[62].
Анализ слабостей, обусловивших неудачный для КПГ исход выборов, был дан и в циркулярном письме от 29 апреля: «Партия и РПО (Революционная профоппозиция.— Л. Г.) не имеют удовлетворительных организационных связей с массами». Там же содержалось важное признание: «Мы оказались не в состоянии конкретизировать наш боевой лозунг „Класс против класса“ и сделать его понятным для масс»[63]. Выборы в прусский ландтаг, состоявшиеся вскоре, подтвердили, что влияние КПГ падает. Нужно было принимать какие-либо меры, и 25 апреля появилось воззвание ЦК КПГ и РПО. В нём провозглашалась готовность бороться плечом к плечу «с каждой организацией, в которой объединены рабочие и которая действительно желает вести борьбу против снижения зарплаты и пособий»[64]. Призыв к единству, даже выраженный в расплывчатой форме, оказал положительное влияние. В ряде мест прошли совместные выступления в защиту прав трудящихся, против фашистов.
В докладе Тельмана на пленуме ЦК 24 мая прозвучало осознание сектантских ошибок. Он говорил: «Иногда в вопросе о борьбе против фашизма мы видели известное уподобление фашизма социал-фашизму, гитлеровской партии социал-демократии, которых считали близнецами… Состав этих партий совершенно разный. Необходимо учитывать это в стратегической ориентации с целью завоевания масс для революционной классовой армии и в нашей политике единого фронта»[65].
На пленуме было решено развернуть массовую кампанию Антифашистской акции. Призыв был опубликован уже 25 мая. Он был услышан многими. В рамках Антифашистской акции в Ханау, Стендале, Везенберге члены СДПГ приняли участие в совместных с коммунистами выступлениях; в Цела-Мелисе местная организация Объединения свободных профсоюзов (АДГБ) обратилась с воззванием о единстве; информацию о фактах такого рода вынуждены были помещать и социал-демократические газеты[66].
Ряд документов КПГ, относящихся к июню — первой половине июля 1932 г., отличается более трезвой оценкой положения и большей продуманностью в предлагаемой тактике. Таково, например, циркулярное письмо секретариата от 4 июня — первое после прихода Папена к власти (1 июня). Здесь справедливо указывалось: факты последнего времени свидетельствуют о том, что «в связи с исключительным нарастанием национал-социалистского движения буржуазия чувствует себя достаточно сильной, чтобы перейти во фронтальное наступление на пролетариат». В письме содержалась и другая важная мысль, считавшаяся ранее неверной: о том, что разногласия социал-демократии и нацистов относительно методов управления страной «могут при определённых обстоятельствах принимать характер ожесточённых конфликтов».
Но необходимой последовательности и в данном документе не было. Сохранялся тезис о том, что главный удар в рабочем классе наносится по социал-демократии (правда, слова «социал-фашизм» в этом письме нет). «Каждому коммунисту,— говорилось здесь,— должно быть ясно: классовая политика обязывает нас прежде всего изолировать социал-демократию, отнять у неё рабочих». Подвергая критике позицию межпартийного республиканского объединения (Рейхсбаннер), указанное письмо вместе с тем подчёркивало: «Но мы никогда не пойдём с приверженцами нацизма против Рейхсбаннера, а наоборот — с рабочими-рейхсбаннеровцами против штурмовиков». По-прежнему речь шла, однако, о «вредных тенденциях единого фронта сверху» и создании «боевого красного единого фронта под революционным руководством»[67].
Положительное значение — если бы они были реализованы — имели некоторые выводы статьи Тельмана «О нашей стратегии и тактике в борьбе против фашизма» (июнь 1932 г.). Высказываясь против единого фронта только на уровне руководящих инстанций, он тем не менее подчёркивал: «Это не исключает в определённых случаях, и прежде всего на стадии более развитого классового движения, применения тактики единого фронта снизу и сверху в революционном смысле»[68].
Таким образом, налицо был определённый сдвиг в лучшую сторону, но лишь частичный, непоследовательный. Следует иметь в виду, что приход Папена к власти означал существенное изменение роли социал-демократии. Этим, вероятно, объяснялось некоторое изменение тактики коммунистов в представительных учреждениях. Отказ от сотрудничества с депутатами от СДПГ, действовавший в период после ⅩⅡ съезда КПГ[69] при выборах руководящих лиц этих учреждений, теперь в ряде случаев не соблюдался. Так было и в прусском ландтаге, где коммунисты, чтобы воспрепятствовать избранию нациста на пост президента, голосовали за кандидата СДПГ. В. Пик выступал за применение той же тактики и во время аналогичной процедуры во вновь избранном (31 июля) рейхстаге[70].
Тем не менее лидеры социал-демократии не откликнулись на наметившиеся сдвиги. Именно тогда, когда единство, даже зародышевое, необходимо было как воздух, правление партии приняло решение, которое практически покончило с надеждами на смягчение конфронтации. Опубликованное 29 июня, оно категорически запрещало местным организациям какие-либо самостоятельные инициативы по установлению единства.
Результаты этого пагубного шага не замедлили сказаться. Надо иметь в виду, что среди рядовых членов КПГ (об этом говорил Э. Тельман на ⅩⅡ пленуме ИККИ[71]) и тем более в руководящей верхушке весьма сильны были сторонники концепции «социал-фашизма», апологеты близкого «последнего боя» и других ультралевых доктрин. Решение правления СДПГ очень помогло им, дав в руки необходимые «козыри». И влиянием этих сил можно объяснить появление циркулярного письма Секретариата ЦК КПГ от 11 июля, в котором все шаги, сделанные весной 1932 г. в сторону сотрудничества, рассматривались как непростительные ошибки и подвергались резкой критике. Так, например, о тактике, которой должна руководствоваться фракция КПГ в прусском ландтаге, говорилось, что она «ни в коем случае не должна стать правилом, как уже произошло в некоторых местах». Следующий пункт письма касался обращения к СДПГ и организациям Железного фронта о проведении совместных демонстраций; в июне с таким предложением обратился берлинский комитет КПГ. Это объявлялось недопустимым: «Такие демонстрации ведут к затушёвыванию принципиального различия между нашей партией, единственной революционной партией германского пролетариата, и партией социал-фашизма».
Циркулярное письмо подчёркивало необходимость «с железной энергией представлять в массах нашу революционную стратегию и тактику против массовых настроений, распространённых ныне и проявляющихся и в наших рядах»,— о «единстве любой ценой», «через головы» всех руководителей и т. д. Вновь повторялось, что СРП — «левое» крыло социал-фашизма[72]. Это было за девять дней до реакционного переворота в Пруссии.
Противозаконное устранение Папеном прусского правительства 20 июля 1932 г. было одним из поворотных пунктов рассматриваемого периода. Папен действовал нагло, делая ставку на раскол рабочего движения; минимальное единство пролетарских рядов (учитывая тот факт, что в руках прусского правительства находились полицейские силы, насчитывавшие несколько десятков тысяч человек) позволило бы оказать достаточно эффективное сопротивление немногочисленным армейским частям. Социал-демократия полностью обанкротилась в тот день со своей упорной тактикой оттягивания «решительного боя». Но есть и другая сторона, о которой уже упоминалось: воззвание ЦК КПГ о всеобщей забастовке, адресованное СДПГ и АДГБ, после всего, что произошло в отношениях между двумя рабочими партиями, вряд ли могло встретить у социал-демократов желаемый отклик.
Сочетание ряда причин привело к тому, что германский рабочий класс остался пассивным; это очень хорошо поняли власть имущие: поражение трудящихся 20 июля 1932 г. было серьёзным предвестником их рокового поражения 30 января 1933 г.
Под знаком 20 июля прошли выборы в рейхстаг. Нацисты повторили высокий уровень, достигнутый во втором туре президентских выборов, КПГ выиграла свыше 600 тыс. голосов за счёт СДПГ. Это в очередной раз вызвало эйфорию в КПГ. В циркулярном письме Секретариата ЦК КПГ 8 августа 1932 г. содержался знакомый тезис: «Партия — единственный победитель» на выборах. Здесь правильно отмечалось, что их результат означает преодоление временной изоляции и стагнации, которые обнаружились в ходе выборов президента (во втором туре) и прусских, что это удалось благодаря развёртыванию Антифашистской акции. Но проявлялась прежняя самоудовлетворённость: успех на выборах 31 июля объявлялся доказательством правильности проводившейся политики и опровержением взглядов о необходимости изменения её[73].
В конце августа — начале сентября 1932 г. проходил ⅩⅡ пленум ИККИ. Его участники подвергли руководство КПГ подчас резкой критике за то, что реакция сумела провести переворот в Пруссии практически без сопротивления.
Зато несомненные «достижения» отмечались в борьбе против социал-демократии. В большой речи В. Ульбрихт обвинял социал-демократию в том, что она «пытается приковать всё внимание рабочего класса к Гитлеру, дабы замаскировать поддержку, оказываемую ею установлению фашистской диктатуры правительством Папена»[74]. Конечно, «приковать внимание к Гитлеру» за пять месяцев до его прихода к власти, безусловно, следовало.
На пленуме вновь встал вопрос о красных профсоюзах. Э. Тельман в специальном докладе «Об уроках экономических стачек и борьбы безработных» констатировал, что «у нас, например, в Германии, в развитии красных профсоюзов наступил застой». Мало того, сказал он, создание последних вело к ликвидации революционной профоппозиции в старых профсоюзах. Тельман процитировал в этой связи статью из газеты РПО строителей в г. Вейсенфельсе: «Дальнейшее пребывание в реформистском профсоюзе означает соучастие в предательстве интересов рабочего класса». Однако вывода о том, что создание красных профсоюзов не оправдало себя, не последовало. Наоборот. «Нам приходится,— отметил Тельман,— в особенности в Германии, очень резко ставить вопрос об усилении красных профсоюзов и оппозиционного движения внутри реформистских и других союзов»