Сталин, Иван Грозный и другие — страница 31 из 88

Для современного историка, анализирующего войны и политико-административные меры правительства с точки зрения их соответствия интересам известных классов, совершенно невозможно вернуться к прежним теориям личных и закулисных влияний, невозможно поддаться наивным приемам памфлетистов XVI в., всем этим сплетням бежавших из Москвы опричников, в которых они сами в свое время принимали живейшее участие. Невозможно усвоить себе суждения иностранцев, которые были сами опаснейшими из изменников, когда они говорят о равнодушии или неверности массы народа в отношении своего отечества и в отношении правителя страны.

Известную роль показания своеобразно заинтересованных свидетелей XVI в. сыграли, но только в отрицательном смысле: они послужили полной и окончательной ликвидацией мифа об Иване Грозном, которого привыкли изображать в виде классического тирана русской и всемирной истории[201].

Опубликование памфлетов было лишним поводом обратиться к другим источникам, которые в свою очередь дали возможность приступить к историко-конструктивной работе, к восстановлению административных и финансовых реформ правления Ивана Грозного. Запоздавшее по времени появления в исторической науке произведение XVI в. послужило к рассеянию еще одного мифа, который заключал в себе суждения большей части европейцев о России и русских людях, мифа и вместе с тем обвинительного акта, на которой в наши дни отвечает уже не наука, а вся многообразная жизнь великого русского народа, отвечает объединение народов СССР в Отечественной войне.

В этом смысле вновь открытые документы XVI в. приобретают значение и для современности, и даже для современной войны. Надо только заметить, что степень актуальности произведения Штадена в среде русских ученых и ученых немецких совсем не одинаково. В стране, где возникло это сочинение, на него смотрят сейчас с особым благоговением.

Теперь, когда немецкому народу фашистским начальством дан приказ сокрушить славянство, обращать русский народ в рабов немецких господ, ученые Германии должны играть роль застрельщиков – собирать доказательства физической негодности и культурной неспособности славянской расы вообще и русского народа в особенности[202].

В этой связи вполне понятно, почему немецкая фашистская наука крепко уцепилась за Штадена: ведь она открыла в нем нужный ей обвинительный акт против русского народа, предисловие к походу на СССР, построенное на историческом основании.

С каким увлечением читали в фашистских кругах заголовки штаденовского проекта – «План обращения Московии в имперскую провинцию».

Выступления по докладу.

В.И. Пичета – член-корреспондент АН СССР[203]:

«Когда 20 лет тому назад вышла книга Виппера «Иван Грозный», она на нас, еще молодых историков, произвела очень сильное впечатление именно потому, что она впервые вводила старую Московскую Русь XVI в. в орбиту общеевропейской политики и изучала историю Московского государства времен Ивана Грозного в сравнительно историческом освещении. Это было новое в нашей историографии, потому что старые русские историки обычно рассматривали исторический процесс русского государства изолированно от западноевропейской истории. Но после работы Р.Ю. Виппера идти другим методом было невозможно.

Я считаю, что работа Виппера «Иван Грозный» произвела известный переворот в нашей исторической науке – в методах и приемах. Сегодняшний доклад является добавлением к той работе, которая им была написана.

Дело в том, что все старые русские историки грешили в одном – крайне увлекались всем иностранным. Записки иностранцев на Руси всегда были своеобразной настольной книгой для наших русских историков, откуда они черпали картину быта русского народа, а отсюда слагались рассказы о величайшей некультурности и варварстве русского народа. Когда читаешь такие описания в нашей литературе, то создается картина сплошной темноты, черноты и какого-то своеобразного отвращения. Непонятно, как народ такой некультурный мог явиться создателем такого большого государства, как Московское. Непонятно. Даже в советский период, к сожалению, я не знаю ни одной работы, которая бы поставила вопрос об иностранных источниках по-иному. В трудах отдельных историков продолжает существовать та же тенденция чрезмерной переоценки иностранных источников. Та критика, которая была дана Р.Ю. Виппером Штадену, как человеку, преисполненному величайшей ненавистью к русскому народу, извращающему его культуру, общий характер его жизни, – отвечает политическому моменту, является новой страницей в истории. Это есть новый повод для нас всех, русских историков, обратиться к изучению иностранных источников и подвергнуть их такой же беспощадной критике, которой подверг Р.Ю. Виппер Штадена, ибо настало время, когда мы должны иностранные источники оценить по-другому, а не повторять вслед за другими ту клевету, которую мы находим в них относительно жизни русского народа и его культуры, иначе мы не преодолеем эту легенду о некультурности, отсталости и дикости русского народа. Если мы эту легенду преодолели относительно Киевского государства, то она еще продолжает существовать в отношении Московского государства.

Однако должен сказать, с некоторыми моментами я не согласен и позволю себе высказать кое-какие соображения. Безусловно, Иван Грозный – крупная политическая фигура, крупный политический деятель и мыслитель. Это отрицать никто не может и не будет, но все-таки я сомневаюсь в том, чтобы весь тот террор, который проводил Грозный, определялся обстоятельствами измены, и что в этот террор Грозный не вносил известных элементов личного раздражения и недовольства в результате той нервозности, которая была для него характерна. Мне думается, если мы отметим эту нервозность Грозного, от этого нисколько не пострадает его значение, значение Ивана Васильевича Грозного в истории как крупного политического деятеля.

В Новгороде был заговор, это известно, но зачем же все-таки топить бесконечное количество людей? Грозный открывает западный фронт, захватывает Ливонию, но зачем же, захватив Полоцк, предавать казни бесконечное количество людей и тем самым подрывать авторитет Руси. Если Иван Грозный захотел захватить эту территорию, дорогу к Балтийскому морю, так зачем же подрубать сук, на котором сидишь, зачем же подрывать доверие населения, которое в известной степени встречало Ивана Грозного приветливо, сердечно, потому что видело в русском народе если не освободителя, то защитника интересов белорусского народа. Таких фактов, которые характеризуют Ивана Грозного и поведение войск во время Ливонской войны, можно привести сколько угодно. Если такие факты проводились самостоятельно московскими войсками и отличались духом времени, – это иной разговор; если это входило в планы политики московского царя Ивана Грозного, то это заставляет смотреть по-иному, и целый ряд моментов и действий Ивана Грозного пересмотреть. Здесь такой чрезмерной идеализации Ивана Грозного проводить не стоит, и говорить только о величайших талантах и достоинствах было бы неправильно.

Иван Грозный – крупная фигура. Она должна быть предметом всестороннего изучения, но она требует не идеализации, как это делаем мы, а несколько более осторожного подхода, потому что факты противоречат такой идеализации. Возьмем, например, такой факт – почему Иван Грозный потерпел поражение в Ливонской войне? Почему он не понял, что старая служивая конница отжила свой век? За эту техническую отсталость, которой возмущалось громадное количество русских историков, и расплатилась Россия. Эта отсталость России и непонимание Иваном Грозным того, что необходимо провести серьезную реформу в организации военного дела, заставляет нас по-иному, несколько критичнее, отнестись к Ивану Грозному».

Академик Ю.В. Готье[204]: «Я хотел сделать замечания по двум вопросам. Первое – это мысль, приведенная здесь академиком Пичета о том, что работы иностранцев как бы обесценивают русских, так ли это? Я не думаю, что с этим можно целиком согласиться. Разве об известных источниках мы узнаем из иностранных источников? Нет. И в наши дни – уже советский народ, в котором русский народ занимает громадное место, дает доказательство противного.

Второе… появление в обиходе сочинения Штадена, а за ним Шлихтинга взбудоражило общественное мнение.

Что же больше всего показывает Штаден, что он больше всего стремится доказать? Дикость, некультурность русского народа, его неспособность защищать свою родину. Все высказывания, с которыми выступал в свое время Штаден, да разве это не мнение большинства фашистских правителей? В.И. Пичета совершенно прав. Эту легенду пора опровергнуть».

С.В. Бахрушин – член-корреспондент АН СССР[205]: «Р.Ю. Виппер в своем обширном и интереснейшем докладе дал целую картину второй половины царствования Ивана Грозного. В связи с этим я позволю себе высказать одно пожелание. Мне кажется, период 60-70-х гг. не может быть понят вне связи с явлениями, предшествующими и последующими. Я имею в виду реформы 50-х и 80-х гг. Полагаю, что эпоха опричнины немного нас завораживает и что значение этого периода мы узнаем за счет той большой созидательной работы, которая предшествовала опричнине и завершила опричнину. Я не буду сегодня в своем выступлении подробно на этом останавливаться, поскольку один из этих моментов мне придется развернуть более подробно в своем докладе на следующем заседании сессии, посвященной Ивану Грозному. Но я хотел бы только указать, что вполне охватить значение 60-70-х гг. можно только в случае тщательного учета явлений предшествующих и последующих, чтобы не создалось несколько одностороннего впечатления… Вопрос, который, конечно, живее всего захватил, который нашел отражение в выступлениях В.И. Пичета и Ю.В. Готье, – это вопрос об отношении к иностранным источникам. Тут указывалось, какое значение имел доклад, который мы прослушали, и который шаг за шагом дает отдельные суждения и подробные высказывания Штадена, на основании которых можно составить совершенно определенное впечатление о большой односторонности и тенденциозности этого рода источников.