[328]. Расхождение в документах ведомства Ф. И. Голикова в определении численности репатриированных ингерманландцев (43 246 и 55 942) объясняется тем, что в первом случае учитывались только этнические ингерманландцы, а во втором — вместе с представителями других национальностей, репатриированными из Финляндии и направленными с ингерманландцами на поселение в указанные области.
К концу 1940-х годов стало ясно, что затея по насильственному расселению репатриированных из Финляндии ингерманландцев в Ярославской, Калининской, Новгородской, Псковской и Великолукской областях провалилась. В течение 1945–1948 годов подавляющее их большинство самовольно покинуло установленные места жительства. Поскольку они не имели спецпереселенческого статуса, то местные органы МВД не могли объявлять их в розыск. Однако возвратиться в Ленинградскую область ингерманландцы не могли: за этим строго следили. Поэтому они по большей части расселились в соседних с этой областью районах Эстонской и Карело-Финской ССР, в родственной им этнокультурной среде. Следует признать, что все эти действия по «очищению» территории Ленинградской области от ее коренных жителей — ингерманландцев по современному международному праву квалифицируются как этническая чистка и входят в разряд гуманитарных преступлений.
Указанным постановлением ГКО от 18 августа 1945 года был узаконен перевод на спецпоселение сроком на 6 лет лиц, служивших в армиях противника, изменнических формированиях, полиции и т. п. Это касалось основной массы спецконтингента, содержавшегося в ПФЛ и ИТЛ. Такое решение было для этих людей подлинным спасением, так как согласно статье 193 тогдашнего Уголовного Кодекса РСФСР за переход военнослужащих на сторону врага в военное время предусматривалось только одно наказание — смертная казнь с конфискацией имущества. Статья 193 к ним не применялась, и этот коллаборационистский контингент направлялся на 6-летнее спецпоселение без привлечения к уголовной ответственности. Под постановлением ГКО от 18 августа 1945 года стоит подпись И. В. Сталина[329]. Следовательно, это было его личное обдуманное решение именно так распорядиться судьбой рядовой «власовской» массы.
По состоянию на 1 января 1946 года в ПФЛ и ИТЛ насчитывалось 228 018 человек спецконтингента, из них в ПФЛ — 125 812 и ИТЛ— 102 206. В ПФЛ строек НКВД находилось 45 162 человека (Медвежегорский № 313— 9195, Минеевский № 318 — 1 556, Московский № 319 — 3 055, Коломенский № 322 — 7 102, Киевский № 327 — 1 716, Тарусский № 328–366, Перовский № 329 — 2 593, Кутаисский № 331 — 7 553, Ливадийский № 332–543, ГУАС НКВД Грозненской обл. — 915, Сталинградское лаготделение № 2 — 298, Ленинабадский № 333 — 7 200, Омутнинское лаготделение — 510, Главпромстрой № 334— 2 560 человек). В смешанных ПФЛ находилось 10 354 человека (Таллинский № 316— 2 411 и Подольский № 174— 7 943 человека). В ПФЛ угольной промышленности содержалось 61 907 человек (Шахтинский № 048–555, Петровский № 240 — 9 466, Угольный № 283 — 8 316, Березниковский № 302— 16191, Тульский № 308— 5 234, Ворошиловградский № 310 — 1 447, Кемеровский № 314 — 4040, Прокопьевский № 315 — 16658 человек). В других ПФЛ находилось 8 389 человек (Калининский № 140— 1 801, Харьковский № 258 — 1 996, Северо-Уральский № 305–773, Дубровский № 317 — 1 820, Орехово-Зуевский № 325 — 1 999 человек). Остальной спецконтенгент содержался в ИТЛ ГУЛАГа, в том числе в Печорлаге— 8 406, Воркутлаге — 13 320, на строительстве № 500 — 15 000, в Норильлаге— 10 399, Ягринлаге — 389, Дальстрое — 34 680, Соликамстрое — 918, Ухтинлаге — 5 716, БАМе — 1 000, Усольлаге — 9 320 и Устьвымлаге — 3 058 человек[330].
В 1946–1947 годах численность спецконтингента, проходившего проверку в ПФЛ и ИТЛ, быстро сокращалась (главным образом в связи с массовым переводом этих людей на 6-летнее спецпоселение). К 1 января 1948 года количество проверяемого в ПФЛ и ИТЛ спецконтингента уменьшилось до 2923 человек[331].
Коллаборационистский контингент, направлявшийся на б-летнее спецпоселение, по учету Отдела спецпоселений МВД СССР и 9-го управления МГБ СССР условно и коротко назывался — «власовцы». Динамика их направления на поселение выглядела следующим образом: 1945 год— 4985, 1946 — 132479, 1947— 30 751, 1948–4575, 1949–3705, 1950–2078, январь — июнь 1951 года — 316 человек, и всего с 1945 года по 1 июля 1951 года получается 177 573 человека[332]. Уже на спецпоселении выяснилось, что в этот контингент были включены тысячи людей, которые, строго говоря, не находились на военной или полицейской службе у противника, а именно: лица, работавшие в немецких воинских частях конюхами, истопниками, плотниками и т. п., рядовые участники созданных немцами различных трудовых формирований и др. Причем в директиве МВД СССР № 97 от 20 апреля 1946 года «О порядке оформления материалов и направления для расселения на положении спецпереселенцев лиц, служивших в немецкой армии, «власовцев», легионеров и полицейских» прямо запрещалось направлять этих людей на 6-летнее спецпоселение, и они подлежали освобождению[333]. До 1 июля 1948 года из спецпоселения были освобождены 8943 человека как ошибочно причисленные к власовцам и лицам, служившим в немецких строевых формированиях[334].
В составе спецпоселенцев «власовцев» имелась и прослойка офицеров. По нашим оценкам, их было примерно 7–8 тыс., что составляло около 7 % офицеров, выявленных среди репатриированных военнопленных. Встает вопрос: если офицеры «власовцы» осуждались по 58-й статье как изменники Родине и отбывали наказание в лагерях и тюрьмах, то как могла образоваться офицерская прослойка в составе лиц, определенных на 6-летнее спецпоселение? Здесь имела место одна тонкость, связанная с разными критериями вынесения решения о предании суду или же о направлении на 6-летнее спецпоселение солдат и офицеров. В специальной инструкции, имевшейся у начальников ПФЛ и других проверочных органов, относительно солдат, подпадавших для перевода на 6-летнее спецпоселение, было записано следующее: «Лица, служившие в немецкой армии, в специальных немецких строевых формированиях (исключая трудовые), «власовцы», полицейские и легионеры»[335]. Относительно же офицеров, которых можно было не отдавать под суд по 58-й статье, а ограничиться переводом на 6-летнее спецпоселение, в той же инструкции было сказано: «Служившие в немецких строевых формированиях»[336]. Причем оговорка «исключая трудовые» была снята. Считалось, что эти офицеры добровольно работали в трудовых формированиях за дополнительное питание, сигареты и т. п. (у немцев действительно имел место принцип добровольности участия пленных офицеров на работах, который, правда, соблюдался не всегда), чего нельзя было инкриминировать солдатам, которых, не спрашивая их, немцы в принудительном порядке под конвоем гоняли на всякие работы. По специальному постановлению СНК СССР № 2678-735С от 22 октября 1945 года эти офицеры были лишены офицерских званий[337], а по приказу НКО СССР № 1046 от 5 февраля 1946 года направлялись на 6-летнее спецпоселение в Коми АССР[338].
На спецпоселении численность контингента «власовцы» постоянно снижалась. Часть их уже на спецпоселении была арестована и переведена в лагеря, колонии и тюрьмы. Весьма высоким у них был уровень смертности: за 1946–1952 года умерло почти 9 тыс. человек[339]. Тысячи людей были освобождены или бежали. 1 января 1949 года на учете спецпоселений состояли 135 319 «власовцев», из них в системе «Дальстроя» (Магадан) — 28 366, в Кемеровской обл. — 19 693, Молотовской — 15 355, Коми АССР — 8219, Иркутской обл. — 8064, Красноярском крае — 6233, Карело-Финской ССР — 5925, Таджикской ССР — 5772, Якутской АССР — 4048, Приморском крае — 3676, Амурской обл. — 3185, Киргизской ССР — 2974, Хабаровском крае — 2692, Читинской обл. — 2369, Башкирской АССР — 2263, Бурят-Монгольской АССР — 2142, Мурманской обл. — 1793 и в других регионах — 12 550 человек[340].
В марте 1949 года национальный состав 112 882 находившихся в наличии спецпоселенцев «власовцев» (без арестованных и бежавших) выглядел так: русские — 54 256, украинцы — 20 899, белорусы — 5432, грузины — 3705, армяне — 3678, узбеки — 3457, азербайджанцы — 2932, казахи — 2903, немцы — 2836, татары — 2470, чуваши — 807, кабардинцы — 640, молдаване — 637, мордва — 635, осетины — 595, таджики — 545, киргизы — 466, башкиры — 449, туркмены — 389, поляки— 381, калмыки— 335, адыгейцы— 201, черкесы— 192, лезгины — 177, евреи — 171, караимы — 170, удмурты — 157, латыши— 150, марийцы — 137, каракалпаки — 123, аварцы — 109, кумыки — 103, греки — 102, болгары — 99, эстонцы — 87, румыны — 62, ногайцы — 59, абхазцы — 58, коми — 49, даргинцы — 48, финны — 46, литовцы — 41 и другие — 2095 человек[341].
В приведенном национальном составе бросается в глаза одна странность— крайне незначительное количество латышей, эстонцев и литовцев (менее 300 человек), а их, по идее, должны были бы быть десятки тысяч. Но ничего странного в этом нет, так как с прибалтами случилась особая история. По постановлению Совмина СССР от 13 апреля 1946 года «О возвращении на родину репатриантов— латышей, эстонцев и литовцев» лица этих национальностей — постоянные жители прибалтийских республик, служившие по мобилизации в немецкой армии, легионах и полиции в качестве рядовых и младшего командного состава, освобождались от перевода на 6-летнее спецпоселение и из ПФЛ и ИТЛ подлежали направлению в Прибалтику