25.
На совещании 5 декабря 1940 года Гитлер получил военные планы. Он утвердил их все и предложил срок начала вторжения в мае следующего года. 18 декабря он подписал военную директиву номер 21 о начале операции, которая теперь называлась «Барбаросса» и ставила задачу «сокрушить Советскую Россию в ходе молниеносной кампании». Цель операции заключалась в том, чтобы за несколько недель разбить Красную Армию и занять огромное пространство западнее так называемой «Линии АА», протянувшейся от Архангельска на Крайнем Севере до Астрахани в устье Волги на самом юге. «Азиатская Россия» должна была быть заперта за этой линией; промышленность за Уральским регионом предполагалось разбомбить, чтобы предотвратить возможность возрождения Советов26. Вся кампания строилась на предположении, что советские войска неспособны оказать сопротивление германской армии и будут стремительно сокрушены. 5 декабря Гитлер утверждал, что к весне германские войска будут «очевидно, в своем зените», а армия врага «несомненно – в надире»27. Идею молниеносной войны никогда не подвергали сомнению. Германское командование одобрило план войны на основе собственной пренебрежительной оценки врага. В апреле 1941 года генерал Блюментрит говорил, выступая перед Генеральным штабом, что советские офицеры настолько некомпетентны, что им можно нанести поражение «за две недели суровых боев»; через месяц он говорил уже о войне, которая будет длиться «от восьми до четырнадцати дней» против армии «плохо обученных полуазиатов». Главнокомандующий армией полагал, что война займет «до четырех недель» сражений, после чего последуют простые операции по зачистке территорий28. Последние директивы Гитлер отправил непосредственно перед началом кампании, в конечном итоге отложенной на 22 июня 1941 года, призывая к тотальной победе, которая должна быть одержана к осени. В своем дневнике Йозеф Геббельс зафиксировал последние дискуссии с Гитлером: «Враг будет отброшен одним плавным движением. Фюрер полагает, что операция займет четыре месяца. Я рассчитываю – меньше. Большевизм рассыплется как колода карт…»29.
Советский Союз, при всей своей риторике о новой эре в советско-германской дружбе, не мог игнорировать германскую проблему. Опасность войны с Германией никогда не теряли из виду. Вслед за поражением Франции народный комиссар обороны маршал Семен Тимошенко сообщал, что Германия теперь является «наиболее важным и самым сильным противником»30.
В июле 1940 года начальник Генерального штаба Борис Шапошников составил, раньше, чем немцы, подробный план того, каким может быть германское вторжение. Его предположительная схема трехцелевого нападения оказалась очень близка к тому, что в конечном итоге произошло в действительности31. Советская военная стратегия базировалась на идее о том, что в любой войне силы прикрытия на границе будут способны сдерживать армию вторжения достаточно долго, для того чтобы большая часть армии смогла мобилизовать свои силы для массированного наступления, отбросить врага назад на его собственную территорию и там уничтожить его. В течение первых месяцев 1941 года все усилия были направлены на улучшение подготовки приграничных областей к отражению первого удара германского вторжения, однако полные директивы на этот счет были даны только в начале мая, и к июню приграничные территории все еще находились в ожидании всеобъемлющего плана32. Генеральный план мобилизации 1941 года на случай войны также требовал времени для его разработки и все еще был не закончен, когда война уже была на пороге. 26 апреля начальник Генерального штаба, недавно назначенный генерал Георгий Жуков, приказал начать скрытую мобилизацию войск в ответ на многочисленные данные о том, что германские войска перемещаются в восточном направлении. 13 мая был отдан приказ о передислокации войск к западным границам, однако из 33 дивизий только 4 или 5 были полностью укомплектованы, когда началась война. 1 июня 793 500 новобранцев были призваны в армию и 15 июня направлены на передовые позиции. Передислокация должна была завершиться к июлю или августу. 19 июня поступил приказ начать маскировку аэродромов, но к этому едва приступили, когда германские бомбардировщики начали бомбить тысячи советских самолетов, оказавшихся совершенно беззащитными на земле33.
Советские руководители также начали объяснять немецкие приготовления в свете предстоящего сведения счетов с имперским врагом. В сентябре 1940 года Сталин одобрил план отражения германского нападения, хотя и надеялся, что война может быть отсрочена до 1942 года, когда подготовка Красной Армии будет завершена, а оборонительные сооружения вдоль границ недавно присоединенных территорий будут построены34. С октября 1940 года возможность войны рассматривалась совершенно серьезно, и первые сигналы прозвучали в речи Жданова, в которой он призвал население проявить «самопожертвование и героизм» и отказаться от идеи «войны малой кровью». Весной сам Сталин указал на изменения в позиции Советского Союза, когда он заявил на церемонии выпуска военных училищ, состоявшейся 5 мая, что существует угроза нападения Германии, к которой новая Красная Армия должна быть готова. Только сохранившиеся заметки этой речи – оригинал никогда не был опубликован свидетельствуют о том, что Сталин сам считал войну в высшей степени вероятным исходом событий. Германская армия, заявил он, одерживала легкие победы, но потерпит поражение в «грабительской завоевательной войне». Он говорил, что немецкая армия слабее, чем она кажется («ничего особенного»), и в ней много солдат, «уставших от войны»35. Поднимая тост позднее в тот вечер, Сталин заявил: «Красная Армия – это современная армия, а современная армия – это наступательная армия!»36 На протяжении следующего месяца советская пропаганда начала делать упор на теме финальной апокалиптической битвы, «наступательной войны на полное уничтожение». В июне 1941 года, всего за несколько дней до начала вторжения, отдел пропаганды и агитации армии распространил мнение о том, что война с «капиталистическим миром неизбежна», и с непреднамеренным пророчеством предположил, что Советский Союз может быть вынужден «не сегодня-завтра начать упорно и настойчиво готовиться к решающей битве с окружающим капиталистическим миром»37.
Некоторые историки считают этот внезапный поворот в позиции советских руководителей свидетельством того, что Сталин на самом деле готовился летом 1941 года нанести упреждающий удар Германии.
Документ, датируемый 15 мая, показывает, что советские военные стратеги предлагали нанести короткий удар по любому скоплению вооруженных сил, представляющих угрозу советским территориям. Документ отражает преобладающую военную стратегию, которая была призвана остановить вражеское нападение путем кратких карательных атак на вражеские позиции, пока остальная часть Красной Армии будет мобилизована и дислоцирована для решающего сражения. Это была концепция «агрессивной обороны».
Нет никаких данных, говорящих о том, что это было нечто большее, чем просто предложение сорвать германские приготовления, которые оставались незамеченными. Маловероятно, что Сталин видел этот документ, но даже если бы это было так, его официальная позиция на протяжении мая и июня продолжала оставаться сверхосторожной, и он противился любым действиям, которые могли спровоцировать ответный удар со стороны Германии до того, как Красная Армия будет готова к сражению в 1942 году. Он надеялся, что ограниченной мобилизации на западном направлении будет достаточно, чтобы отпугнуть Германию, которую он считал такой же, все еще слишком слабой и слишком занятой ситуацией на Западе, чтобы рисковать полномасштабной войной. Летом 1941 года Советский Союз был намного более подготовлен к германской угрозе, чем в какое-либо другое время, начиная с 1939 года, однако помимо ограниченной и незавершенной подготовки приграничных областей мало что было сделано. Германский военный атташе в Москве объехал вдоль и поперек всю страну в конце мая, но не обнаружил «никаких признаков наступательных намерений»38. Только один командующий Северо-Западным фронтом не подчинился инструкциям и привел войска в состояние боевой готовности накануне 22 июня. По всей остальной линии советских границ, даже притом что было видно, как немецкие войска строят плоты и понтонные мосты на западном берегу пограничных рек в Польше, даже притом что было арестовано 236 немецких агентов в западных приграничных областях, даже притом что все секретные разведывательные донесения указывали недвусмысленно на готовность Германии начать вторжение, из Москвы летели приказы избегать любых провокационных приготовлений39. Наконец, ночью 21 июня Жукову удалось убедить Сталина послать сигнал тревоги в войска, расположенные вдоль границ, но к тому времени, когда телеграммы были расшифрованы, германские самолеты уже вовсю бомбили советские воинские части.
Ни для той ни для другой стороны война не развивалась по плану. Первоначальный взгляд германской стороны, состоявший в том, что Красная Армия сразу же прекратит сопротивление, столкнувшись с современной и технически хорошо оснащенной военной машиной, казался в высшей степени обоснованным. В первые шесть недель силы Оси вторглись в глубь советской территории, стремительно захватывая все области, присоединенные Советским Союзом в 1939-м и 1940-м, после чего двинулись на Белоруссию и Украину. К 1 сентября германские войска подступили к Ленинграду, взяли Киев и продвигались далее по территории СССР. Широкомасштабные операции по окружению советских войск разрушили большую часть советской линии фронта, 236 000 советских солдат были убиты, более 2 млн попали в окружение и оказались в плену. По приблизительным подсчетам, всего за четыре недели боев были уничтожены девять десятых всех советских танков; в это же время была уничтожена или подверглась мощнейшим ударам большая часть из 319 соединений Красной Армии, принявших участие в сражениях