Иными словами, Мао Цзэдун хотел заставить в максимально возможной тогда степени считаться с собой всех, прежде всего Сталина. Собственно говоря, Мао Цзэдун не желал опускаться до уровня Сталина, становиться на один уровень со Сталиным. Мао Цзэдун уже тогда, да, очевидно, уже давно, полагал, что его калибр превышает калибр Сталина.
Вопрос Сталина, по сути дела, ставил их обоих на равную ступень. Сталин шел туn, с его точки зрения, на максимальные уступки. Он признавал принцип равноправия в отношениях с Мао Цзэдуном и предлагал вместе обсудить вопросы и подписать соответствующие документы. Казалось, что Мао Цзэдун должен был быть весьма доволен такой позицией Сталина. Но не тут-то было.
Оказалось, что Мао Цзэдун и тут не идет навстречу Сталину. Он был готов наблюдать за подготовкой к подписанию неких документов, возможно, обмениваться мнениями или находить иные формы для того, чтобы, наблюдая за переговорами и подготовкой документов со стороны, следить за тем, чтобы они для всего мира, для Китая и для СССР, а с точки зрения Мао Цзэдуна, прежде всего и главным образом для Китая, имели достойный вид, то есть по своей форме были приемлемы, никак не ущемляли достоинство и суверенитет Китая, и в то же время чтобы по своему содержанию они принесли реальную выгоду Китаю. Мао Цзэдун желал оставаться в стороне от всей практической работы по переговорам и подписанию документов.
Сталин вынудил Мао Цзэдуна в первой же беседе заявить, что он предполагает вызвать в Москву Чжоу Эньлая.
С точки зрения Сталина это поведение Мао Цзэдуна было совершенно нелогичным. Более того, в глазах Сталина, это могло выглядеть как отказ Мао Цзэдуна «помериться силой» со Сталиным и вызвать в Москву для этой цели «своего меньшого брата» Чжоу Эньлая. Это было уже просто оскорбительно. Это показало Сталину, что Мао Цзэдун претендует на место более высокое по отношению к нему, к Сталину.
Но ларчик открывался, очевидно, просто. Мао Цзэдун не исключал любого варианта развития событий в ходе переговоров в Москве, в том числе и такого варианта, при котором сторонам не удалось бы согласовать соответствующие документы.
Более того, Мао Цзэдун предпочел бы, очевидно, просто побывать в Москве с визитом, который не включал бы в повестку дня переговоры и подписание документов.
В ходе первой же беседы в Кремле оказалось, однако, что Сталин настойчиво требует именно документа, венчающего визит, причем предполагает подписать его вместе с Мао Цзэдуном.
Поэтому-то Мао Цзэдуну пришлось сразу же заявить, что он вызовет в Москву Чжоу Эньлая.
Это пришлось сделать потому, что Сталин заставил Мао Цзэдуна взять на себя ответственность. Сталин даже пригрозил, фактически поставив вопрос очень резко. С его точки зрения, ничто в отношениях не будет развиваться до тех пор, пока в принципе это не будет решено Сталиным и Мао Цзэдуном. Сталин решительно отвел попытку Мао Цзэдуна принизить его, поставить на один уровень с Чжоу Эньлаем.
Забегая вперед, скажем, что борьба по этому вопросу продолжалась. Когда стало ясно, что Мао Цзэдун отказывается подписывать договор в качестве главы правительства наряду со Сталиным (а такая возможность теоретически существовала, так как в тот момент формально или официально Сталин занимал пост председателя Совета Министров СССР, а Мао Цзэдун был председателем Центрального народного правительства КНР), тогда Сталин вынудил Мао Цзэдуна провести в Москве долгое время, вплоть до того момента, когда текст договора был полностью согласован, иначе говоря, когда для внешнего мира было очевидно, что подготовка договора проходила под руководством Сталина и Мао Цзэдуна и сомнения могли появляться лишь в связи с тем, что подготовка этого договора потребовала такого длительного времени, что давало некоторые основания предполагать, что Сталин «выжимает» договор из Мао Цзэдуна, и присутствовать при подписании договора, под которым свои подписи поставили министры иностранных дел.
Мао Цзэдун своим поведением стремился показать США и другим странам, что он снижает уровень отношений с СССР и что он подчеркивает свою независимость, то есть, прежде всего, то, что сам он лично никакими соглашениями со Сталиным не связан. Будущий договор не становился таким образом «пактом Сталин — Мао Цзэдун».
Небольшая деталь помогает уяснить ситуацию. Во время пребывания в Москве летом того же 1949 года делегации во главе со вторым лицом в КПК Лю Шаоци Сталин в беседах с ним всегда называл его «товарищем». В то же время 16 декабря, когда Мао Цзэдун приехал в Москву, он обращался к Сталину со словом «товарищ», но Сталин упорно и настойчиво именовал Мао Цзэдуна «господином». Таким образом, Сталин резервировал за собой возможность перехода или неперехода в дальнейшем на обращение «товарищ», привычное и обычное в среде руководителей компартий различных стран, при общении с Мао Цзэдуном.
Собственно говоря, на этом обмене репликами первая беседа Сталина с Мао Цзэдуном и закончилась.
Во всяком случае, такой вывод можно было бы сделать, основываясь только на том, что опубликовано к настоящему времени в КНР в этой связи.
Если же принять во внимание новые материалы, появившиеся в печати в нашей стране, тогда появляется возможность дополнить представление о первой личной встрече Сталина и Мао Цзэдуна.
Мао Цзэдун, оказывается, поставил перед Сталиным следующий вопрос: «Китай нуждается в мирной передышке продолжительностью в 3–5 лет… ЦК КПК поручил мне выяснить у Вас, каким образом и насколько обеспечен международный мир (очевидно, более точен перевод: мир в области межгосударственных отношений на мировой арене. — Ю. Г.)?»
Сталин ответил, что непосредственной угрозы для Китая в настоящее время не существует: «Япония еще не встала на ноги… Америка, хотя и кричит о войне, ее боится… в Европе запуганы войной… С Китаем некому воевать. Разве Ким Ир Сен, — засмеялся Сталин, — пойдет на Китай?»[137]
Описывая другие части беседы, русский историк Д. А. Волкогонов далее отмечал:
«Говорили о договоре дружбы, союзе и взаимопомощи между Китаем и СССР, о Порт-Артуре, о большом кредите для Пекина, о помощи СССР в создании Китаем морского флота, военной промышленности, связи. Сталин щедро обещал большую помощь.
Затем Мао завел разговор о том, что они, китайцы, видят трудности в занятии острова Формозы Народно-освободительной армией. Нельзя ли использовать “советских летчиков-волонтеров или секретные воинские части для ускорения захвата Формозы?”
Сталин старается уклониться от этой щекотливой просьбы: может дать “повод американцам для вмешательства”. Но, как всегда, его дьявольски изощренный ум находит неожиданный выход: “Можно было бы отобрать роту десантников, забросить на Формозу и через них организовать восстание на острове”»…[138]
Таким образом, в первой беседе со Сталиным Мао Цзэдун сначала побудил Сталина высказать его мнение о возможностях противника, то есть США и их союзников, начать в ближайшее время, в ближайшие годы войну против КНР, СССР, а затем, получив заверения Сталина в том, что он такой возможности не видит (здесь Сталин, думается, далеко не случайно, как бы в шутку назвал имя Ким Ир Сена как возможного виновника будущей войны), попытался спровоцировать Сталина на оказание военной помощи Пекину в гражданской войне в Китае, в результате чего вероятным было и столкновение СССР и США. Из слов Мао Цзэдуна следовало, что он попытался представить Сталина, как политика, который боится войны, а себя самого выставить в образе смелого военного стратега и тактика, который готов пойти и на военное столкновение с США в случае, если Сталин окажет ему соответствующую военную поддержку, то есть пойдет в таком военном конфликте на поводу у Мао Цзэдуна, уступив Мао Цзэдуну место главнокомандующего в такой будущей войне. Здесь проявились и изощренный ум Мао Цзэдуна, и его спекулятивные настроения, и его демагогия, а в равной степени и трезвость Сталина тогда, когда речь шла о вероятной войне в эти годы. Мао Цзэдун продолжал свою неизменную линию на то, чтобы обострять отношения СССР и США, спекулировать внутри КПК и внутри КНР на тезисе о том, что он, Мао Цзэдун, как настоящий китаец, настоящий ханец и революционер, войны не боится, а Сталин боится войны. Тем самым Мао Цзэдун все время стремился выставить себя в качестве политика, который на порядок выше Сталина.
Сталин и Мао Цзэдун, несмотря на все издержки, были в целом удовлетворены началом общения. Мао Цзэдуну особенно была по душе та почтительность, с которой к нему обращался Сталин.
По сути дела, первый день пребывания Мао Цзэдуна в Москве стал первым днем борьбы двух политиков.
В ходе этой борьбы выяснилось, что каждый из них хочет блюсти только свои интересы, предпочитая обеспечивать именно их, невзирая на то, что это ущемляет интересы партнера. С самого начала Сталин и Мао Цзэдун показали, что только непреодолимая сила может заставить каждого из них пойти на уступки и компромиссы.
Такой непреодолимой силой было только совпадение национальных интересов обеих стран, да и то лишь в тех случаях, когда Сталин и Мао Цзэдун субъективно воспринимали и принимали такую общность. Общность национальных и государственных интересов заставляла двух лидеров вступать в переговоры и вырабатывать документы. Однако все, чего при этом удавалось добиваться, было вынужденным компромиссом между их позициями.
Первая встреча Сталина и Мао Цзэдуна, состоявшаяся в Кремле 16 декабря 1949 года, позволила им впервые лично познакомиться друг с другом, но не положила начало обсуждению и решению деловых вопросов.
Спустя некоторое время Сталин предпринял новую попытку побудить Мао Цзэдуна приступить к дискуссиям по существу проблем.
Сталин позвонил Мао Цзэдуну по телефону, поинтересовался его здоровьем. Спросил, каковы его планы, пожелания, что он собирается предпринять.
Мао Цзэдун не торопился с ответами. Он поблагодарил Сталина за заботу о его здоровье и пропустил мимо ушей все вопросы Сталина.