146. Таким был личный взгляд Гитлера – и никакой публичной риторики. Копии меморандума были переданы только двум другим лидерам партии, которые ни при каких обстоятельствах не должны были раскрывать его содержание. Язык и намерения, между тем, недвусмысленны. Свой антисемитизм Гитлер выражал в понятиях мировой истории ожесточенно и как истый Германец: выживание нации или ее исчезновение.
Война с евреями была следствием страха, а не власти. Фантазии о мировом еврейском заговоре были сплетены таким образом, что сила евреев казалась чудовищной и неотвратимой. «Мы находились в обороне», – писал Роберт Лей в камере Нюрнбергской тюрьмы в 1945 году147. Национал-социализм был изображен как последний оплот борьбы с надвигающейся «евреизацией» всего мира. По словам эсэсовского журнала «Das Schwarze Korps», евреи Германии были «частью мирового еврейства и они разделяли ответственность за все, что мировое еврейство инициировало против Германии»148. Борьба с «мировым еврейством» за выживание Германии рассматривалась лидерами режима как тесно связанная с направлением международной политики. И снова Лей в 1945 году: «Мы, национал-социалисты, видели во всех сражениях, которые теперь стали нашей историей, войну только против евреев – совсем не против французов, англичан, американцев или русских»149. Начиная с конца 1938 года и позже, по причине того, что экспансия Германии и ее перевооружение спровоцировали серьезный международный кризис, язык германского антисемитизма становился все острее и все более агрессивным. В своей речи перед Рейхстагом в январе 1939 года, предупреждая евреев внутри страны и за ее пределами о том, что если Германия окажется перед лицом новой «мировой войны», еврейская раса в Европе окажется поверженной, Гитлер использовал слово «уничтожение».
Эти рассуждения иногда воспринимались как дипломатические уловки, предпринимаемые для того, чтобы предупредить Великобританию и Америку оставаться в стороне от событий в Германии. Однако к 1939 году слово «уничтожение» стало самым широким образом использоваться в среде партийного расистского аппарата. Связь между войной и будущим сведением счетов с «мировым еврейством» была существенным моментом взглядов режима на неминуемый исторический мировой кризис эпохи, по выражению Гиммлера, «расовых войн»150.
Когда в сентябре 1939 года война началась, она воспринималась не как случайная или незапланированная возможность для более последовательной и жестокой политики депортаций евреев, но как продолжение и усиление антисемитской «холодной войны», в которую Германия была вовлечена, по крайней мере, с момента ее поражения в 1918 году. 7 октября 1939 года Гитлер издал указ, наделяющий Гиммлера полномочиями депортировать всех евреев из Великой Германии на восток, где они должны были осесть вместе с почти двумя миллионами евреев из Польши, оказавшейся теперь под властью Германии. Всего 4700 евреев были депортированы из Австрии и Богемии до того, как Гитлер внезапно приостановил перемещения из страха перед тем, что широкое еврейское присутствие может представлять серьезную угрозу в случае, если он захочет собрать войска в Польше для нападения на Советский Союз151. Поражение Франции в июне 1940 года породило краткое заигрывание с идеей отправления европейских евреев на африканский остров Мадагаскар, где, как надеялся режим, условия тропических гетто значительно снизят их численность. Неспособность одержать победу над Британской империей перевело «Мадагаскарский план» в разряд невыполнимых. Вместо этого, польских евреев затолкали в наскоро построенные тюрьмы в гетто на территории Польши. Решение, в итоге принятое в ноябре 1940 года, развязать полномасштабную войну против Советского Союза летом 1941 года, открыло новое, насильственное направление в войне с евреями. В марте 1941 года Гитлер издал первый из многочисленных приказов, санкционирующих убийство определенных категорий вражеского населения, включая мужчин евреев, находящихся на военной службе в Советском государстве и являющихся членами Коммунистической партии. Это был первый случай, кода убийство евреев было специально и публично санкционировано, хотя и не первый, когда Гитлер отдавал приказ к массовому уничтожению национальных врагов152.
С самого начала вторжения 22 июня 1941 года подразделения полиции безопасности (четыре айнзацгруппы) и войска стали уничтожать не только евреев, находящихся на государственной службе и в партии, но и всех евреев, которых считали угрозой наступающей армии. Эти акты представлялись как следствие неразберихи и нескоординированный процесс, вызванный местными инициативами и различием в интерпретации широких и рекомендательных указаний, даваемых Гитлером из своего штаба. Акции стали более кровавыми после того, как немцы рекрутировали местных энтузиастов-антисемитов в тех регионах, которые Германская армия стремительно оккупировала. Германская служба безопасности сразу же установила контакт с местными антисемитскими группами. Всего через три дня после вторжения, германские офицеры службы безопасности воодушевили литовских милиционеров в Ковно на погром, и в ту же ночь 1500 евреев были убиты с особой жестокостью. 2 июля Германское командование сподвигло местную полицию в Риге на убийство 400 евреев, а все еврейские синагоги в городе были сожжены153. В Белоруссии и на Украине тысячи евреев были зверски убиты не-немцами, иногда с подсказки, а иногда по собственному побуждению. И наконец, более одного миллиона евреев были убиты в ходе так называемой «дикой резни», и еще сотни тысяч были загнаны во временные гетто, где они были лишены средств к поддержанию жизни и умирали от голода, болезней и холода154.
Последовавшее затем в 1942 году расширение программы убийств с целью охвата всех евреев Германии и оккупированной Европы, таким образом, не было решением совершать геноцид. Принципиальное решение уничтожать определенные категории евреев, потому что они представляли собой самых опасных врагов германского народа, было принято весной 1941 года.
Массовые убийства евреев именно как евреев началось в июне 1941 года и продолжалось на протяжении всего оставшегося времени существования Рейха. В 1941 году Герман Геринг уполномочил Гейдриха найти «окончательное решение» для еврейского населения, что, даже в самой скромной трактовке, означало разрушение общин и массовую депортацию, физическое уничтожение тех элементов, которые рассматривались как наиболее опасные. Переход к решению еврейского вопроса в форме геноцида летом 1941 года был отмечен сотнями наспех вырытых котлованов, траншей и противотанковых рвов, служивших импровизированными массовыми захоронениями на всей территории оккупированного востока.
Единого документа или одного-единственного решения, объясняющего постепенное расширение политики уничтожения, охватывающей все еврейское население, не существует. Окончательное решение стало всеобъемлющим геноцидом постепенно, ход процесса убыстрялся с каждым убийственным шагом. В августе 1941 года по мере все большего вовлечения Америки в войну, свидетельством чего стала публикация англо-американской хартии 14 августа 1941 года, на востоке происходила эскалация политики массовых убийств155. В середине августа айнзацгруппы получили инструкцию Гиммлера начать убивать женщин и детей наряду с евреями мужского пола. В Сербии мужчин евреев зверски убивали уже с сентября. В Галиции и Западной Польше (Вартегау), областях оккупированной Польши, еврейские общины окружали и убивали в течение осенних месяцев. В сентябре Гитлер наконец одобрил депортацию германских и австрийских евреев, которая была отложена в 1939 году. Первые депортации начались 15–18 октября и к началу ноября почти 20 000 евреев были отправлены в гетто, где негерманских евреев убивали для того, чтобы освободить место для вновь прибывших. В ноябре 1941 года в Ковно был умершвлён один из первых транспортов с 5000 германских евреев, хотя команды на это из Берлина не было. К этому времени тысячи евреев, негодных к рабскому труду, систематически убивали как «бесполезных едоков» на всех оккупированных восточных территориях156.
Когда 10 декабря 1941 года Германия объявила войну Соединенным Штатам, Гитлер, наконец, публично объявил о том, что всё более дезорганизованные и нескоординированные убийства, должны стать систематическим геноцидом. Однако фактическое решение убивать всех евреев, вероятнее всего, было принято в какой-то момент октября или ноября. «Мировая война началась, – рассуждал Геббельс в своем дневнике 13 декабря, через день после того, как Гитлер произнес речь перед лидерами партии, – истребление евреев должно стать необходимым следствием этого»157. Однако, за месяц до этого, 18 ноября, Розенберг заметил, что «биологическое истребление всего европейского еврейства» должно происходить на советской территории158. Адольф Эйхман, чиновник Гестапо, ответственный за отправку евреев на восток, вспоминал после войны о приказе об истреблении евреев, который поступил ранней осенью, но не мог сказать что-либо точнее159. Все публичные дискуссии о политике в отношении евреев были завуалированы умышленной неопределенностью. Гитлер продолжал говорить так, как будто он предполагал массовые депортации на восток тогда, когда массовые убийства евреев происходили с его разрешения каждый день. Депортации европейских евреев на восток были на словах тем, о чем говорили на позорной конференции в Ванзее. За годы войны приблизительно одна пятая часть депортированных евреев использовалась на принудительных работах, но к апрелю 1942 года систематическая программа геноцида всех европейских евреев, организованная Гестапо и основывавшаяся на лагерях смерти, уже действовала вовсю. Большая часть из шести миллионов евреев, ставших жертвами геноцида, были мертвы уже к концу 1942 года160.
Существует множество нитей, которые сплелись и дали начало геноциду. Некоторые из них были рассмотрены в предыдущих главах: варварские условия войны на востоке, проект германизации, запущенный Гиммлером в 1939 году, медико-биологическая политика, проводившаяся в целях предотвращения заражения расы в Германии, своекорыстные интересы служб безопасности и расистского аппарата, чьи власть и влияние расширялись по мере усиления политики депортаций и убийств – все это, сплетясь в один клубок, положило геноциду евреев. Но именно вопрос сохранения нации перед лицом еврейской угрозы был той нитью, которая связала все эти факторы воедино. Обращение с евреями было разумным лишь в искаженном зеркале германских национальных комплексов и национальных устремлений. Система преднамеренно нацелилась на формирование идеи, что выживание Германии полностью зависело от исключения или, в случае необходимости, уничтожения евреев. Для поддержки этих национальных амбиций был мобилизован общераспространенный в Германии антисемитизм; всепроникающая брутальность и дискриминация не были изобретением партии, и они мгновенно стали стилем общественной жизни Германии задолго до начала войны в 1939 году, изменив природу «еврейской угрозы»