Мальчишка: Но Ленин же умер!
Троцкий: Да, Ленин умер, но Троцкий-то жив!
В Кремле. Пустое фойе. Из зала доносятся шум, свист, аплодисменты, крики.
Входят Молотов и Ворошилов.
Ворошилов: Что теперь будет?
Молотов: Н-не знаю.
Ворошилов: Проклятые бабы!
Молотов: Особенно сестренка…
Входит Микоян.
Микоян: Все кончено, Сталин отвел свою кандидатуру.
Молотов: Ему н-ничего не оставалось. Та бумажка, которую зачитала сестра Ленина, все погубила.
Ворошилов: Теперь этот гад Троцкий снова на коне.
Входит Ягода.
Ягода: Товарищи! Сталин просил передать, чтобы вы не отчаивались. Он велел организовать возмущение делегатов. Пусть требуют нового голосования.
Ворошилов: И что это даст?
Ягода: Сталин говорит, из глубинки понаехало много всякого народа, который в ситуации слабо разбирается. Надо им втолковать, что сейчас решается, кому будет принадлежать Россия, русским или евреям.
Молотов: Что ж, попробовать можно.
Микоян: Делегатов с Кавказа беру на себя.
Ворошилов: А я ту часть армии, которая обижена.
Молотов: А я — всех остальных.
Все уходят. Через некоторое время слышится шум, затем — овации.
Входят Молотов, Ворошилов и Микоян.
Ворошилов: Вот это была речь!
Микоян: Все повернулось в тот момент, когда он деликатно намекнул делегатам, что Троцкий даже на похороны Ленина не соизволил явиться.
Молотов: Коба всегда находит самые правильные слова.
Входит Сталин.
Микоян: Поздравляю, товарищ Сталин!
Ворожилов: Жму руку!
Молотов: Молодец, Коба!
Сталин: Спасибо, друзья. Моя победа — это ваша победа.
Входит Троцкий.
Троцкий: Джугашвили!
Сталин: В чем проблема, товарищ Троцкий?
Троцкий: Будь осторожен! Я не позволю тебе погубить страну, которую создал собственными руками!
Сталин: Слышали? Угрожает! (Троцкому.) Товарищ Троцкий! Или вы уже не Троцкий? Если я — не Сталин, а Джугашвили, то и вы, быть может, снова стали Бронштейном? Итак, товарищ Бронштейн, кажется мне, что не зря вас обвиняют в бонапартизме. Я ничего погубить не могу, потому что в одиночку партией командовать не лезу. А вот вы лезете! По-доброму советую подчиниться воле большинства. Кто ставит себя выше партии, с тем партии не по пути.
Все кроме Троцкого уходят.
Троцкий(один): Маркс ошибался, революция пожирает не детей своих, а отцов. (Уходит.)
Конец первого акта
Акт второй
В Крыму. Молотов и Микоян играют в теннис.
Микоян: Твой бросок, товарищ Молотов.
Молотов: Не бросок, а подача, товарищ Микоян.
Микоян: Ах, голова, голова! Опять перепутал теннис с кеглями. Как был босоногим мальчуганом из Санаина, так и остался. Никогда мне не стать английским лордом, с детства привычным к праздности. Ни отец мой, ни мать ни минуты отдыха не знали, работали день и ночь. Отец за верстаком, мать — на кухне. Кто бы подумал, что их сын станет министром.
Молотов: Не министром, а народным комиссаром.
Микоян: Ну да, комиссаром. Но что по делам торговли, то не удивительно. У каждого народа в этом мире свое место. Мы, армяне, — торговцы и ремесленники.
Молотов: Если партия направит, будешь и другими делами заниматься.
Микоян: Нет-нет, например, комиссара по делам обороны, вроде Ворошилова, из меня никогда не получится. Это ваша, русских, профессия, воевать и в машинах копаться.
Молотов: Ничего, на свете всякое бывает. Вот, возьми мою Жемчужину: слабая женщина, а партия велела — стала директором.
Микоян: Твоя Жемчужина — натуральная жемчужина. План у нее всегда выполнен тютелька в тютельку, доходы в казну растут. Пудра, помада, духи — с прилавков все исчезает моментально. Против природы не попрешь — что бы ни было, кровавый царский режим или наша справедливая советская власть, женщина все равно хочет хорошо выглядеть.
Молотов: У нас бы нашлось время на нее внимание обратить…
Микоян: Не беспокойся, товарищ Молотов, теперь, когда неуемный Троцкий выслан в Турцию, нас наконец ожидает спокойная, созидательная жизнь. Под руководством великого Сталина оденем, обуем и накормим народ — впервые в истории человечества.
Молотов: Будем надеяться. (Подает.)
В Кремле. Сталин.
Сталин: Бим-бом, бим-бом, звонят кремлевские куранты. Вся Россия у моих ног! Я, нищий грузин, поставил на колени великий народ! Что дальше? Теперь надо создать могучее государство, такое, какого не было со времен Александра. Русский человек ленив? Ничего, у меня они так станут вкалывать! До посинения!
Входит Молотов.
Молотов: Здравья желаю, товарищ Сталин!
Сталин: А, Молотштейн! Хорошо отдохнул, вижу. Загорелый, веселый. Ну что ж, начнем работать. Докладывай, что у нас с экономикой.
Молотов: Все очень даже неплохо, товарищ Сталин. Сельское хозяйство развивается, крестьяне довольны положением и просят расширить их свободы, а также разрешить им приобретать землю в частную собственность. Ремесленники хотят создавать больше артелей, ибо это дает им материальный стимул лучше работать.
Сталин: Бери ручку и записывай. Никаких свобод крестьяне не получат. Вернее, получат, но только одну свободу — добровольно вступить в колхоз, взяв туда с собой все свое имущество.
Молотов: А если кто-то не захочет воспользоваться этой свободой?
Сталин: Советский человек — и не рвется в колхоз?
Молотов: П-понятно.
Сталин: Отдельная история с кулаками. Они разжирели за счет бедняков. Поэтому коллективизации им мало. Всех в Сибирь!
Молотов: С-совсем всех?
Сталин: А для кого ты хочешь сделать исключение? Родственники что ли есть или друзья?
Молотов: Н-нет, нету.
Сталин: Значит, идем дальше. С артелями тоже пора покончить. Видеть больше не могу эту отсталую страну. Все ресурсы — на развитие тяжелой индустрии. Нам нужен бросок вперед, чтобы года через два-три, максимум через пять наше машиностроение выпускало столько же продукции, сколько Европа, и даже больше.
Молотов: Это трудно.
Сталин: А кто тебе сказал, что в жизни все должно быть легко? Фараонам каково было пирамиды строить? Можешь себе представить, сколько народу там полегло? Но воздвигли! А сейчас — не было бы пирамид, знал бы ты о существовании фараонов? Вот так-то. Все. Ты свободен. Пока, во всяком случае.
Молотов: С-слушаюсь.
В Кремле. Аллилуева печатает.
Входит Яков с забинтованной головой.
Аллилуева: Ой, Яшка! Вернулся! Мы так беспокоились о тебе.
Яков: А что обо мне беспокоиться. Лопух был, лопухом и остался. Застрелиться — и то не сумел. Промазал с десяти сантиметров. Папа прав, ни на что я не гожусь.
Аллилуева: Глупости. Не должен человек на себя руку поднимать. У тебя просто не хватило терпения. Рано или поздно отец примирился бы с вашим браком.
Яков: Плохо ты моего папаню знаешь, хоть ему и жена. Ох, если бы ты видела, как он на меня посмотрел! Как орел на червяка.
Аллилуева: Тебе, Яшка, лучше бы из Москвы уехать.
Яков: Куда? В Тбилиси? Там как все полезут с просьбами, с вином — рехнуться можно будет.
Аллилуева: У моих родителей в Ленинграде большая квартира, бывшая явка. Можете пока поселиться там. С работой проблем не будет, началась индустриализация, и рабочие руки нужны везде.
Яков: Я ничего не умею.
Аллилуева: Пойдешь на курсы.
Яков: На какие?
Аллилуева: Да все равно! Важно не то, на какой ты должности, а что ты за человек. Хоть на электромонтера выучись, как мой отец. Помнишь, что Ленин говорил? Коммунизм это советская власть плюс электрификация всей страны.
Яков: Папа не позволит. Опять скажет, что я его порочу.
Аллилуева(после паузы): Прочти. (Дает Якову письмо.)
Яков(читает): Передай Якову, что он повел себя как хулиган и шантажист, с которым у меня ничего общего нет и никогда не будет. Пусть живет, с кем хочет и где хочет… (опускает письмо) У меня больше нет отца.
Аллилуева: Это он написал в гневе. Время пройдет, помиритесь.
Кремль. Сталин, Молотов, Микоян, Ягода.
Сталин: Клим, как продвигается перевооружение армии?
Ворошилов: Плохо.
Сталин: Почему плохо?
Ворошилов: Заводы дают недостаточно техники.
Сталин: Молотштейн, почему заводы не дают технику?
Молотов: Здания для заводов мы построили, но станков не хватает.
Сталин: Почему не хватает станков?
Молотов: Сами делать не умеем, а покупать за границей не на что. Империалистам наши рубли не нужны, им подавай золото или фунты стерлингов.
Сталин: Анастас, все картины из Эрмитажа продали?
Микоян: Кое-что осталось.
Сталин: Устрой аукцион. Или найди проворного западного негоцианта, который не знает, куда капитал девать. Что богатые армяне в мире перевелись?
Микоян: Немедленно займусь, товарищ Сталин.