[9]. Меркер, следуя лозунгу «Класс против класса», рассматривал все социальные слои, не принадлежавшие к рабочему классу, в качестве сплошной реакционной массы. Тем более он игнорировал дифференциацию в лагере самой буржуазии: «Для классовой борьбы пролетариата противоречия (между разными группировками.— Л. Г.) буржуазии не имеют сколько-нибудь существенного значения»[10].
Это был явный перехлёст. Правда, Меркер мог сослаться на некоторые партийные решения, например, на резолюцию ⅩⅡ съезда (1929 г.), где было сказано: «Социал-демократия в качестве активной организующей силы готовит установление фашистской диктатуры»[11]. Но он пошёл в своей вражде к социал-демократии ещё дальше, и его лозунги грозили свести на нет главную цель — привлечение рядовых приверженцев СДПГ на сторону коммунизма. Этого допустить было нельзя, и Меркер стал объектом критики, а затем и оргвыводов — в марте 1930 г. он был снят с занимаемых постов.
Критика взглядов Меркера была поручена одному из наиболее подготовленных в теоретическом отношении членов Политбюро — Г. Реммеле. Это любопытно потому, что в последующем сам Реммеле был устранён из руководства партии за левацкие взгляды и в качестве главного их приверженца (вместе с Г. Нейманом) он фигурирует в марксистской литературе и по сей день. Поэтому особенно интересно рассмотреть аргументы, с помощью которых Реммеле подверг критике пагубные идеи Меркера.
«Для многих товарищей,— писал Реммеле,— нет больше социал-демократов и социал-демократии, а есть лишь социал-фашисты и социал-фашизм. Рабочих, простых рабочих, у которых с фашизмом нет ничего общего, если не считать, что они один раз проголосовали за СДПГ, называют социал-фашистами. Новая теория социал-фашизма представляет дело так, будто развитие социал-демократии к фашизму является свершившимся фактом и поэтому настоящий — национальный — фашизм (т. е. национал-социализм.— Л. Г.) более не имеет никаких шансов, ибо его место уже занял социал-фашизм. Подобная трактовка дела с революционной точки зрения так же ошибочна (и не только ошибочна, но и глупа), как утверждение Радека в октябре 1923 г., что „фашизм победил“»[12].
Автор возражал против мнения о том, что фашистская диктатура в Германии может быть установлена именно социал-демократией, а не правительством буржуазного блока и не национал-фашистами. Последнее, отмечал Реммеле, неизменно и особенно подчёркивается. Он прозорливо указывал: «Не видеть национал-фашизма из-за социал-фашизма и значит привести партию к самым роковым ошибкам, к ошибочному, чуждому ленинизму курсу, к небольшевистской политике, стратегии и тактике»[13].
В последующей публикации направленность статьи Реммеле заметно изменилась. Объяснение этому можно обнаружить в примечании, помещённом в самом её конце. Из него следовало, что в первой части статьи содержались неточные или даже ошибочные формулировки. К тому же, писал Реммеле, «любая критика „левых“ отклонений в отрыве от вопроса о главной опасности — правой — неминуемо ведёт к ошибочным выводам. Если какое-либо неясное место моей статьи может создать впечатление, что социал-фашизм является обозначением лишь для отдельных шагов или действий социал-демократии, то я категорически заявляю, что социал-фашизм — это обозначение всего политического существа СДПГ»[14].
В том же году работа Г. Реммеле вышла в Москве на русском языке. Изданию было предпослано предисловие автора, по содержанию повторявшее собой цитировавшееся выше примечание. В то время как книга была посвящена «левому» сектантству, предисловие начиналось с критики… правого оппортунизма. Далее автор писал: «Первоначальный текст этой брошюры страдал в некоторых местах крупными недочётами, а в одном месте содержал прямо-таки ошибочный взгляд на сущность социал-фашизма… В борьбе против ошибочных воззрений Меркера я чрезмерно заострил свои контрдоводы, отказался от основательного разбора и дал такую трактовку, согласно которой социал-фашизм проявляется якобы лишь в отдельных действиях социал-демократии. Это изложение… подверглось соответствующим изменениям в предлагаемом вниманию читателей тексте»[15].
Подробностей того, почему член Политбюро ЦК КПГ, второе или третье лицо в партии, вынужден был выступить в «Роте фане» с покаянием, а затем писать противоположное тому, что излагал вначале и что составляло собственно смысл его работы, мы не знаем и, может быть, не узнаем никогда. Но ясно, что Меркер был далеко не одинок в руководстве партии и те, кто его поддерживал, обладали весьма значительным влиянием в ней.
Эрнст Тельман.
Председатель КПГ Э. Тельман, выступая 20 марта 1930 г., решительно осудил взгляды Меркера (правда, не назвав его) и указал, что торжество его взглядов (а это и произошло позднее) привело бы КПГ к кризису. «В данном случае,— сказал он,— „левое“ сектантство, проявляющееся в изоляции от всех масс, которые ещё далеки от нас, принимает самую грубую антиленинскую форму». Вместе с тем Тельман подтвердил, что «новый курс КПГ означает значительное усиление принципиальной борьбы против социал-фашизма на всех фронтах нашей политической борьбы». Он заявил также следующее: «Мы можем скоро оказаться перед лицом неожиданных событий… вследствие чего на повестке дня станет вопрос о борьбе за революционную государственную власть, причём гораздо быстрее, чем мы этого ожидаем»[16]. Трудно сказать, на чём могло основываться подобное предположение.
Обратимся к вопросу, который, без сомнения, является центральным для суждения о политике КПГ в конце 20‑х — начале 30‑х годов,— об отношении к фашистской опасности. Не заметить её, не понять, против кого она обращена, коммунисты просто не могли, ибо именно компартия, идеи коммунизма с самого начала являлись главным объектом атак гитлеровской партии. Уже в октябре 1929 г. вопрос о фашизме рассматривался на пленуме ЦК КПГ; из отрывочных данных, опубликованных в изданиях ГДР, известно, что Э. Тельман, выступая здесь, подчеркнул, что крупные капиталисты, использующие фашистов в своих интересах, осуществляют реорганизацию гитлеровской партии; он отметил, что компартия недооценила темп развития нацистского движения, и призвал сделать «крутой поворот в борьбе против фашизма»[17].
В коммунистической печати появлялись отдельные серьёзные материалы, содержавшие анализ отличительных черт нацизма. Такова, например, редакционная статья, опубликованная в конце 1929 г. в журнале «Интернационале» под заголовком «Национал-фашистская волна в Германии». Здесь отмечалось, что нацизм выступает под флагом антимарксизма, будучи тем самым обращён и против социал-демократии. Эта совершенно справедливая констатация была, однако, снабжена оговоркой: «Если смотреть поверхностно». Авторы обращали также внимание на применение нацистами весьма радикальных (по отношению к существующему строю) идей. Они исходили из той точки зрения, что нацистская партия — концентрированное выражение фашистских сил в Германии[18].
Но такие здравые суждения были сравнительно редки. Недооценка фашистской опасности, о которой говорил Тельман, в последующие годы не только не была преодолена, но даже усилилась. А сама эта недооценка вытекала из изначальной нечёткости в определении того, в чём заключаются специфические черты фашизма и кто именно является в Германии его носителем. Тот же журнал, где была напечатана охарактеризованная выше статья, опубликовал другой материал, написанный Р. Реннером и называвшийся «Фашистское движение в Германии». Автор рассматривал социал-демократию и гитлеровскую партию как различные составные части фашистского движения[19]. К этому остаётся добавить, что он в годы фашистского господства стал жертвой кровавого террора нацистов.
Но не только социал-демократию коммунисты считали фашистской силой. Так же они характеризовали и политические группы, которые находились у власти в начале 30‑х годов. В марте 1930 г. рейхсканцлером стал лидер партии Центра Г. Брюнинг, положивший начало серии «президиальных» правительств, которые вели курс на максимальное ограничение прерогатив парламента и, соответственно, расширение функций исполнительной власти. Вполне оправданными были резкое неприятие политического курса правительства Брюнинга, мобилизация масс на борьбу против его антинародной политики. Но его антидемократические мероприятия, хотя и были подчас непривычно суровыми, нельзя было считать фашистскими, как характеризовала их КПГ.
Нечёткость была присуща принятому в начале июня 1930 г. постановлению ЦК КПГ о борьбе против фашизма. Появление такого документа было бесспорной заслугой руководства КПГ; содержание его в целом отвечало назревшим потребностям отпора крайней реакции. Намечались меры для оказания сопротивления фашистскому террору, и вместе с тем подчёркивалась важность развёртывания идеологической борьбы против фашизма. Отмечалось, что деятельность партии в этой области совершенно недостаточна и должна быть усилена. Но здесь же утверждалось, будто усиление фашизма — «неизбежный спутник созревания революционной ситуации».
Говорилось также, что «борьба против фашизма… немыслима без острейшей борьбы против социал-демократической партии, её руководства, являющегося решающим орудием фашизации Германии». Целям фашизма противопоставлялись свержение капитализма, установление пролетарской диктатуры, завоевание Советской Германии, что противоречило требованиям максимальной мобилизации масс, сформулированным в постановлении