Мемуаристы убеждены, что «поле боя» осталось за Молотовым и Хрущевым: «Берия и Маленков остались в меньшинстве, — рассказывает Микоян. Это, конечно, стало большим ударом по их авторитету и доказательством того, что они не пользуются абсолютным влиянием. Они претендовали на ведущую роль в Президиуме, и вдруг такое поражение!» Хрущев утверждал, что «Берия с Маленковым отозвали свой документ. Мы даже не голосовали и не заносили в протокол результаты обсуждения».
Молотов помнит более точно: была создана комиссия в составе Берия, Маленков, Хрущев, Молотов. Однако, они с Хрущевым успели согласовать свои позиции и при телефонном обсуждении текста резолюции «Берия уступил мне, видно, Хрущев его уговорил».
Действительно, Хрущев в тот же день увиделся с Молотовым, и они договорились о единстве действий. Молотов «тут же предложил мне перейти с ним на «ты». Я, в свою очередь, сказал, что тоже доволен, что Вячеслав Михайлович занял такую правильную позицию».
На самом деле, все было не совсем так, хотели представить победители Берия в своих мемуарах. В постановлении Совета Министров 2 июня 1953 г. действительно говорилось о том, что руководством СЕПГ «неправильно был взят курс на ускоренное строительство социализма в Восточной Германии без наличия необходимых для этого реальных как внутренних, так и международных предпосылок». Иными словами, Молотов добился своей формулировки. Однако заканчивалось постановление тезисом, что «в настоящее время главной задачей является борьба за объединение Германии на демократических и миролюбивых началах». По тексту документа, «объединение Германии» — более важная задача, чем «строительство социализма».
Решающую роль играют, конечно, не формулировки, а реальные шаги. 2 июня в Москву приехали Гротеволь и Ульбрихт. Увидев текст постановления СМ СССР, руководство ГДР было в шоке. Ульбрихт попытался составить проект постановления ЦК СЕПГ, признававший лишь отдельные ошибки и недочеты. Но это не прошло: Берия в грубой форме критиковал Ульбрихта, который «не любит собственный народ» и устроил в ГДР культ своей личности. Руководству СЕПГ жестко было рекомендовано немедленно сменить внутриполитический и социально-экономический курс.
По словам Судоплатова, еще в апреле («перед самым Первомаем») Берия руководствовался планом «ликвидации ГДР». «Он сказал мне, что нейтральная объединенная Германия с коалиционным правительством укрепит наше положение в мире. Восточная Германия, или Германская Демократическая Республика, стала бы автономной провинцией новой единой Германии. Объединенная Германия должна была стать своеобразным буфером между Америкой и Советским Союзом, чьи интересы сталкивались в Западной Европе».
Одним из условий объединения Германии было продление на 10 лет срока выплаты репараций в виде оборудования для восстановления промышленности и строительства автомобильных и железных дорог в СССР, что позволило бы решить транспортные проблемы. «Репарации составляли примерно 10 миллиардов долларов — это сумма, которую раньше мы рассчитывали получить в виде кредитов от международных еврейских организаций для восстановления народного хозяйства», — считал Судоплатов.
Берия уступил Молотову при обсуждении вопроса лишь потому, что не считал важными конкретные формулировки и проводил «свою линию и, спекулируя лозунгом демократической, объединенной и нейтральной Германии, сказал: нам вообще не нужна постоянно нестабильная социалистическая Германия, существование которой целиком зависит от поддержки Советского Союза».
5 июня 1953 года в Германию прибыл Семенов, вновь назначенный верховный комиссар, для наблюдения за выполнением московских директив «не форсировать ход социалистического строительства и добиваться воссоединения Германии». Семенов настаивал на скорейшем ответе, утверждая, что ГДР станет автономной областью в составе объединенной Германии.
«Новый курс», провозглашенный в ГДР привел к тому, что «у большинства граждан ГДР возникло впечатление, что СЕПГ под давлением западных держав и церкви отказывается от строительства социализма в пользу единой капиталистической Германии, образование которой не за горами».
Так или иначе, 17 июня 1953 года в ГДР вспыхнуло восстание. И сам министр внутренних дел, и его ближайшие помощники оказались на неделю выключены из политической жизни СССР. Перед арестом «Берия был в Берлине на подавлении восстания — он молодец в таких случаях. У нас было решение применить танки, подавить. И возможно, что он вылетал, этого я не знаю, но помню, что решили принять крутые меры, не допустить никакого восстания, подавить беспощаднейшим образом. Допустить, чтобы немцы восстали против нас?! Все бы закачалось, империалисты бы выступили, это был бы провал полнейший. Когда стала поступать информация о событиях в ГДР, Берия был в числе первых, который сказал: «Обязательно! Беспощадно! Безотлагательно!» В Берлин полетели Гоглидзе и Федотов, на тот момент — начальники управлений МВД. А они были бы очень нужны Берия в Москве «присматривать за Хрущевым и Жуковым».
Именно то, что Берия на несколько дней уехал из Москвы, позволило Хрущеву «переагитировать» Маленкова. Пока Лаврентий Павлович был в Москве, это было трудно сделать. Конечно, после спора по германскому вопросу можно было говорить о поддержке Молотова, но этого было мало. Хрущев и сам вспоминает, что каждый, с кем он говорил об «опасности Берия», спрашивал: «а как Маленков?» Поэтому начинать надо было с того, чтобы «переубедить» именно Председателя Совета Министров.
Сейчас трудно сказать, какие именно Хрущев нашел аргументы. Сам он считает, что его слова упали на подготовленную почву, и Маленков тяготился союзом с Берия. «Я не раз говорил Маленкову: «Неужели ты не видишь, куда клонится дело? Мы идем к катастрофе. Берия подобрал для нас ножи». Маленков мне: «Ну, а что делать? Я вижу, но как поступить?».
Что за «ножи» подобрал Берия? И кто это «мы», в данном случае? Кажется, что «мы» — Хрущев и Маленков, и «ножи подобраны» для них. Можно полностью согласиться с утверждением, что «к лету 1953 г. ведомство Берии накопило материалы, которые могли дискредитировать Маленкова, Хрущева и других членов Президиума ЦК. Он поставил вопрос об аресте бывшего секретаря ЦК и министра госбезопасности С.Д. Игнатьева — ставленника Маленкова, был арестован бывший начальник следственной части МГБ по особо важным делам М.Д. Рюмин, который мог дать показания на Маленкова и Хрущева».
Важно учесть и еще один факт. В конце мая 1953 года в МГБ прошел ряд перемещений. Рясной был переведен из центрального аппарата руководителем УМВД Москвы и Московской области (вспомним, что однажды Берия так уже освобождал место для Кобулова переводом Журбенко). Исполняющим обязанности начальника 2 управления стал полковник А.М. Коротков, а генерал-лейтенант Савченко остался его заместителем (!), причем был понижен с должности 1 заместителя до «просто» заместителя. 21 мая Питовранова перевели с должности заместителя начальника 2 управления (разведка) на должность 1 заместителя начальника 1 управления. Еще одним заместителем стал Алексей Васильевич Тишков. До службы в центральном аппарате он был заместителем уполномоченного МГБ-МВД в ГДР генерал-майора Михаила Васильевича Каверзнева. 30 мая Судоплатов стал начальником 9 отдела (террор за рубежом).
Из всех этих решений знаковыми были, конечно, замена Рясного на Короткова и понижение Савченко (видимо, с перспективой перевода). Как мы помним, они считались «людьми Хрущева». У секретаря Президиума ЦК КПСС стало намного меньше возможности контролировать аппарат МВД. И последствия этих решений не могли не сказаться очень быстро: Хрущев сразу пошел к Маленкову объяснять: «Мы идем к катастрофе. Берия подобрал для нас ножи».
В общем, прав Владимир Тольц, что «Берлинское восстание для Советского Союза кончилось тем, что был смещен Берия». 26 июня 1953 года он был арестован при странных обстоятельствах. В данном исследовании я не буду изучать сложные и противоречивые свидетельства обстоятельств его ареста. Очевидно, что личного оружия Г.К. Жукова и других участников «задержания» министра был недостаточно. Ключевой вопрос заключается в том, почему Берия не ждал контрударов Хрущева и не предпринял мер защиты. Но для нашей проблемы «взаимоотношение Партии и ВЧК» это не имеет принципиального значения.
Важнее вопрос о «планах Берия». При изучении его позиции по «германскому вопросу» неизбежно возникает такое же недоумение, как и по «украинскому вопросу». В конце мая он столкнулся с консолидированной позицией Хрущева и Молотова. Противников стало больше, на чем основана уверенность Берия, что он сможет контролировать ситуацию?
«План Берия» по германскому вопросу являлся секретом внутри страны, и Судоплатов признает, что он означал бы «уступки с нашей стороны, но проблема могла быть решена путем выплаты нам компенсации, хотя это было бы больше похоже на предательство». Если уж сочувствующий в данный момент Берия Судоплатов вынужден признать, что все «очень похоже на предательство», то что считали все остальные?
Определенную роль могла сыграть внешнеполитическая ситуация. Берия явно рассчитывал на поддержку английского руководства. 11 мая 1953 года Черчилль выступил с большой внешнеполитической речью в палате общин и в который раз призвал к немедленному созыву встречи в верхах «большой четверки», чтобы умиротворить Европу «новым Локарно». Черчилль больше не исключал нейтральной Германии. Причем, премьер-министр Великобритании первым поставил под вопрос аксиому западной аргументации 40—50-х годов, гласившую, что нейтральная Германия, якобы, автоматически окажется под контролем СССР. Берия хотел использовать академика Майского, который, с его точки зрения, «важная и идеальная кандидатура для того, чтобы осуществить зондаж наших новых инициатив на Западе, — вспоминал Судоплатов. — Он мог завязать личные контакты на высоком уровне, чтобы проводить нашу, резко изменившуюся после смерти Сталина политику».
Что на самом деле планировал министр внутренних дел? Когнитивная проблема заключается в том, что нам, на первый взгляд, трудно выстроить единую, непротиворечивую версию реальности.