами СС и их русским шофером – их повесили за зверства над пациентами госпиталя и ранеными военнопленными. Около 37 тыс. пленных нацистов осудили за военные преступления; повесили всего 400 человек, а другим дали 25-летние сроки, чтобы их знания и умения приносили пользу государству. Некоторых преступников, чья вина была несомненна, фактически прощали. Зато некоторые из тех, кого публично вешали в Киеве и в других городах, не были главными виновниками – например, немцы, повешенные в Минске за якобы совершенные ими убийства поляков в Катыни.
Только после 1946 г. военнопленным разрешали получать письма или посылки из Красного Креста, а репатриация шла так медленно, что последний военнопленный вернулся только в конце 1955 г. Но ГУЛАГ не пустовал: Красная армия, Смерш и НКВД поставляли туда миллионы бывших советских граждан и других несчастных из стран Восточной Европы.
Освобождение Европы
Чем ближе был конец войны, тем сильнее сопротивлялось энкавэдэшникам «освобожденное» население. Чеченцы и крымские татары в отсутствие сильных мужчин покорились своей судьбе, а на Западной Украине и в Прибалтике, особенно в Литве, партизаны вели лютую борьбу против новых оккупантов. НКВД понадобится девять лет, чтобы полностью погасить сопротивление украинских националистов и литовских «лесных братьев», к которым примкнули дезертиры из Красной армии и обманутые, а потом подвергшиеся преследованию солдаты польской Армии крайовой. После отступления немцев на Западной Украине за шесть месяцев было убито 40 тыс. украинцев и почти столько же взято в плен. Руководили этой гражданской войной Богдан Кобулов и Лаврентий Цанава, нарком государственной безопасности Белоруссии. За 1944–1945 гг. было убито 200 тыс. украинцев, белорусов и поляков, а потери НКВД были относительно ничтожны – меньше 3 тыс.
Как только Красная армия взяла Прибалтику, Берия возобновил аресты и депортации, прерванные в июне 1941 г. Около 100 тыс. «кулаков» вывезли в Сибирь. Все нелитовцы, кроме, разумеется, русских колонизаторов, были депортированы из Литвы – в придачу к большой массе самих литовцев. В Латвии две тысячи партизан боролись с НКВД; репрессии против них были жестокими. В Эстонии вооруженное сопротивление было слабее, но страна все-таки потеряла в сибирских лагерях большую часть интеллигенции и среднего класса.
Летом 1944 г. Красная армия уже воевала на территории Польши, и Сталин со злопамятной решимостью взял под контроль те земли, которые получил с согласия Гитлера пять лет назад. Берия уже не знал покоя. Когда фашисты отступили вместе с миллионами перемещенных немцев из Восточной Пруссии, Армия крайова, верная лондонскому польскому правительству, пыталась взять Польшу под свою власть. В этой партизанской армии, снабженной легким оружием, сброшенным британскими и американскими самолетами, служило около четверти миллиона солдат. Они считали красноармейцев и энкавэдэшников не освободителями, а новыми оккупантами, хотя поляки признали право Советского Союза пройти через Польшу для разгрома Германии. Уже за год до этого отношения были отравлены находкой катынских трупов, – Армия крайова не желала молчать и открыто обвиняла НКВД в убийстве польских офицеров.
Когда Красная армия с помощью двух полков польских партизан вошла в Вильно, солдат встретил восьмидесятилетний епископ с крестом и распростертыми руками. НКВД арестовал прелата, а полякам объявили, что Вильно, теперь Вильнюс, является столицей Советской Литвы, несмотря на то что литовцы (составлявшие меньшинство в этом городе) сотрудничали с немцами, убивая евреев и угнетая поляков. Вместе с Красной армией в Польшу приехали марионеточное коммунистическое правительство и армия, со своим Министерством безопасности и со своим генералом Зигмунтом Берлингом.
Среди поляков, особенно офицеров, оказалось так мало коммунистов, что эту армию пришлось подкрепить русскими офицерами с польскими фамилиями. Разведка просоветской польской армии была полностью составлена из русских. Как только НКВД въезжал в польский город, он разоружал, арестовывал и выборочно расстреливал бойцов Армии крайовой. Иван Серов, заместитель Берия в Польше, заклеймил всех «крайовых» преступниками и британскими агентами. В других польских городах, например в Люблине и Лодзи, этим делом занимались параллельно Виктор Абакумов из Смерша и Лаврентий Цанава из НКВД. Одной из общих всем советским репрессивным учреждениям целей была этническая однородность: десятки тысяч белорусов, украинцев, литовцев, не говоря уж о миллионах немцев, были выселены из Польши, а столько же поляков не по своей воле переселились с Украины, из Белоруссии и Литвы в Польшу. В этой этнической чистке намерения НКВД и Армии крайовой совпадали, но тем не менее никакого примирения не произошло.
Летом 1944 г. Армия крайова подняла героическое восстание в Варшаве: они надеялись, что Красная армия, стоящая на правом берегу Вислы, придет на помощь. Однако советские генералы спокойно смотрели и ничего не предпринимали, пока немцы подвозили тяжелую артиллерию и два месяца систематически разрушали Варшаву и уничтожали повстанцев. В конце концов вождь восстания генерал Бур-Коморовский сдался немцам и новый командир генерал Леопольд Окулицкий распустил армию, которая раздробилась на автономные группы партизан.
Когда Красная армия дошла до Берлина, люди Берия уже арестовали 27 тыс. поляков, главным образом партизан, боровшихся против немцев. Нелегко было репрессировать всех этих «лондонских» поляков, так как марионеточная люблинская армия при первой возможности разбегалась, солдаты бросали форму и возвращались к семьям. Вместо вооруженной силы Берия и Серов использовали обман. В марте 1945 г. Берия попросил Серова пригласить генерала Окулицкого и семерых ключевых польских офицеров на переговоры с НКВД, уверяя, что их не будут арестовывать и что их встретит некий генерал Иванов, с которым они все полетят в Лондон. Там им предстояло достичь соглашения между лондонским и люблинским правительствами, на которое якобы уже дали добро советские, американские и британские власти. 28 марта поляков повезли в аэропорт, где, конечно, никакого генерала Иванова не оказалось и откуда самолет доставил их не в Лондон, а в Москву. В Москве их сразу увезли к Меркулову на Лубянку. Через несколько дней таким же образом прилетели еще 113 польских офицеров. Окулицкий до начала войны уже сидел в тюрьме
НКВД во Львове, и теперь быстро сдался. Он признался, что выжидал окончания войны, чтобы объединиться с англичанами и начать войну против Советов (27). 18 июня Василий Ульрих, на этот раз под строгим контролем Молотова, Берия и Вышинского, судил восемнадцать поляков. На суд была допущена защита, приговоры были сравнительно мягкими. Хуже всего пришлось Окулицкому, получившему десять лет тюрьмы. Окулицкий и два других старших офицера через короткое время «скоропостижно» умерли в заключении. Польша вкусила тонкую тактику, которую Берия и Абакумов будут применять по всей Восточной Европе, превращая ее, по словам Иосифа Бродского, в Западную Азию и в часть сталинской империи.
Польские коммунисты под руководством Берута (управлять этой марионеткой оказалось труднее, чем ожидалось) нервничали по поводу возможной реакции сограждан на смерть Окулицкого: Берут похлопотал за других «крайовых» и за безвредных профессоров, судей, школьников, сметенных энкавэдэшниками. Сталин уступил Беруту и согласился на широкую амнистию. Второй проблемой правительства Берута, кроме арестов самых уважаемых людей среди населения, оказался глубоко укорененный польский антисемитизм: в коммунистическое правительство вошел не один еврей, и польский обыватель был возмущен. В Кракове даже полицейские участвовали в погроме. 4 июля 1946 г. мальчик Хенрык Блящик, убежавший от родителей, попал в руки тайной полиции, которая уговорила его сказать, что он бежал от евреев, которые хотели его умертвить и съесть. Толпа в 15 тыс. человек, вместе с полицейскими, убила 42 евреев. Поляками были затеяны погромы, унесшие жизни двух тысяч евреев, которым удалось избежать немецких концлагерей. Для многих поляков еврей и коммунист были синонимами: в 1947 г. в Быдгоще ходили по рукам листовки, утверждавшие, что «горсточка евреев-дегенератов захватила государство». Но были и коммунисты-антисемиты. Один бюллетень польского Министерства госбезопасности гласил: «Опять пропала девятилетняя девочка. Может быть, ее съели евреи из Жешува». Поляки выходили из кинотеатра и жаловались, что советские фильмы дублировали на польский язык евреи: советский Наркомат культуры поэтому попросил вдову и сына Дзержинского проверить все польское дублирование фильмов и браковать актеров с еврейским акцентом.