«комар носа не подточит». Да, чтобы еще и прилично выглядеть на международной арене. И ей, Германии это, видимо, сделать удалось, с помощью нашей «пятой колонны». Уж чего-чего, а хитрости и коварства Гитлеровским подручным было не занимать. А что же наши? Неужели, «лопухнулись»? Скорее всего, да. Правильно, между прочим, замечено в русской пословице: «На то в реке и щука, чтоб карась не дремал». И всему, что сказано выше, удивляться не следует. Все, как в шахматах. Белые начинают и получают определенное преимущество. Черные могут сделать ответный ход только после хода белых фигур. А если ход белых очень сильный? Черные получают безвыходную позицию и проигрывают. Так и в нашем случае. Германия в 1941 году все время играла, как бы, белыми фигурами. Советский Союз все время предпринимал лишь ответные шаги. Ну, что делать? Так сложилась международная обстановка, такой был расклад сил. В данном же конкретном случае, надо было представить мировой общественности, а точнее, Международному военному трибуналу убедительные факты, что именно Германия являлась агрессором по отношению к нашей стране, а не наоборот. Как это так, воскликнет читатель, да всё давно ясно, что это Германия напала на нас. Даже известно, что Молотов по радио говорил об этом. Мы уже познакомились с тем, что нам говорил по радио товарищ Молотов, но суд, в данный момент, интересовала не речь нашего министра иностранных дел, а неопровержимые доказательства. Вот с этим-то у нас, видимо, было «туго», если пришлось уламывать строптивого немецкого фельдмаршала на дачу нужных нам показаний. Не надо забывать, что у обвиняемой немецкой стороны, в соответствии с буквой закона, были защитники, — свои юристы международного права, и они представляли суду свои документы. Не просто так, во времена Н.С. Хрущева, когда издавались материалы Нюрнбергского процесса, старались не особенно выпячивать деятельность немецких защитников на суде, о чем я говорил выше, приводя пример с д-ром Заутером.
На беду Н. Зори, желание нашего правительства и цели заговорщиков, в какой-то степени, совпадали. Что случилось 21 и 22 июня, каждая сторона хотела исказить в свою сторону. Правительство мы оставим в стороне, т. к. оно имело благие намерения. Кроме того, не мог же Молотов во всеуслышание заявить, что, дескать, наша «пятая колонна», нам палки в колеса вставляла.
Речь, в данный момент, идет о заговорщиках. Им то, как раз хотелось представить факты таким образом, чтобы на них не падала тень подозрений. Поэтому-то они, в лице того же Жукова, с помощью Руденко, и могли оказывать давление на Паулюса координируя его поведение на суде в нужном для них русле не вызывая особых подозрений. А как же Паулюс? Неужели он согласился участвовать в афере? Во-первых, он думал о семье. Во-вторых, о себе. Не настолько же он был глуп, чтобы не понимать, для чего делаются документы на другую фамилию, когда ты — есть Паулюс? В-третьих, он, думается, понимал вину Германии перед советским народом, а данные «игры», под руководством Жукова и Руденко, воспринимал по-философски: зло есть везде.
Помните, обещал читателю, что вернемся к рассказу бывшего заместителя министра иностранных дел В.С. Семенова по поводу его высказываний о неформальной истории, в смысле противопоставления документам, как историческому факту, а также по поводу «революции»? Милости прошу.
«Я был представителем военной администрации в Германии. Звонок:
— Это Сталин говорит. Передаю трубку Молотову.
— Слушаю, Вячеслав Михайлович.
— Вам поручается поехать в Нюрнберг и посмотреть, как там наша прокуратура работает.
— Будут ли какие установки, Вячеслав Михайлович?
— Установок нет, сами разберитесь.
Я поехал в Нюрнберг, посмотрел: Руденко, Смирнов ведут дело хорошо. Я жил там недели две-три, потом их собрал и сказал: „Вы ведете дело правильно. Я — политический советник маршала Жукова, разрешите, я отбуду к месту назначения и доложу об этом товарищу Сталину“».
Отрывок воспоминаний Владимира Семеновича маленький, но комментарий можно давать по каждому слову. Во-первых, опять Сталин в неприглядной роли: работает секретарем-помощником у Молотова. И номерочек наберет и трубочку передаст. Для чего был междугородный звонок по ВЧ из Москвы? Семенову поручили выяснить, как на процессе в Нюрнберге работает прокуратура. Обратите внимание, как хитро, Владимир Семенович пытается выяснить у Москвы, какую позицию он должен занять при проверке? Дальше очередной кроссворд. Человек пробыл в командировке около трех недель, выяснил что «ведете дело правильно», но затем, в соответствии, с его же, выводами, как делается «революция», он должен был испросить разрешения (у кого?) и убыть к месту назначения. А потом доложить «товарищу Сталину», который на момент приказания Семенову, по данному делу, передал трубку Молотову. Разумеется, что по прибытии в Нюрнберг, он представился руководителю делегации советских представителей и объяснил там свое присутствие. Но, чтобы кого-то просить, с целью вернуться к себе на постоянное местопребывание в Германии, — что-то не вяжется по делу? У него же был статус проверяющего от Москвы? Помните, что я, ранее, говорил о неформальном главенстве в тайной иерархии? Да, и сам Владимир Семенович, признавал, что многое зависит, даже от телефонного звонка. Значит, Семенов или знал или догадывался кто в «доме» главный, коли спрашивал разрешение на отъезд? А фраза: «Я — политический советник маршала Жукова»? Это ли не пароль для Р. Руденко — «я свой». Какую же информацию после этого он передал в Москву? Не было ли это связано с делом Н. Зори? Вопрос только, на какой стадии?
Но вернемся к нашему обреченному обвинителю. Немецкая сторона, представляя документы по защите своих клиентов, видимо, натолкнула Н.Д. Зорю на мысль, что тут не все «чисто» у нас, в плане нападения Германии. Не надо забывать, что помимо Германии, нам официально объявили войну Финляндия, Румыния, Венгрия и Италия. Ведь, с их стороны были же представлены нам определенные аргументы, которые характеризовали нарушение договорных обязательств. Пусть, с нашей точки зрения, они были лживы (и то, как сказать?), но на их основе были прекращены мирные соглашения и вступали в силу ультимативные заявления о начале военных действий против нашей страны.
Надо полагать, что Н.Д. Зоря, наткнувшись на неожиданные для него материалы и вызвавшие у него подозрение, решил поделиться своими сомнениями и тревогой с вышестоящим начальством. Помните, в статье польской журналистки, где она пишет:
«попросил своего непосредственного начальника, генерального прокурора СССР Горшенина, немедленно отправить его в Москву для доклада Вышинскому…».
Трудно сейчас проверить, кого именно он просил об отправке и с кем именно поделился своими соображениями по найденным документам, но то, что он рвался на встречу с Вышинским — это факт, так как именно Андрей Януарьевич курировал деятельность советских государственных обвинителей. А то, что это нарушало планы нашей «пятой колонны» — несомненный факт. Если бы, Н.Д. Зоря, как обвинитель, своими действиями внес бы сбой в работу государственной машины, то его просто бы заменили кем-нибудь другим, более компетентным в данных делах. Вдумайтесь те, кто сомневается в деле убийства Н. Зори? Зачем же Сталинскому руководству затевать «мокрое дело» в Нюрнберге? Правильнее предположить, что его убрали люди, кому могли помешать имевшиеся у Н. Зори документы здесь, в Нюрнберге. Неспроста же тормозился его выезд в Москву к Вышинскому. К тому же в Москве, «убрать» Н. Зорю было бы значительно труднее, а здесь все под рукой и проведение следствия будет сильно затруднено, так как чужое государство.
Так все и случилось. У сына, Юрия Николаевича Зори сохранилось письмо из Германии, которое приводится в данной статье польской журналистки. Конечно, оно представляет определенный интерес, но, как всегда требует пояснений. К тому же не забывайте временной отрезок в сорок лет и фактор человеческой памяти.
«Уважаемый господин Юрий! В мае 1946 года мне позвонили из секретариата Сталина домой, в Лейпциг. Приказали к утру сделать цинковый гроб для транспортировки Вашего отца в Москву. Приказ был выполнен в срок, Вашего отца доставили на аэродром. В это время испортилась погода. Самолет в течение нескольких часов не мог вылететь. Из секретариата Сталина пришел новый приказ: похоронить на месте. Что и было сделано. Перед погребением никакой экспертизы не проводилось. Через год его останки были извлечены и кремированы. Жена, к сожалению, не помнит, на каком кладбище похоронен Ваш отец».
Значит, Москва все же затребовала тело Николая Дмитриевича, если «приказали к утру сделать цинковый гроб для транспортировки…». А почему не отправили? Потому что был явный саботаж с отправкой. Как прикажите понимать такое: «Самолет в течение нескольких часов не мог вылететь». Так, говорят, что погода была нелетная. А откуда узнал об этом немецкий друг Юрия Зори? Он что, был на аэродроме? Или ему было достаточно посмотреть на небо и определить, что погода не летная? Это ему сказали после того, как «заговорщики — убийцы» добились захоронения тела Н.Д. Зори на немецкой земле. Сам же пишет: «пришел новый приказ: похоронить на месте». Немецкий друг Юрия Зори, скорее всего, представлял похоронную контору, если был в курсе всех этих дел. Обратите внимание, с какой тщательностью убийцы заметали следы: «Через год его останки были извлечены и кремированы». Ну, не из секретариата же Сталина, могло последовать такое распоряжение, если ранее требовали доставить тело? Таким образом, были обрублены все концы, чтобы только воспрепятствовать эксгумации тела.
Но в чем виделась опасность для заговорщиков, исходящая от Н. Зори? Видимо, работая с документами, представленными немецкой стороной он мог раскрыть механизм начала Германской агрессии и в дальнейшем выйти на лица, из числа советских высокопоставленных партийных чиновников и военных. Н. Зоря, надо полагать, проводил многочисленные допросы немецких военных чинов, которые в качестве военных консультантов были в странах союзников Германии по агрессии, и «