Одно из обстоятельств, представляющихся более важным при обосновании идеи «слабой диктатуры», заключается в противоречии между централизующими тенденциями диктаторской власти и фактической реальностью, возникающей вследствие широкомасштабного делегирования полномочий. Но к этой конструкции следует подходить с осторожностью. Делегирование полномочий было очевидной неизбежностью, но это отнюдь не означало непременного ослабления личной власти Гитлера или Сталина даже если это обстоятельство заведомо компрометировало их как прямых носителей высшей исполнительной власти. «Сталин не работал в одиночестве, – напоминал Молотов в одном из интервью. – Он собрал вокруг себя довольно сильную группу»61. Примечательной чертой каждой из систем было то, что диктаторы нуждались в небольшом круге преданных им коллег и подчиненных, которые должны были составить руководящее ядро, в рамках которого они бесспорно доминировали. «Многие из них были очень способными людьми, – продолжал Молотов, – но на вершине пирамиды Сталин был один»62. Ближний круг оставался на удивление постоянным на протяжении всей жизни обоих диктаторов, хотя баланс власти среди их приближенных и степень их близости к диктатору отнюдь не отличались такой стабильностью. Внутри правящих клик в ближайшем окружении обеих диктатур шла невидимая борьба за должности и продвижение по службе, которая по своей алчности была сравнима с тем, что происходило при дворе Людовика XIV.
Правящие группировки состояли из одних мужчин; в них привлекали почти исключительно только людей из партийного руководства, впрочем, в большинстве своем эти люди также обладали и министерскими постами либо одновременно работали и в комиссариатах. Партийная принадлежность была ключевым фактором связи с диктатором и, как правило, обуславливала назначение на государственный пост, который вводил их в круг элиты, выделявшейся на фоне официальных правительственных и государственных структур, одновременно указывая на важную роль, которую партия играла, прямо или опосредованно, в управлении режимом. Чаще всего, но отнюдь не всегда входившие в тесный круг приближенных персоны были на дружественной ноге друг с другом. Среди приближенных к Сталину лиц было принято использовать эпитет «друг», но когда речь шла о самом Сталине, было принято использовать «наш большой друг»63. Все члены Политбюро жили недалеко друг от друга в Кремле либо поблизости от него. Приближенные Гитлера пользовалось меньшими привилегиями, они жили более разрозненно. В некоторых случаях он не пользовался фамильярным обращением «ты» даже с самыми близкими коллегами. Его стиль руководства предполагал большую дистанцию между ним и его подчиненными; он был «их фюрером», а не другом. Тогда как Сталин по мере возможности виделся со своими приближенными почти каждый день, Гитлера делал длинные перерывы между встречами со своими коллегами. Они, в свою очередь, рассматривали беседу или обед с фюрером как особое терапевтическое событие, вдохновляющее и укрепляющее их дух, а порой и вселяющее в них благоговейный страх64. И Сталин, и Гитлер ожидали от своих приближенных безусловной преданности, такой же, которую те получали в ответ. Даже после смерти обоих тиранов и ужасных разоблачений их кровавых режимов круг их приближенных в целом продолжал сохранять лояльность по отношению к ним. На допросах перед Нюрнбергским трибуналом лишь один из подзащитных, Альберт Шпеер, попавший в ближнее окружение Гитлера позже других, осудил лояльность по отношению к нему, сославшись на его подавляющую власть65. В 1970-х годах стареющий Молотов, чья жена еврейского происхождения стала жертвой сталинских репрессий, вопреки всему оставался преданным тирану: «Несмотря на все его ошибки, я вижу в Сталине великого, незаменимого человека! Среди его современников ему не было равных!»66
Вячеслав Молотов, сын бухгалтера, был самым старшим в окружении Сталина. Он короткое время в течение двенадцати месяцев работал «ответственным секретарем» партии (предшественник должности Генерального секретаря), до того как Сталин взял его наверх. Большевик с довоенным стажем, использовавший русское слово «молот» для своего революционного псевдонима, он был невозмутимым, начитанным, ведущим довольно пуританский образ жизни человеком, одевавшимся более традиционно, чем другие большевистские лидеры, – костюм и галстук, без чувства юмора, привыкший выражаться жестко и длинно, чтобы избегать возражений, за что был награжден куда менее лестным прозвищем «каменная задница»67. Он оставался членом партийного секретариата, когда им руководил Сталин в 1920-х годах, и при его поддержке в 1931 году стал премьером (председателем СНК СССР). В 1939 году он также был назначен Народным комиссаром по иностранным делам и оставался на этом посту до 1949 года, когда капризный и параноидальный Сталин, становившийся все более забывчивым, начал после более чем двадцати лет совместной работы постепенно вытеснять его из круга своих приближенных.
Единственным, кто служил Сталину дольше Молотова, был Климент Ворошилов. Бывший слесарь, вступивший в партию в 1906 году, один из немногих в партийном руководстве, имевший в 1920-х годах истинно пролетарское происхождение. Он был приближен к Сталину после участия в битве за спасение Царицына (позже Сталинграда) в годы гражданской войны под политическим руководством Сталина. В 1925 году его назначили Народным комиссаром по военным и морским делам; этот пост он занимал до того момента, пока не стала очевидной его полная некомпетентность как в вопросах военной сферы, так и в административной области, что привело к его отставке в 1940 году. По общему признанию, он отличался безнадежной тупостью. Его алчущее, улыбчивое лицо, сильно напоминающее небольшого грызуна, выглядывает, осклабившись, из-за спины Сталина на многочисленных фотографиях. Сталин безжалостно надсмехался над ним и обращался с ним почти как с придворным шутом. Ворошилов сильно пил. Его малопримечательная личность и непритязательный ум не помешали ему тем не менее стать героической военной фигурой в глазах общественности.
Он представлял собой слишком незначительную угрозу для Сталина, чтобы стать объектом его преследований, и после смерти Сталина был возведен в ранг «президента» Советского Союза, попав чуть ли не буквально из грязи в князи только благодаря своей абсолютной посредственности68.
Третьим лицом, вышедшим из 1920-х годов, кто также начал свою карьеру в секретариате Сталина, был Лазарь Каганович. Сапожник с Украины, вступивший в партию в 1908 году, он был высоким, крупным, трудолюбивым человеком и жестким администратором, с репутацией исключительно грубого чиновника, прозванным за это «железным Лазарем». Он впервые встретился со Сталиным в 1918 году и позже, в 1922 году, вновь соединился с ним в Москве, работая на посту главы организационно-инструкторского отдела ЦК; в 1930 году был включен в Политбюро и оставался в его составе на протяжении всего периода диктатуры. Несмотря на свое мизерное образование и политическую ординарность, он стремительно продвигался наверх и в 1930-х годах стал одним из небольшой горстки руководителей, кто встречался со Сталиным почти ежедневно. Ему пришлось пережить самоубийство старшего брата, которого Сталин обвинил в политическом уклоне в то время, когда террор достиг своего пика в 1930-х годах. Сталин использовал его в качестве своего специального эмиссара, обязанного решать неожиданно возникавшие проблемы и справляться с кризисами, но наделенного большей свободой принятия решений69.
Каганович, Ворошилов и Молотов были самыми старыми сподвижниками Сталина, они работали с ним с начала 1920-х годов и надолго пережили его. В 1930-х годах появилась вторая когорта близких сподвижников Сталина, все они, кроме одного, пережили диктатуру: Андрей Жданов, Георгий Маленков, Лаврентий Берия, Никита Хрущев.
Жданов, по мнению Молотова, пользовался исключительным уважением Сталина70. Полный, претенциозный, с «маловыразительным взглядом» и перхотью на голове, неумеренно пьющий, Жданов был одним из немногих советских лидеров, кто имел хоть какое-то образование и малейшее понятие о культуре. В 1930-х и 1940-х годах Сталин использовал его для надзора за культурой, пока, всегда напряженный, с излишним весом, страдающий от хронического высокого давления, Жданов не умер в 1948 году от сердечного приступа, как раз в тот момент, когда Сталин начал охладевать к нему и фортуна стала отворачиваться от него71.
Маленков был еще менее располагающей к себе личностью, чем Жданов: пухленький, с грушевидным лицом, всегда готовый угодить Сталину, он мучился постоянной ревностью к другим приближенным деспота. Маленков начал работать в секретариате Сталина в конце 1920-х годов и оставался приближенным к нему на протяжении всех десятилетий диктатуры благодаря слепой преданности и жестокости, а также в силу своих организаторских способностей.
Берия и Хрущев были в определенной степени новичками в этом кругу, выбранными Сталиным в конце 1930-х годов благодаря их репутации жестких кнутов местных партийных организаций. Оба они выжили, чтобы после смерти Сталина вступить в борьбу друг с другом за его наследство.
Персоны из ближнего круга Сталина жили в непосредственной близости от кремлевских стен. Сталин утверждал, что знает ежедневное местонахождение всех их; он следил за их разговорами и относился с недоверием к любым проявлениям их самостоятельности в времяпрепровождении в свободное от работы время. Атмосфера в Кремле была зловещей и поистине удушающей. Ее, однако, разряжали постоянные, на удивление детские шутки. Так, они развлекались тем, что подсыпали в тарелки друг другу огромное количество перца; подкладывали на сиденье помидоры; вместо воды подставляли водку72. Сталин зорко следил за своими приближенными и успешно стравливал их друг с другом, когда это ему было выгодно, лишал или одарял своей благосклонностью, так чтобы никто и не помышлял о доминировании и не имел ни малейшего шанса создать угрозу его личной власти. Он по мере возможности сохранял лояльность к своему ближайшему окружению, которая, однако, уменьшалась после чьей-либо смерти или самоубийства – Кирова в 1934 году, Орджоникидзе в 1937-м, Жданова в 1948-м, престарелого президента Михаила Калинина в 1946-м. Нарисованный образ изобличает в нем человека настолько параноидального, что его общество не мог выдерживать сколь-нибудь долго ни один из других коммунистических лидеров. Анализ выживаемости партийных руководителей показал, что на протяжении всей диктатуры те, кто входил в ближний круг тирана, имели намного более высокие шансы по сравнению с более удаленным кругом молодых, лучше образованных коммунистов, лишь немногие из которых были допущены в святилище ближнего круга и рисковали, как, например, молодой выдающийся экономист Николай Вознесенский, расстрелянный в 1950 году по приказу Сталина, быть обвиненными в утрате доверия или как потенциальные узурпаторы