и Хийумаа (Даго) — на Ленинградский.
Командуют обороной на островах сухопутные командиры. Береговая оборона остается за командованием КБФ, которое ставит ей задачи“».
Как известно, 23 июня Жукова не было в Москве, поэтому никакие приказы он подписывать не мог. Более того, 23 июня уже не существовало Прибалтийского военного округа, в широком смысле, этого слова. Округ, ранее, был преобразован в Северо-Западный фронт. Но, если присутствует начальник Генерального штаба Жуков, то это решение было, скорее всего, принято до войны, 21-го июня. Хотя подобное решение могло быть принято и вновь образованным Северо-Западным направлением. Но привлекать внимание читателя к персоне Мерецкова, как впрочем, и к Ватутину, цензура посчитала крайне опасным явлением. Пусть лучше Жуков останется. Ему выкручиваться не впервой. К тому же в кутузке не сидел, как Кирилл Афанасьевич. Ясное дело, что подобное решение было делом недобрым. Тут и без Кузнецова понятно, что разваливается оборона, очень важных в стратегическом плане, группы островов из Моонзундского архипелага. Очередное через, чур, «умное» решение, то ли Генштаба, то ли Ставки, то ли новообразованного Северо-Западного направления?
Кузнецов, наверное, за голову хватался, когда его знакомили с копиями документов выходящих из-под пера новоявленного командования, особенно, касающихся деятельности флотов.
«Получив для сведения копию этой телеграммы, я был искренне огорчен. До войны Наркомат Военно-Морского флота настойчиво требовал от командования береговой обороны, чтобы оно было готово командовать различными родами войск и полностью отвечать за оборону островов. Однако согласно телеграмме сухопутные части оставались в подчинении военных округом. Кроме того, войска на двух находившихся рядом островах, имевшие одну оперативную задачу, подчинялись разным округам».
Читатель, я думаю, давно обратил внимание на то обстоятельство, как недруги страны переворачивали оборону государства с ног на голову. Все, что было отработано до войны и гласно было доведено до командования на местах, и оно знало, что необходимо делать в случае агрессии врага, вдруг утрачивало свою значимость. Более того, взамен предлагались заведомо ошибочные действия, если не сказать больше — преступные. Все это создавало невообразимую мешанину, которая просто являлась тормозом в принятии правильных решений.
Стилистика данных мемуаров вызывает, иной раз, скептическую усмешку. Надо же такое написать: огорчен.
Это когда жена забыла положить чистый носовой платок в карман брюк адмирала, можно сказать, что огорчен ее невниманием. А здесь речь идет о судьбах тысяч моряков и красноармейцев. Возмущаться надо по поводу творимых безобразий, а не прикладывать к глазам «просроченный» платок, убирая набежавшую слезу. Понять искренность чувств адмирала можно, но согласиться — нет!
«Правда, ход событий вскоре заставил подчинить все войска коменданту островного района генерал-майору А.Б. Елисееву, но затяжка с решением этого вопроса отрицательно повлияла на дело.
Флотское командование смогло по-настоящему взяться за организацию противодесантной и сухопутной обороны лишь тогда, когда враг уже занял Либаву и Ригу».
Тут вопрос стоит уже не с затяжкой принятия решения, иначе получается уход от постановки вопроса: кто же был виноват ранее? — а понимание того, кто же впоследствии принял правильное решение? Если Кузнецов не приписал себе подобную мудрость, а редактура не заострила на этом моменте внимание читателей, следовательно, это были мероприятия последующих преобразований в руководстве страны, и как следствие — в армии и на флоте. Знакомое нам ГКО, затем реформируемая Ставка, и в конце мероприятий проводимых Сталиным, очищение, от скомпрометировавших себя военных из Наркомата обороны и Генерального штаба. Уточним, что Рига пала 1-го июля 1941 года. Через несколько дней Ворошилов был назначен новым Главкомом Северо-Западного направления, взамен Мерецкова. Поэтому и произошли подвижки в изменении структуры управления Моонзундских островов, в частности.
Так что в свете изложенного, стоит ли удивляться необычной рокировки в смене командования Либавской военно-морской базы, и почему с ней случилось столько неприятностей?
Кроме всего перечисленного выше, есть еще данные о том, как Балтийское начальство «озаботилось» о своем форпосте на юге Балтике по началу войны и прочих сюрпризах начала войны.
Вот штурман бомбардировочного полка Петр Ильич Хохлов хочет поделиться своими воспоминаниями о тех трагических днях.
«Неспокойно было весной сорок первого. Немецко-фашистские оккупанты уже маршировали по многим странам Европы. Прибрали к рукам Польшу, запахло порохом у нашей государственной границы.
Мне и моим товарищам по оружию все чаще приходили в голову напутственные слова М. И. Калинина: „Готовьтесь ко всяким неожиданностям“. И мы готовились. Наши самолеты были рассредоточены, личный состав в состоянии повышенной готовности. Сообщение 22 июня о вероломном нападении Германии на Советский Союз, хотя было ошеломляющим, но не застало нас врасплох».
Ссылаться на «Всесоюзного старосту» Калинина, мне кажется, не самый удачный пример идеологического воздействия на массы, в то, предвоенное время. Да, но не на Сталина же было ссылаться во времена написания мемуаров? Он же, как твердили народу в ту пору, развитого социализма, вообще отказывался верить, что будет война с Германией. Будет Иосиф Виссарионович призывать военных к чему-нибудь хорошему? Ограничились «нейтральным» — Михаил Ивановичем. Хотя, его с большим натягом можно было отнести к людям связанным с армией. А уж, приписываемая ему фраза: «Готовьтесь ко всяким неожиданностям», по нашей теме, вообще, отдает определенной двусмысленностью. Чего-чего, а этого добра честные служаки хлебнули в полной мере.
По-поводу состояния повышенной боевой готовности данной воинской летной части, можно сказать, следующее: «Повезло, что были далеки от границы». Это уже после речи Молотова по радио, во второй половине дня 22-го, прояснилось: кто на кого? А до этого, что летуны делали? Тоже, небось, в увольнительных отдыхали по воскресному дню?
«По команде в считанные минуты выстроился на летном поле личный состав полка. На митинге выступают пилоты, штурманы, стрелки-радисты, техники, механики. Речи короткие, но полны горечи, гнева и боли, ненависти к врагу и неукротимой воли дать сокрушительный отпор зарвавшемуся агрессору.
В каждом выступлении — беспредельная преданность Родине. Звучат слова:
— Наш экипаж не дрогнет в бою…
— Наше звено будет беспощадно громить фашистских извергов…
— Наша эскадрилья выполнит любой боевой приказ командования…
— Летчики не пожалеют жизни во имя победы над кровавым фашизмом. Подлый враг будет разбит…».
Но это было на митинге. А в реалиях суровой действительности, как проистекали события? Разумеется, как и везде. Неужели, думаете, автор Хохлов не знал, как было по войне на самом деле?
«Война на Балтике началась внезапным массированным ударом фашистской авиации по аэродромам Прибалтийского военного округа, военно-морским базам Либава (Лиепая), Виндава (Венспилс) и по Кронштадту. Корабли противника начали ставить мины в водах операционной зоны Краснознаменного Балтийского флота».
Вот это, как говорится, уже «теплее», то есть, ближе к истине. Правда о войне, к сожалению (или по счастью?), не в кабинетах высокого военного начальства обитает. Свой брат-летчик, все расскажет, как и почему? А насчет мин — это уже для нашего читателя устаревшая информация. Знаем, что немцы, в наглую устанавливали их 21 июня (и даже раньше), и практически перегородили Финский залив, пользуясь прямым попустительством нашего высокого морского начальства во главе с командующим Трибуцем.
И начались у летчиков морской авиации трудовые будни войны.
«После митинга на аэродроме командир полка майор Н. В. Абрамов (он только что получил это назначение) приказал подготовить экипажи к вылету для удара по кораблям противника в море. Несколько экипажей третьей эскадрильи тут же пошли на разведку в южную часть Балтийского моря».
Ниже мы узнаем, как прошла воздушная разведка, и какое решение по ней приняло высокое начальство. Судя по всему, оно не очень-то было обеспокоено ведением активных военных действий против немцев, хотя как сказано выше, экипажи во второй половине 22 июня уже получили установку на готовность к вылету на боевое задание.
«…Первым боевым днем нашей части надо считать 24 июня. Ранним утром полку была поставлена боевая задача: во взаимодействии с 57-м бомбардировочным авиаполком (БАП) нашей 8-й авиабригады уничтожить морской десант противника (?), обнаруженный в Балтийском море, в 35 километрах севернее военно-морской базы Либава. Запасная цель — корабли и транспорты в порту Мемель (Клайпеда)».
Не очень-то торопились «обрадовать» немцев своим появлением в воздухе. К тому же, какая новость! Что же могла обнаружить воздушная разведка севернее Либавы? Того, чего нет? Это, какие же немецкие десанты могли быть севернее базы, когда от нее, Либавы, до границы рукой подать? Прямо чудеса! Чьей же фантазией руководствовалось высокое начальство, направляя на бомбардировку несуществующего врага целых два полка бомбардировочной авиации?
Посмотрим, однако, как развивались события в последующем.
«В 11.30 — команда на взлет.
36 самолетов ИЛ-4 (ДБ-3Ф) четырьмя девятками (эскадрильями) взмывают в воздух, строятся в боевой порядок и ложатся на заданный курс — город Пярну, а от него в расчетное место в море, где должен находиться десант противника. Ведущий группы — заместитель командира полка, капитан К. В. Федоров, штурман — автор этих строк. Ведущие в эскадрильях — М.Н. Плоткин, В.А. Гречишников, К.Е. Беляев, Н.В. Челноков».